В прошлом году китайскую общественность потряс автобиографический рассказ «Я – Фань Юй-су», повествующий о жизни и судьбе простой женщины-мигранта. Эта история важна тем, что практически все крупные китайские государственные СМИ осветили это произведение и жизнь его автора, тем самым обнажив острые социальные проблемы современного Китая. Сочинение «Я – Фань Юй-су» не только отлично отображает проблемы бедности и условий труда рабочих мигрантов в Поднебесной, но и демонстрирует относительно адекватную реакцию китайского правительства на подобную критику.
В конце апреля 2017 г. в китайской социальной сети WeChat (аналог WhatsApp и Facebook с миллиардом пользователей по всему миру) был опубликован рассказ «Я – Фань Юй-су» (我是范雨素), набравший за сутки более 100 тыс. просмотров. Уже через несколько часов после выхода в свет этой истории, глубокой ночью, ее автору, Фань Юй-су, позвонили сразу два издательства с предложением публикации рассказа. «Я зарабатываю на жизнь тяжелым физическим трудом, а не ремеслом писателя. Когда я разместила в WeChat свое сочинение, я и не рассчитывала на нем заработать – только если совсем немного. Но на следующее утро рассказ зажег общественный интерес и мне пришли первые гонорары», – делится Фань своим удивлением с корреспондентами, наполнившими ее небольшую комнатку.
Фань Юй-су
Нет, это были не корреспонденты каких-то небольших развлекательных изданий или оппозиционных СМИ – к Фань приехали журналисты информационного агентства «Синьхуа» (наш ТАСС), главной газеты страны «Жэньминь Жибао» (наша «Российская газета»), центрального телеканала Китая CCTV (наш Первый канал и ВГТРК вместе взятые). Трогательная история простого рабочего мигранта, вызвавшая серьезный общественный резонанс, была освещена всеми крупными и малыми китайскими средствами информации. И нужно заметить: СМИ не пытались «оседлать» эту историю, направив ее в нужное для власти русло. Рассказ был освещен непосредственно, без каких-либо пояснений и трактовок, представив собой, как мне показалось, интересный пример самокритики современного Китая, донесенной до масс рупором простого рабочего. Мне кажется, что этот популярный рассказ вместе с открытой реакцией на него СМИ в ряде вопросов намного больше говорит о состоянии современного китайского общества, чем многочисленные аналитические статьи с прикладываемыми статистиками и замерами.
«Я – Фань Юй-су» – рассказ, сочетающий в себе черты репортажа и социального очерка. Автор рассказа, Фань Юй-су, хоть и быстрыми, но от этого не менее яркими мазками представила три периода жизни бедняка в современном Китае (80-ые гг., 00-ые гг., сегодняшний день). Какой-нибудь искушенный в современных литературных жанрах читатель чудесным образом «запихал» бы это произведение в рамки уже избитой документальной прозы (или нон-фикшн, как принято сегодня называть этот жанр). Мне же больше приятна мысль о том, что Фань Юй-су не пыталась выдержать жанровые или стилистические условности и вылила все свои мысли и переживания на бумагу. Но всем близко это желание «преломить» художественное произведение на свой лад, под близкую или интересную тебе реальность (в этом, собственно, и выражена большая прелесть литературы). Государственные издания КНР увидели в этом рассказе, как мне видится, руководство к действию. Ряд либеральных изданий типа китайского отделения «Голоса Америки» (VOA Chinese) предположили, что такая открытая реакция ведущих СМИ Китая на рассказ – некая ошибка, которую в ближайшее время исправят, удалив всю информацию о сочинении и его авторе (прогнозы так и не сбылись). А многие китайцы считают, что таким образом власть пытается уменьшить поток мигрантов в Пекин и другие китайские мегаполисы, испугав их непростой жизнью Фань.
С надеждой, что мое «преломление» наиболее близкое к реальности, я бы осмелился отнести этот рассказ к погибшему у нас направлению соцреализма, еще существующему в Китае благодаря нескольким «островкам» современных писателей и «океану» китайской литературы ХХ столетия (погибшим я называю именно существование соцреализма в сознании современного общества, сами произведения наверняка публикуются, но, по моему мнению, массами не овладевают). Нет, Фань Юй-су даже не намекает на какую-либо борьбу в своем рассказе, не очерчивает главного врага простого рабочего. Но мне думается, что не менее важным в соцреализме является честное отображение окружающей реальности, подкрепляемое социальным положением самого автора. С первого взгляда рассказ может показаться простой сентиментальной историей без каких-либо обобщающих выводов. Особенно такое восприятие возможно после прочтения первой части, в основном посвященной жизни матери Фань Юй-су. Усиливается этот эффект «простоты» истории самим автором, что отмечает китайская аудитория. Например, «Синьхуа» цитирует один из самых популярных комментариев, оставленных под рассказом: «В произведении нет никаких признаков возмущения, яростных слов негодования, иногда это доходит до того, что рассказ теряет какую-либо эмоциональную окраску. Писатель представляется читателям точным регистратором жизни его социального окружения. Но так жизнь простого человека в огромном обществе только живее ложится на бумагу». Да, конечно, это не «Мать» Горького или «Рикша» Лао Шэ, где писательский талант без конкретных выводов рисует взаимосвязь одной трагической истории с судьбами всего мира. Но, с другой стороны, Фань Юй-су своей непосредственностью, и, возможно, намеренной скупостью на эмоции заставляет задуматься над всеобщей причинностью такой жизни. И проглядывающиеся в рассказе нотки юмора и самоиронии заставляют поверить, что, излагая ход мыслей простого человека, Фань незаметно выглядывает из-за угла в ожидании реакции читателя.
Автор популярного рассказа – 44-летняя уроженка китайской провинции Хубэй, переехавшая на заработки в Пекин. Фань Юй-су относится к так называемой страте «пекинских странников» (北漂) – мигрантов, живущих и работающих на окраинах китайской столицы. Фань – самая младшая из пяти детей – оказалась и самой способной: она закончила среднюю школу, даже преподавала в младших классах. В 20 лет она перебралась в деревню Пицюнь, расположенную на востоке Пекина. Пицюнь «славится» своими перерабатывающими заводами и, соответственно, пристанищем для тысяч рабочих мигрантов со всего Китая. Наконец, найдя приемлемое по цене жилье в «производственной деревне», девушка вступает в местный литературный кружок – главную отдушину для здешних работяг. Учитель, курирующий кружок, помогал мигрантам окаймлять все тяготы трудовой жизни в литературную форму. «Обращаясь к вещам, не связанным с физическим голодом, утоляешь голод духовный», – рассказывает Фань о живительной силе художественного слова. Еще в детстве она зачитывалась литературными журналами и популярными романами – они подтолкнули ее отправиться в столицу, чтобы «увидеть мир». Когда же Фань узрела реальную жизнь, только литература помогала ей облегчать душу и хотя бы на время покидать многострадальную юдоль.
Фань Юй-су зачитывает свой рассказ в литературном кружке
Не хотелось бы ненароком высмеять этот рассказ, преувеличив его значение для современного Китая, но и не покидают опасения умалить достоинства и значимость общей картины и ее деталей для демонстрации социальных язв китайского общества. Балансируя между двух зол, считаю единственно верным путем практически дословный, неприукрашенный перевод этой честной, горькой, но, к счастью, пока не законченной истории.
Надеюсь, что рассказ не только затронет определенные струны в душе читателя, и не только отразит реальные проблемы бедности современного Китая, устремляющегося семимильными шагами навстречу к модернизации. Я буду очень рад, если этот рассказ откликнется в сознании и сердцах таких же трудяг, рабочих мигрантов всего постсоветского пространства. Я бы хотел, чтобы это сочинение стало тем дуновением, которое миллионами голосов вливается в стремительный ветер истории. Ведь неспроста рассказ Фань Юй-су с таким шумом прогремел в общественном сознании китайского народа. Молитвенно повторяющаяся сегодня формула о существовании только двух союзников у России, как мне кажется, может хоть немного пошатнуться и подвергнуться сомнению, если познакомиться с историей такой далекой и одновременно близкой нам всем реальности. Быть может, этот рассказ напомнит читателю о классовой идее, связывающей всех трудящихся, невзирая на культурные и языковые барьеры. Быть может, история Фань Юй-су из деревушки Пицюнь под Пекином напомнит нам о жизни рабочих мигрантов, живущих на окраине Москвы, которая не сильно отличается от китайской реальности.
Рукодельная карта деревушки Пицюнь
Не будет лишним перед самим переводом затронуть некоторые композиционные особенности произведения. Как рассказывала Фань корреспондентам, изначально она писала рассказ про свою маму, но когда учитель литературного кружка прочитал его, он предложил ей дополнить сочинение историей своей жизни. По этой причине первая часть рассказа, перевод которой вы увидите ниже, кроме краткого введения в ее историю, посвящена детству Фань Юй-су и героическому труду ее матери. Всё произведение делится на три логические части, которые отображают три этапа становления современного Китая. Первая часть повествует о детстве автора – 70-80-х гг., вторая часть рассказывает о переезде Фань в Пекин и первых трудностях (90-00-е гг.), третья часть рисует ее нынешнюю жизнь в Пицюне.
К этой статье я приложу перевод первой части рассказа, вторая и третья часть выйдет в ближайшее время отдельной публикацией.
«Я – Фань Юй-су»
1
Моя жизнь напоминает грубо переплетенную судьбой книгу, которую невозможно дочитать без слез.
Сама я из города Сянъян провинции Хубэй. В 12 лет начала подрабатывать учителем в местной школе. Если бы я не уехала из родных мест – могла бы стать настоящим преподавателем на полную ставку.
Но я не могла терпеть, не могла сидеть в колодце и наблюдать только за одним клочком неба. Такая скучная жизнь не для меня, я отправляюсь в Пекин – только там можно увидеть мир. Тогда мне было всего 20 лет.
Сразу по приезду в столицу жизнь начала складываться неладно. Главной причиной этому была моя нерадивость: руки и ноги не слушались меня, я очень была неуклюжей. Другие люди тратили всего тридцать минут на выполнение поставленной задачи, мне же не хватало и трех часов. Всё валилось из рук – я работала намного хуже остальных. Особенно это проявлялось в работе официанткой – оцепенев, я могла внезапно упасть и разбить тарелки. Небольшой заработок не давал мне умирать с голоду. В Пекине я провела два зря потраченных года, наблюдая, как невидимый идеал сгорает у меня на глазах.
Спустя некоторое время я вышла замуж за одного дунбэйца[i], но это был совсем паршивый брак. Мы продержались вместе не больше 5-6 лет, я родила двух дочерей. Бизнес отца детей приносил только убытки, каждый день он напивался и избивал меня. Я действительно больше не могла терпеть эту жестокую жизнь и решила взять двух дочек и вернуться за помощью домой в Сянъян. Муж даже не пытался нас найти. Я слышала, что он перебрался через западные регионы Китая в Россию и, вероятно, сейчас пьяным валяется на какой-нибудь московской улице.
Долго дома я оставаться не могла, и вскоре мы с детьми вернулись обратно в северную столицу в поисках заработка.
2
В детстве мы со средней сестрой любили вместе лежать на кровати и читать романы. Когда же от чтения уставали глаза, мы болтали о всяком. Я спрашивала сестру: мы пролистали так много биографий известных личностей, кто же из них больше всего на тебя повлиял? Сестра отвечала: всех этих великих людей невозможно увидеть или пощупать – никто из них не смог меня впечатлить. Только старший братик служит для меня примером.
Я слушала ее, но в душе не придавала этому значения. Конечно же, книжные персонажи невидимы и неощутимы – в их существование сложно поверить. Но наша жизнь реальна, тем более ощутима – именно поэтому моим героем была наша мама. Да, брат был одаренным ребенком – но не более того.
Мою маму зовут Чжан Сянь-чжи, она родилась 20 июля 1936 года. Уже в 14 лет благодаря своему красноречию и умению решать любые споры между сельчанами ее единогласно избрали председателем деревни. С 1950 года в течение 40 лет моя мама стояла у власти, подобно Саддаму Хусейну, Муаммару Каддафи и другим непреклонным политическим лидерам. Только гордилась я своей матерью не из-за этого.
Дедушка Вэй, когда мама была еще совсем маленькой, по договоренности посватал ее с соседом по лестничной клетке, моим отцом. Эта свадьба в будущем очень помогла моему дяде – брату мамы, ради него все и задумывалось. В молодости мой папа был очень талантливой и тонкой натурой, чем не сходился с практичной и хозяйственной матерью – ссоры между молодоженами не стихали ни на день.
Отец с детства напоминал мне тень большого дерева – вроде бы настоящий, а коснешься – и нет его. Он часто болел и не почти не разговаривал, а заниматься физическим трудом ему не позволяло слабое здоровье. Небольшая комнатка вмещала пять детей, и все они держались только на одной матери.
Мама родилась в ненавистном «старом обществе»[ii] – тогда для женщин о школе даже и речи не было. Но имена всем моим братьям и сестрам мама выбирала лично. Старшего брата она назвала Фань Юнь, младшего – Фань Фэй. Мама надеялась, что братья станут лучшими людьми и смогут «унестись в заоблачные дали» согласно старой китайской легенде. Нам, трем сестрам, она выбирала имена более свободно. Старшую сестру мама назвала Фань Гуй-жэнь, так как во время ее рождения за окном цвело чайное дерево. Средней сестре мать сначала хотела дать имя Мэй-жэнь – был сезон цветения слив, но оно было созвучно «невезучему человеку», поэтому остановились на имени Фань Мэй-хуа. Меня назвали Фань Цзюй-хуа – во время родов мама увидела благоухающую хризантему. В 12 лет я запоем читала популярный тогда любовный роман «Моросящий дождь», написанный известной писательницей Цён Яо. Пораженная печальной историей любви я без разрешения родителей решила поменять свое имя на Фань Юй-су[iii].
Мать Фань Юй-су – Чжан Сянь-чжи
С самого детства старший брат старательно учился, но его талантов не хватило для поступления в школу. Он усердно учил классические тексты днями напролет, но постоянно засыпал за рабочим столом. Из-за этого у него не получилось сдать экзамены в университет с первого раза, не вышло и со второй попытки. Брат очень сердился, он считал, что провалив вступительные экзамены в вуз, он не сможет покинуть деревню и выбиться в люди. Чтобы «перепрыгнуть через деревенскую ограду», он непременно должен стать настоящим ученым-литератором – все мысли брата были поглощены учебой.
Наша семья была очень бедной. Две сестры имели инвалидность – это только прибавляло забот. Изо дня в день, из года в год дом наполнялся звоном, означающим, что сестрам нужно чем-то помочь: «динь-дон – динь-дон» будто напоминал о нашей бедности.
Чтобы старший брат стал ученым, семья вкладывала в его «науку» все до последней копейки. Он часто забирал из дома рис, пшеницу, которые продавал, а на вырученные деньги покупал научные издания и традиционные каноны. Дома совсем не оставалось еды, нам приходилось доедать оставшийся батат. К счастью, никто из пятерых детей с голоду не умер, ни один не протестовал и не пытался съесть больше другого – и все это благодаря маме.
Старший брат потратил несколько лет на чтение книг и сложение сочинений, но его цель стать настоящим ученым так и не сбылась. Идеи и стиль его работ стали подобны творениям добродетельных мужей, выглядеть он стал неряшливо – будто не от мира сего, а речь его стала подобна классическим текстам. В деревне таких людей насмешливо называют «глотающий слова» – они напоминают деревенского ученого Кун И-цзи, вышедшего из-под пера знаменитого писателя Лу Синя[iv]. Таких людей в деревне все презирали. Однако, между Кун И-цзи и старшим братом есть одно отличие: у первого не было нашей доблестной матери. Именно благодаря ей никто в селе не осмеливался бросать надменный взгляд на брата.
Ораторские способности и умение вести себя с разными людьми позволили маме занять особое положение в деревне. В нашем Сянъяне ее называли «красным листом»[v]. За почетное звание «красного листа» моя мама не брала ни копейки, помогая людям найти свою любовь исключительно добровольно. Используя современный язык, сегодня ее бы назвали волонтером. В 80-х годах прошлого века в каждой деревенской семье было принято иметь много детей, а юноши и девушки довольно рано женились – именно поэтому такие люди, как моя мама, были самыми популярными и любимыми на селе.
Мой брат не смог стать ученым, у него не получилось «перелезть через деревенскую ограду» – эти вопросы уже потеряли важность. Теперь главной задачей для него была женитьба. Такой тип людей, как мой старший брат, в деревне считают сумасшедшими – о невесте даже и речи не шло. Так бы оно и было, если не брать в расчет нашу удалую маму. Она до сих пор умеет все черное представить белым: так, все недостатки ее старшего сына были обращены в его преимущества. Благодаря грозной силе материнского слова наш брат, выходец из беднейшей семьи, смог найти жену, похожую на цветущую весной белую акацию.
После свадьбы брат по-прежнему отставал от века нынешнего. Он убеждал мать, что даже если пост главы деревни незначителен, она должна покинуть его – ведь никакой чиновник не может избежать алчности и взяточничества. Я тогда была еще маленькой, но понимала, что старший брат шутит, ведь где тут найтись взяточничеству, если все мы уже который год грызем один лишь батат? Однако, хотя мама ничего не говорила, спустя 40 лет тяжелой работы она ушла в отставку.
Старшая сестра, когда ей было всего 5 месяцев отроду, сильно заболела менингитом. Так как никакой связи между нашей деревней и Сянъяном не было, матери пришлось просить своего самого быстроногого брата взять с собой сестру и бежать в городскую больницу, путь до которой составлял не меньше 40 ли[vi]. Но даже в больнице ей не смогли помочь, из-за чего сестренка стала умственно отсталой. По словам матери, инъекция, которую она каждодневно вводит сестре, только отравляет ее организм, но без лекарств она может умереть.
Мама никогда не прекращала борьбу за Фань Гуй-жэнь. Она верит, что сможет вылечить сестру, используя и западную, и китайскую медицину. Не брезгует она разными шаманами и колдунами – мать пробует все способы излечения, она верит в чудесное спасение сестренки. К нам часто приходят разные люди с рассказами о каком-нибудь волшебном или святом месте, которые помогут сестре. Мать посылает отца вместе с дочерью молиться в подобные святыни, если же они приносят оттуда какой-нибудь талисман, она всегда сжигает его и дает сестре выпить воду с растворенным пеплом священного артефакта. Каждая новая надежда обворачивается новым разочарованием, но мама никогда не сдается.
Несчастья не обошли и среднюю сестру: ее сковал детский паралич, который смогли излечить только по исполнении 12 лет. В итоге она пошла на поправку, но осталась на всю жизнь хромой.
У моей мамы пять детей, и за всю жизнь никто не давал ей и минуты покоя.
P.S. В следующей статье будет представлен перевод второй и третьей части рассказа, где Фань Юй-су подробно изобразит свою непростую жизнь в пригороде Пекина, условия труда китайских рабочих и быт мигрантов деревни Пицюнь.
i Дунбэй – северно-восточная провинция Китая
[ii] «Старое общество» (旧社会) – в Китае так принято называть крестьянские общины, находившиеся под властью помещиков вплоть до 1949 г. – образования КНР.
[iii] Древняя китайская традиция обязует с большой ответственностью относится к выбору имени для ребенка. Кроме поиска имен, созвучных благоприятным словам типа «счастье», «богатство», «добродетель», от родителей требуются знания основ астрологии и совещания со гадальщиками-знатоками классического канона «Книги изменений» (易经). Обычно имя выбирал отец по советам гадальщиков, в этом же случае Фань Юй-су подчеркивает, что выбрала имя не просто женщина, а крестьянка, по определению мало сведущая в этой науке. *Краткие пояснения к именам: 1) Фань Юнь – «облако», 2) Фань Фэй – «крылья» ～ соотносится с желанием матери, чтобы ее сыновья «унеслись в заоблачные дали»; 3) Фань Гуй-жэнь – «чайное дерево», 4) Фань Мэй-хуа – «цветы сливы», 5) Фань Цзюй-хуа – «хризантема», 6) Фань Юй-су – в имени есть слово «дождь» – отсылка к ее любимому роману.
[iv] Известный сатирический рассказ Лу Синя, повествующий о жизни бедного ученого, следующего заветам Конфуция и пытающегося сдать экзамены.
[v] Так в Китае называли посредников любви – свах.
[vi] Около 20 км.
