Минувшие выходные не запомнились особо знаковыми политическими событиями, в отличие от уикенда предыдущей недели, когда состояла и митинг либеральной оппозиции в Марьино, шли спонтанные осмысления скрытых мотивов дела Гайзера, состоялся культурный фестиваль «Остров 90-з» в Музеоне. Про очевидный идеологический подтекст последнего, кстати, вполне ёмко написал Андрей Манчук. Однако в то же самое время произошло ещё одно событие, до сих пор не получившее должного медийного резонанса.
На сайте «Эха Москвы» в одном из авторских блогов появилась статья с говорящим названием «Революция 2017-го года». Появление материала с подобным заголовком, по меньшей мере, странно для уважаемого оппозиционного издания. Ещё более странным кажется то, что принадлежит она не перу какого-то левого маргинала, политзаключённого, чрезмерно любопытного журналиста. Нет, её написал Евгений Гонтмахер. При всей возможной антипатии, назвать Гонтмахера маргиналом явно не получается: заместитель директора одного из институтов РАН, участник кудринского Комитета Гражданских Инициатив, член правления Института Современного Развития, бывший вице-президент Союза Промышленников и Предпринимателей, да и просто профессор, доктор экономических наук. Словом, речь идёт о человеке образованном, умном, влиятельном, как говорится, «человеке из системы». Но зачем же столь интеллигентному деятелю понадобилось воскрешать ужасы революционного прошлого?
В начале текста автор справедливо замечает, что иногда картины прошлого помогают лучше разобраться с возможным будущим. Историческим материалом в ходе такого сравнения для Гонтмахера выступают известные политические события столетней давности. Действительно, нужно как-то осмыслить причины того, почему власть оказалась в руках фанатичных большевиков, «которые на целых 70 лет сделали страну полем для взятого из утопий коммунистического эксперимента». Причин для такого цивилизационного провала Гонтмахер насчитывает целых три.
- …Николай II при первой же возможности выбросил Октябрьский манифест в мусорную корзину, думая, что запаса прочности самодержавию хватит очень надолго.
- …плоды социально-экономического прогресса конца XIX — начала XX века делились крайне неравномерно между различными частями российского общества. В быстро растущих городах появились люмпены, а в деревне из-за увеличивающегося имущественного расслоения образовался критически большой класс «крестьян-бедняков», т.е. все тех же люмпенов.
- …указанной выше революционной интеллигенции для реализации своей утопии нужно было пушечное мясо, готовое свергать все и вся ради безнаказанного грабежа. И эта смычка с люмпенами произошла.
Каждый из этих пунктов представляет собой стандартные клише либеральной историографии, многократно опровергнутые целым рядом исторических исследований и материалов. Тем не менее, несколько слов сказать всё же следует. Как видно, основной причины, послужившей спусковым механизмом даже не столько социалистической, сколько антифеодальной революции, для Гонтмахера не существует — речь идёт, конечно, о земельном вопросе, никак не разрешённом реформой 1861-го года. Евгений Шлемович довольствуется утверждениями лишь о неравномерном распределении «плодов прогресса», следствием чего стало возрастающее количество бедняков. Но если до этого те же самые люди бедняками не были, то значит, дело вовсе не в том, что их положение улучшалось неравномерно, а в том, что оно однозначно ухудшилось в абсолютных показателях? Впрочем, такими противоречиями Гонтмахер не интересуется.
Помимо вполне вольной трактовки причин череды революций и венчавшей их гражданской войны, автор также вполне вольно использует и устоявшуюся терминологию. Так или иначе, люмпенами принято называть деклассированных представителей общества, т.е. однозначно не принадлежащих к какому-то классу: бродяг, не имеющих стабильных источников дохода. Таким образом, бедный рабочий или, например, малоземельный крестьянин остаются всё таки рабочим и крестьянином, лишь сильнее очерчивая свою классовую принадлежность в силу постоянной нужды. Как можно убедиться далее, для Гонтмахера «люмпены» выступают неким синонимом слова «быдло», которое он не решается произнести открыто. Не совсем ясно и то, почему люмпенам для безнаказанного воровства вдруг понадобилось благословление революционной интеллигенции.
Опасность оппозиционного потенциала «быдла» не стоит недооценивать, ведь и сегодня оно может не только изменить политический ландшафт России, но и вовсе опрокинуть существующий строй:
В начале 1990-х Россия мощно шагнула в совершенно новую реальность демократии и рыночной экономики. Но прошло всего лишь 25 лет — и маятник может качнуться в совершенно противоположную сторону. Называть это „левым поворотом“ я бы не стал, хотя бы потому, что переход власти от правых к условным „социал-демократам“ в Европе не означает ниспровержения основ общественного строя.
Так почему же текущий общественный строй может оказаться ниспровергнут?
На это есть несколько серьёзных причин:
- происходит быстрая люмпенизация населения, что предопределено многими факторами: низким качеством образования, упадком массовой культуры, обилием „плохих“ (т.е. непрестижных и малооплачиваемых) рабочих мест, стягиванием наиболее активных и продвинутых людей в немногочисленные крупные города, оставляя в других населенных местах критическое число „сирых и убогих“.
- Типичное отношение к нынешним государственным институтам крайне негативно. Авторитет власти держится только на фигуре Владимира Путина, который в массовом сознании давно перестал быть Президентом, превратившись в вождя, если хотите, самодержца.
Как и прежде, Гонтмахер говорит о люмпенизации не в собственном смысле слова, а использует слово как метафору для описания всех тех неблагодарных людских масс, способных в случае чего положить конец всему постсоветскому государственному строю. Очевидно, этим людям с развитием кризиса остаётся терять всё меньше — у них нет ни карьеры, ни навыков, ни связей, ни серьёзных жизненных перспектив. Судя по изложению, виноваты они в этом сами — будь «регионалы» прогрессивными и активными, давно бы уже переместились в крупные города!
Автор также справедливо отмечает тот факт, что обделённое население вовсе не поддерживает проводящуюся экономическую политику, а совершенно напротив, эта политика дискредитирует само понятие государственности.
Здесь встаёт ещё один закономерный вопрос — а должны люди в принципе поддерживать государство, стараниями которого это самое население получает лишь упадок массовой культуры, низкое качество образования и обилие плохих рабочих мест? На него Гонтмахер не отвечает.
Зато он популярно описывает ситуацию, в которой Россия может оказаться уже в самом ближайшем времени:
В условиях массовой неприязни по отношению к государству как институту новые вожди будут искать ключики для завоевания поддержки большинства, опечаленного отсутствием „национального лидера“. Начинать демократические реформы, возобновлять развитие рыночной экономики? Непопулярность „перестройки-2», реформ начала 90-х, „модернизации“ — очевидна. Зато энергичный отклик в массах найдет модифицированный призыв „экспроприировать экспроприаторов“.
Иными словами, основную угрозу строю Гонтмахер видит в том, что новые политические силы, которые неизбежно возникнут после краха существующей системы власти, вынуждены будут опираться на народ, его потребности, проблемы и запросы. Короче говоря, угроза исходит не от каких-то отдельных радикалов, а от народа в целом — народ, как видно, совершенно неправильный, ведь не пребывает в восторге от итогов рыночного эксперимента, словесных модернизаций, развала социального государства.
Надо отдать должное Гонтмахеру в том, что он, описывая последствия прихода к власти разъярённых масс, не обращается к образам ГУЛАГа, массовых расстрелов, преступлений времён Гражданской войны. Будучи образованным человеком, Гонтмахер понимает, что эти эпизоды нашей истории, при всей их трагичности и драматизме, были продуктом вполне конкретных исторических условий и обстоятельств, которых в России больше никогда не будет.
Впрочем, приводимый список последствий для иного либерального читателя может оказаться куда более шокирующим, нежели детальные описания лагерных пыток. Итак, чего же первым делом захотят добиться дорвавшиеся до рычагов управления «люмпены»?
— введение прогрессивной шкалы налогообложения доходов, в которой наибольшие ставки могут достигать 50 и более процентов;
Ненасытные в своей ненависти ко всем эффективным собственникам, люмпены дойдут до того, что приблизят налоговую систему РФ к аналогам Финляндии, Великобритании, Австрии, Швеции, Дании, Голландии.
— возобновление применения налога на наследство;
Как будто предыдущего мало, они ещё заставят делиться всем нажитым в предыдущие десятилетия свободы, прогресса и открытости. Что же станет с благостной идиллией, в которой вся Россия передаётся по наследству среди нескольких сотен семей?
— перекрытие границ с целью остановить вывод из страны капиталов и валюты;
Учитывая, что подавляющее большинство операций по выводу валюты являются чисто техническими (никто не вывозит холодильники, набитые купюрами), речь идёт о надлежащем исполнении надзорными органами своих функций. Впрочем, в этой ситуации уже не получится раз за разом прокручивать столь дорогие сердцу российских предпринимателей схемы по кредитованию и банкротству фирм-однодневок.
— возвращение на практике к вопросу о справедливости и законности приватизации начала 1990-х;
Конечно, нельзя было обойти вниманием и первородный грех постсоветской России — моментальное превращение общественной собственности в источник дохода для вполне узкой группы лиц.
— директивное создание т.н. „народных предприятий“, в которых собственником выступает исключительно трудовой коллектив;
Это предложение больше похоже на пункт какой-то анархо-синдикалистской программы. Тем не менее, любое усиление прав трудовых коллективов и правда нынешней России крайне вредно. Трудовой коллектив должен подчиняться и терпеть все прихоти собственника, а не думать о том, что его труд кем-то там ценится.
— национализация земли, переход под контроль государства практически всей крупной промышленности;
Национализация крупной промышленности это известное зло. Куда милее сердцу нынешняя схема, при которой имеющиеся мощности хищнически эксплуатируются господами предпринимателями, прибыли заботливо оседают на офшорных счетах, а государство появляется на сцене лишь для ликвидации последствий очередных менеджерских провалов. Перейди предприятие в собственность государства — кто знает, вдруг на нём за условиями труда начнут следить, да и вообще в бюджет регионов отчисления начнутся.
— бесконтрольная денежная эмиссия, инфляция, дефицит товаров.
Список ужасов был бы неполным без классической либеральной страшилки о безусловном вреде любой денежной эмиссии, убедительно опровергнутой множеством эмпирических исследований. Впрочем, к каким высотам нас привело складирование «лишних денег» во всяких резервных фондах, сейчас может увидеть каждый желающий.
Так или иначе, описанное положение способно вселить трепет в сердца многих адептов «свободной рыночной экономики». Как грамотный эксперт, Гонтмахер не только обрисовывает контур проблемы, но и предлагает вполне действенное, на его взгляд, решение.
Разумеется, состоит оно вовсе не в том, чтобы сократить количество недовольных — повысить качество образования, вложиться в культурную политику, обеспечить регионы престижными и хорошо оплачиваемыми рабочими местами. Нет, подобная программа имела бы все шансы получить реальную поддержку населения.
Что действительно необходимо, так это проводить заведомо непопулярные среди жителей реформы. И проводить не просто так, понимая их массовое открытое неприятие, а прикрываясь авторитетом Владимира Путина. В этом, по мнению Гонтмахера, состоит «патриотический долг» всей текущей власти.
Удивительным образом авторитарный режим во главе с Путиным перестаёт быть проблемой сам по себе. Авторитаризм для российских либералов это, конечно, плохо, но если он помогает насильственно насаждать никем не поддерживаемые реформы, то вполне хорошо. Это вполне созвучно с известным высказыванием Анатолия Чубайса о том, что отсутствие демократии в России вполне оправдано тем, что если бы она была, избиратели моментально бы проголосовали за левых, чего, как понимают все нормальные люди, допускать нельзя по определению.
Да и потом, при всей своей остроумности, совет Гонтмахера явно слегка запоздал. Тактика «прикрывайся Путиным» была отлично освоена и периодически применялась неолиберальными управленцами уже не раз и не два за последние 15 лет.
В общем и целом, суть её состояла в следующем — в штатном режиме осуществлять желаемые преобразования, но если они заходили, что называется, за буйки, то неожиданно появлялся чудом прозревший Путин и откатывал ситуацию обратно к приемлемому уровню. Именно этой тактике мы обязаны сегодняшним состоянием экономики и социальной сферы.
В плане практических решений, таким образом, статья Гонтмахера оказывается бесполезна. Польза её несколько другого рода. Безусловно, Гонтмахер выражает не только своё личное мнение, а убеждения целой социальной группы, занимающей не последнее место в правящей элите. Кто знает, сколько чиновников в различных министерствах и департаментах прислушиваются к его высказываниям? Предчувствие сути и направления скорых неизбежных перемен, равно как и полное отсутствие действующих рецептов их купирования, является лучшей иллюстрацией известного тезиса про верхи, которые не могу править по-старому.
Столкнувшись с банкротством не только отдельных технических решений, но всей парадигмы социально-экономического развития в постсоветский период, элита вовсе не приходит к пересмотру своих взглядов. Напротив, ровно те самые действия, которые и привели к кризису, она считает необходимым повторять вновь и вновь — ещё решительней, ещё жёстче, ещё масштабнее. Является ли это рецептом неизбежной катастрофы? Да. Но именно эта катастрофа в конечном итоге и вдохнёт политическую жизнь в совсем иные общественные силы, вынужденные поднимать страну после назревающего «рыночного» коллапса.
