Александр Соколов
Наше время – это эпоха экстремизма. Его крайнее выражение – терроризм – принесло много горя и миру, и нашей стране. Одной из главных задач власти в этих условиях является всемерное противостояние этому злу, защита общества от него. На эти цели не жалко никаких средств и усилий. Однако нельзя любые формы социального протеста, борьбы против общественных недостатков и за более высокий социальный идеал, расценивать как экстремизм. Иначе развитие общества прекратится.
Думаю об этом в связи с судьбой своего ученика, Александра Соколова, оказавшегося – на мой взгляд безосновательно – на скамье подсудимых по обвинению в экстремизме. Всякому беспристрастному наблюдателю, который познакомится с ходом процесса, будет очевидно, что на нем нет и тени состязательности сторон. Это видно из того, как враждебно к стороне подсудимых держатся судебные приставы, которые даже избили адвоката, а потом обвинили в том, что он сам же и виноват; из того как враждебно относится к подсудимым и их защитникам судья, как аргументы защиты попросту игнорируются прокурорами и т.д. Но я не очень осуждаю этих людей (за исключением избиения адвоката приставами, что является особой низостью). Вздумай они вести это дело по закону, их бы сразу отстранили со всеми последствиями для их личной карьеры и положения. Судья и прокуроры, конечно, ведут себя конформистски, но не больше, чем мы все, кто находится еще на свободе. (Но это не относится к подсудимым.) В силу этого, ожидать от самого процесса справедливости в этом деле не приходится. Это, в конце концов, лишь еще одно проявление универсальности законов исторического материализма, согласно которым интересы правящего класса определяют деятельность созданных им институтов, в том числе и суда.
Хочется, тем не менее, обратиться к тем, кто решает судьбу процесса, и чью волю в данном случае исполняет суд. Очень надеюсь, что им попадутся на глаза эти строки. Мне могут сказать, что обращаться к правящему классу наивно, ибо он сплошь состоит из эксплуататоров, реакционеров и коррупционеров, которые, в конечно счете, и инициировали этот процесс. К сожалению, в этом суждении много верного. Опыт истории, однако, говорит о том, что правящий класс – не монолит. К нему принадлежат разные люди, входящие в разные группировки и течения, делящиеся на более реакционные, и более прогрессивные. В правящих кругах есть не только те, кто беззастенчиво наживается, но и те, кто стремится защитить интересы государства так, как он их понимает. Сравните, в нашей недавней истории такие фигуры, как Чубайс и Примаков, например. Последний, между прочим, вполне буржуазный политик, преследовавший цель личной карьеры (но, насколько можно судить со стороны, не наживы) в рамках существующего строя. Он, конечно, на многое закрывал глаза. Но все же это далеко не Чубайс, в силу чего его и не допустили до власти. Тем не менее, вес в политике он имел большой. Наверняка и сейчас есть на Олимпе власти люди, которые с тревогой за государство наблюдают нарастающий кризис. К разуму таких людей вполне можно обращаться.
Но обо всем по порядку. Я узнал Александра в 2009 г., когда после окончания Финансовой академии при Правительстве РФ он поступил в аспирантуру Центрального экономико-математического института РАН, в котором я работал. С самого начала нашего научного общения Саша произвел на меня сильное впечатление аналитическим складом ума и серьезным отношением к учебе и науке. Но если бы его достоинства ограничивались только этим, то он был бы всего лишь еще одним перспективным молодым исследователем, человеком книг, статей и научных конференций. У Александра были качества, выделявшие его даже среди талантливой исследовательской молодежи – у него было развитое гражданское чувство. Он обостренно воспринимал неправду и несправедливость в жизни общества. Вторым, его еще более редким качеством было то, что он не отделял свою личную, индивидуальную судьбу от общественного идеала, который исповедовал.
Не могу тут удержаться от цитирования Достоевского, писавшего о «русских мальчиках», занятых «вековечными вопросами»: «…есть ли бог, есть ли бессмертие? А которые в бога не веруют, ну те о социализме и об анархизме заговорят, о переделке всего человечества по новому штату, так ведь это один же черт выйдет, всё те же вопросы, только с другого конца». В наши времена, когда поколение-next все чаще выбирает Pepsy, таких стало гораздо меньше. Вот почему Александр так импонировал мне своим стремлением жить по теории. Хотя теперь я понимаю, что именно эта черта и привела его на скамью подсудимых. Но можно ли за это осуждать? И можно ли приравнять такое отношение к жизни к экстремизму? Я так не считаю, но понимаю почему так расценивают моего ученика власти.
В свое время русский религиозный философ Бердяев определял революционность не как стремление к насилию, а как «целостное отношение к жизни» с точки зрения теоретического идеала. Такая последовательная позиция неизбежно ведет к конфликту с окружающей действительностью, которая обычно противоречит передовому идеалу.
Александр считал главным пороком нашей жизни вездесущую коррупцию. Он не принимал тот широко распространенный взгляд, что это только результат деятельности отдельных нечистоплотных чиновников. Самые масштабы проблемы говорят о том, что мы имеем дело с явлением, имеющим глубокие корни. Именно поэтому он посвятил свое диссертационное исследование злоупотреблениям и неэффективности государственных корпораций. Понимая щекотливый характер проблемы, я, как научный руководитель, требовал от Александра строгой опоры на преданные огласке факты. И он обобщил огромный фактический материал проверок Генеральной прокуратуры, Счетной Палаты, публикаций в СМИ. Целостная картина получилась ужасающей – оказалось, что от 30 до 60 процентов средств, выделяемых государственным корпорациям, используется нецелевым или неэффективным образом. Несмотря на энергичное давление со стороны одной из затронутых в работе государственных корпораций, диссертационный совет единогласно поддержал эту работу, дав ей высокую оценку. После получения научной степени Александр стал сотрудником отдела журналистских расследований РБК. Он специализировался на антикоррупционных материалах. Мой ученик был одним из первых, кто опубликовал материалы о хищениях на космодроме «Восточный». Это было дело, имевшее большой общественный резонанс. Даже этих фактов было бы достаточно, чтобы считать Александра человеком незаурядным, принадлежащим к ныне почти вымершему племени бескорыстных и бесстрашных борцов за общественные идеалы.
Еще раз повторюсь: достойно ли это осуждения? Прежде чем решать этот вопрос, надо принять во внимание некоторые важные обстоятельства. Конечно, определенный консерватизм присущ любой власти по её природе. Он связан с тем, что, если не будет стремления к сохранению традиции, начнет распадаться сама социальная ткань общества. Однако государства, руководимые чисто охранительными элитами, обречены на катастрофу. Значит, в жизни государства, как и отдельного человека, критически важен разумный баланс между поддержанием традиции и осуществлением назревших перемен. Теоретически с этим мало кто будет спорить. Но также редко это разумное сочетание ищут в жизни. Между тем, отказ от этого баланса может дорого обойтись обществу.
Известный английский мыслитель Тойнби объяснял подъем и падение цивилизаций их способностью или неспособностью найти ответ на смертельно опасный вызов. Он показал, что приспособление цивилизации в ответ на угрозу её существованию вырабатывается некоторым творческим, критически мыслящим меньшинством. Добившись власти в борьбе со старой элитой, оно спасает общество и само становится правящим слоем. Однако в этом успехе бывает заключено зерно будущего поражения. Прошлая удача порождает традицию, и со временем фетишизируется. Бывшее критически мыслящее меньшинство по выражению Тойнби «окостеневает», и оказывается неспособно ответить на новый вызов, который никогда в истории не повторяет предыдущий. Последний пример из нашего собственного опыта – трагический распад Советского Союза – только подтверждает правоту английского мыслителя. Споры о его причинах и значении в нашей жизни не утихают. Но большинство людей разных взглядов сходится в том, что одной из них являлась косность советской бюрократии.
Окостеневшая элита подавляет новое критически мыслящее меньшинство, которое, как показывает Тойнби, должно в острой борьбе проложить себе путь к власти для спасения общества.
Если смена элиты не достигается, цивилизация погибает. По-существу, теория классика цивилизационного подхода подтверждает марксистский тезис о том, что, вопреки современным предрассудкам, революция играет в истории роль творческой и спасительной силы. Так, подавление разных видов неофициального социалистического мышления в СССР под видом борьбы против «ревизионизма» обусловило неспособность общества развиваться по социалистическому пути, предопределило реставрацию капитализма.
Есть, конечно, и оборотная сторона проблемы критически мыслящего меньшинства. Его стремятся использовать в своих целях великие державы, ведущие борьбу за мировое лидерство. СССР пользовался широкой поддержкой мирового коммунистического движения – самого массового политического движения в истории человечества, а Запад стимулировал диссидентство в советском обществе. Буквально на наших глазах Соединенные Штаты срежиссировали приход к власти в Киеве антироссийского, необандеровского режима. Стимулирование и использование внутренней оппозиции для вмешательства во внутренние дела других стран получило в западной политологии респектабельное название «мягкой силы». Думаю, что шок от киевского Майдана и страх перед организацией подобного события на Красной Площади – не последний фактор «дела Соколова».
В глазах властей такой ход мысли легко оправдать. В самом деле, формально Александра судят не за антикоррупционную деятельность, а за политический экстремизм. Это делается в рамках дела о т.н. «Инициативной группе по проведению референдума за ответственную власть» (сокращенно «ИГПР ЗОВ»). Вместе с Соколовым под судом находятся публицист, бывший главный редактор газеты «Дуэль» Юрий Мухин и его соратники: Валерий Парфенов и Кирилл Барабаш. Пенсионера Мухина следствие считает организатором экстремистского сообщества. Он является последовательным сторонником проведения всероссийского референдума по принятию закона об ответственности власти перед народом. Согласно этой идее, избиратели, голосуя на президентских и парламентских выборах, должны дать оценку действующей власти. Если большинство избирателей сочтет, что их жизнь улучшилась со времени последних выборов, то политиков отмечают государственными наградами и материальными благами, если нет – они отправляются в тюрьму на время своего пребывания у власти. С целью борьбы за проведение данного референдума Мухин и его сторонники создали т.н. межрегиональное общественное движение «Армия воли народа» (АВН) в 1997 году. Она привлекла некоторых сочувствующих, но так и не стала массовой организацией. В 2010 г. Московский городской суд запретил АВН «в связи с осуществлением экстремистской деятельности». Следствие считает, что Соколов вместе с иными лицами имел умысел продолжить деятельность АВН, переименовав её в ИГПР «ЗОВ». Соколов зарегистрировал домен сайта организации на свое имя и занимался его администрированием. Именно эту деятельность следствие трактует как организацию пропаганды целей и задач ИГПР «ЗОВ» и вовлечение новых участников в организацию. Можно ли считать деятельность ИГПР «ЗОВ» экстремизмом?
Скажу честно: я не считаю принятие указанного выше закона удачной идеей. Решать вопрос об уголовной ответственности кого бы то ни было, в том числе политиков, может только суд. Тем более, что при буржуазном строе общественное сознание контролируется правящим классом, доминирующим над средствами массовой информации, системой образования, научно-экспертным сообществом. В этих условиях голосование разрозненных, неорганизованных масс населения станет орудием внутриэлитных разборок. Вместе с тем, я согласен с принципиальной постановкой вопроса о необходимости социального контроля за властью. Только её механизмы, на мой взгляд, должны быть иными. В борьбе за общественные изменения трудящиеся классы должны создать свою «контр-гегемонию» по выражению марксистского мыслителя Антонио Грамши. Для этого требуется научная концепция общества, противостоящая буржуазной идеологии, массовое организованное рабочее движение, связанные с ним политические партии трудящихся. Лишь такое массовое движение рядовых людей, вооруженное научной концепцией и идеологией общественных преобразований может отстаивать их интересы. Критически мыслящее меньшинство должно искать связи с массами, если оно хочет стать реальной силой в истории.
А такой силой надо стать именно для того, чтобы достичь перемен, и во многом вопреки господствующим сейчас в нашем обществе интересам. Так является ли такая постановка вопроса экстремизмом? Я считаю, что это зависит от методов. Следствие не представило доказательств того, что подсудимые применяли или готовились применить насилие в борьбе за свои цели. Нет фактов, говорящих о том, что они заготавливали оружие и тренировали боевиков. Они лишь агитировали за проведение референдума, право на который закреплено в Конституции России.
Но возникает ещё вопрос о том, может ли Запад использовать эту организацию для создания политического кризиса в стране? Думаю, что это едва ли возможно, учитывая глубоко патриотические взгляды и позицию подсудимых. Они неоднократно выражали её и публично, и в частном порядке. Так, следствие утверждает, что Соколова необходимо держать в СИЗО, т.к. он, якобы, собирался скрыться в США. Это дикое обвинение возникло в связи с тем, что РБК рекомендовало Александра для прохождения семинара в США по проблеме коррупции. Однако, когда он заполнил анкету для организаторов семинара, ему было отказано. Дело в том, что, будучи человеком открытым и принципиальным, он высказал прямо все то, что думает об имперской внешней политике США на Ближнем Востоке, на Украине и в других регионах мира. Кроме того, обвинение игнорирует тот факт, что у Соколова на момент ареста даже не было заграничного паспорта. Насколько мне известно, и другие участники группы исповедуют глубоко патриотические взгляды. Трудно представить людей с такими ценностями в роли американской агентуры.
Разумные элементы в рядах правящего класса должны понять, что кризис общественного строя объективно, а значит неизбежно, порождает борьбу за его изменение. Конечно, признать наличие такого кризиса весьма сложно для власти. Но отказ видеть его не поможет преодолеть то, что власти считают экстремизмом. Масштабы коррупции, глубина её проникновения в общество и высота, на которой она поражает властную вертикаль, говорят, что это свойство утвердившегося в постсоветских обществах общественного строя.
Это периферийный или полу-периферийный, но в любом случае зависимый капитализм. Его экономическую основу составляет безвозмездная передача западному транснациональному капиталу части доходов, созданных трудом нашего населения. Это происходит, прежде всего, в форме вывоза частного и государственного капитала из страны, но не только. Такая экономика обречена на технологическое отставание и низкий уровень жизни. В ней неизбежно ограничение демократических прав и свобод, т.к. экономической основой общества является двойная эксплуатация населения в интересах собственного и зарубежного капитала. Распределительный характер экономики и слабость демократии являются объективной основой широчайшей и глубочайшей коррупции в таком обществе. Попытка России ослабить свою внешнюю зависимость в 2000-е годы породила резкое усиление давления на неё со стороны Запада, прежде всего, США. В условиях самого острого внешнеполитического кризиса со времен окончания «Холодной войны» все недостатки и слабости этого общественного строя проявились с особой силой.
Неудивительно, что патриотические, левые, да и просто все мыслящие силы страны выступили за глубокие общественные преобразования. Нелепо искать за нашей спиной (а я отождествляю себя с силами, стремящимися к переменам) «руку Вашингтона». Проводником влияния Запада, скорее, является компрадорский крупный бизнес, пресловутые олигархи.
Рациональные элементы правящего класса страны должны задуматься над тем, что попытка силой подавить тех, кто противостоит реальному кризису общественного строя, еще более подрывает основы стабильности в стране. В истории революций и национально-освободительных движений наблюдается следующий трагический парадокс: они побеждают не прямо, а проходя через цепь поражений. Близорукий правящий класс торжествует победу, достигнутую силой над критически мыслящим меньшинством. Недавний пример такого рода – это отвратительная эйфория украинских националистов в связи с сожжением людей заживо в Одессе в мае 2014 г. Но в этот момент упоения своей силой им невдомек, что они подготавливают новый, более массовый прилив восстания. Жизнь простых людей в результате развития кризиса только ухудшается, и их охватывает чувство вины за то, что они позволили расправиться со своими защитниками. В сознании людей возникает культ павших героев-заступников за народ. Когда политический кризис углубится в следующий раз, масса людей решит не отсиживаться дома, а выйти на площадь. Такова сложная диалектика истории. Подавление силой оппозиции, порожденной объективно существующим кризисом общества, подготавливает падение общественного строя.
Нам ещё предстоит убедиться в реальности этой диалектики в ходе неизбежного нового народного восстания в Новороссии, которое обещает быть много мощнее прежнего. Ещё более ярким свидетельством того же рода является история русского революционного движения. С его появлением на исторической сцене – с восстанием «декабристов» – учреждается «Третье охранное отделение собственной его императорского Величества канцелярии». Однако непрерывный рост царской «охранки» сопровождается не спадом, а расширением «освободительного», как тогда выражались, движения. История борьбы карательных органов самодержавия и социального протеста – это история смены революционеров более мягкого и гуманного толка людьми более жесткими и решительными. Агитацию за референдум ИГПР «ЗОВ» можно сравнить с «хождением в народ» 1874 г., которое ставило целью чисто мирную пропаганду социализма. Арестовав несколько тысяч агитаторов, царское правительство показало невозможность такого мягкого варианта борьбы. Результатом стал раскол народнического движения на «Народную волю», поставившую целью дезорганизацию правительства путем террора, и «Черный передел», ставший предшественником русского марксизма. В дальнейшем именно царское правительство способствовало выделению из марксистской среды организации профессиональных революционеров-большевиков. Роль политического экстремизма в истории России непрерывно нарастала по мере углубления кризиса самодержавия и усиления репрессий в отношении оппозиции.
Конечно, история никогда не повторяется в буквальном виде. Но в условиях усиления международной конфронтации бремя неэффективного общественного строя для рядового человека в современной России неизбежно возрастает. Разумные люди во власти должны задуматься над объективными последствиями этого. И тут исторические аналогии – незаменимая подсказка. Они, в частности, позволяют понять, какие чувства у людей вызывает, например, сопоставление «дела Васильевой» с «делом Соколова». Урок истории очевиден – подавление объективно обусловленного социального протеста лишь раскручивает спираль насилия. Неверно, что это – роковая неизбежность. Остановить раскрутку этой спирали могут решительные и эффективные реформы сверху. И примеры большей дальновидности правящих классов, чем демонстрирует наш, дает история.
В конце 18 в. английская буржуазия была шокирована зрелищем Великой французской революции, этой предшественницы Русской революции. В течение 19 в. в Великобритании были предприняты беспрецедентные меры, чтобы сгладить социальные конфликты, присущие капитализму: расширено избирательное право, включившее теперь рабочих; оказано давление на предпринимателей в пользу повышения заработной платы; начало развиваться рабочее законодательство, кооперация и т.д.
Французский историк и премьер-министр середины 19 в. Гизо вспоминал как был поражен интересом лидера английских консерваторов Роберта Пила к сочинениям французских социалистов. «Не может быть, чтобы человеку, который, вернувшись домой после тяжелого трудового дня обнаруживает, что ему нечем обогреть жилище и накормить детей, не импонировали эти идеи», – сказал он. После смерти Пила в его личной библиотеке было обнаружено около 200 томов различных книг о французской революции, исчерканных пометками. Вскоре Пил показал, что это был не только теоретический интерес.
В то время в Великобритании набирало силу движение рабочих-чартистов. Оно ставило целью добиться принятия закона, предоставлявшего избирательные права рабочим. На пике движения было собрано 2 млн. подписей. Получив право избирать, рабочие надеялись сформировать дружественный парламент и через законы построить в Англии социализм. Это тоже своего рода попытка организовать референдум, да не просто ввести ответственность власти, а в корне изменить общественный строй. Сила против рабочих была применена только когда они попытались захватить парламент, отказывавшийся рассмотреть их хартию. После этого премьер-министр Пил обратился к английским предпринимателям. Он заявил, что считает требования рабочих об увеличении заработной платы справедливыми, и предупредил, что если рабочие будут захватывать фабрики, то армия не придет на помощь хозяевам. Чтобы не допустить острых конфликтов, премьер-министр предложил договариваться с рабочими.
Уважаемый читатель, можете ли вы представить, чтобы что-либо подобное заявил Егор Гайдар во время недоброй памяти приватизации? А ведь теперь официально признан ее глубоко криминальный характер. И вообще, поставьте дело ИГПР ЗОВ в контекст этой истории. Здесь ведь речь не идет ни о захвате парламента, ни об изменении общественного строя. Скажем прямо – организовать референдум, который не поддерживает власть, в нашей стране практически невозможно. Почему же наблюдается такая избыточная реакция властей? В той враждебности, с которой суд относится к обвиняемым, чувствуется установка более вышестоящих людей преподать наглядный урок, показательно наказать, чтобы и другим неповадно стало открыто занимать критическую позицию. Это может означать отказ правящего класса от решения вставших перед страной проблем.
Назревшие преобразования блокирует то, что они болезненны для самого правящего класса. В нашем случае надо слишком много больших людей оторвать от коррупционной соски.
Но надо осознать, что репрессии вместо реформ – это закалка революционных характеров, которые правящий класс сам выковывает из мягкотелых и не склонных по своей природе к насилию интеллигентов. В истории России известно несколько случаев, когда духовные вожди оппозиции предупреждали об этом правящий класс, взывая к его разуму. Среди них, например, письма царю Герцена и Чернышевского о положении крестьянства. В ретроспективе ясно, что они содержали много разумного, ставили коренные вопросы русской жизни. Говорили о том, что не осознавалось в полной мере в высших эшелонах власти. Однако к ним не прислушались. Препятствовали корысть, близорукость и человеческая мелковатость власть предержащих. Говоря об этом, я, разумеется, не претендую на то, что пишу на уровне Герцена и Чернышевского. Я лишь хочу обратить внимание на теперь хорошо известные последствия пагубной самонадеянности правящих элит прошлого. А ведь они были и культурнее, и, так сказать, «законнее» нынешних.
В конце 1904 г. английский журналист брал интервью у приближенного московского градоначальника. Тот глубокомысленно поведал про своего шефа следующее: «Их превосходительство хорошо изучили историю французской революции и считают, что лучший способ отучить народ от конституционных затей – это повесить сотню-другую бунтовщиков». Расстрелять мирную демонстрацию рабочих-монархистов 9 января следующего года оказалось для власти также легко, как сейчас можно осудить Соколова и его товарищей. Но помогло ли это совладать с «экстремизмом»?
Руслан Дзарасов
