Нелегальные иммигранты видны на мониторе прибора ночного видения, принадлежащем венгерской пограничной службе, на южной границе с Сербией 25 июня 2008 года.
Несколько дней назад впервые за свою жизнь я ощутила ксенофобию. Это было именно чувство, очень сильное, накрывшее меня с головой на несколько секунд и подобное процессу закипания. Только титаническим усилием воли мне удалось его остудить.
Дело было в тренажерном зале; положив бинты на скамью для жима, я на пару минут отошла к кулеру и, возвращаясь, увидела, что гриф штанги пуст, бинты валяются в дальнем углу, а вокруг скамьи суетятся двое юнцов с южных окраин необъятной Отчизны. Почему-то в тот момент показалось, что ни разу ещё лицом к лицу не приходилось сталкиваться с подобной наглостью, хотя в жизни бывало всякое. Двадцать лет я знаю этот зал, его традиции и порядки, помню завсегдатаев и захожан разных лет, но хамство, как словесное, так и невербальное, было исключено как класс. Эти же двое, только ступив на порог нашей обители, тотчас приступили к внедрению своего негодяйского устава, может быть, и не осознавая этого до конца. Именно такая трактовка их поведения всплыла откуда-то из глубин моего подсознания, мгновенно утвердилась в эмоциональной сфере – и выбить её оттуда стоило усилий.
С величайшим трудом отбросив желание запустить в юношей чем-нибудь тяжёлым и железным, я выдохнула и порекомендовала им восстановить статус-кво. Воровато обозрев помещение, гости торопливо извинились и выполнили необходимые манипуляции.
Однако неприятный осадок остался, а пар требовал выхода – и вот я уже полчаса на улице обсуждаю проблему миграции с приятелем (ему чуть за 30, назовём его Алексей), боксёром-любителем, подвизающимся в мелкой купле-продаже.
Вопрос этот для него оказался животрепещущим, даже наиважнейшим в современной России, и слова его сами собой соединялись в некую картину мира со своей историософией.
В мире этом три основных действующих лица: русский народ, мигранты-южане и российская власть. Русский народ по природе своей нуждается в жёсткой вертикали и ежовых рукавицах. Именно в этих условиях он становится единым созидательным целым, иначе распадается на атомы, враждующие между собой. С безвременной кончиной Сталина Советский Союз лишился объединяющих факторов и после нескольких десятилетий мучительной агонии рухнул. По известному закону святого места, пока русские, оставшись без вождя, увлечённо грабили и убивали друг друга, а также проедали созданное империей Сталина, в Россию потянулись южные народы, по природе своей обладающие способностью к самоорганизации.
Алексей в курсе, что одни мигранты приходят с окраин Российской Федерации, другие – из бывших союзных республик, что они принадлежат к разным этносам и конфессиям. Однако, по его убеждению, все южные мигранты отличаются тем, что, приезжая на русскую территорию со слабой властью, относительно небольшое их число тут же выстраивает свою внутри – и межэтническую иерархию, государство в государстве, которое имеет одну цель – захватить эту землю. Работая как часы во имя данной священной цели, эта параллельная вертикаль коррумпирует местных чиновников, организованную преступность и постепенно заменяет сотрудников этих структур своими людьми.
На вершине иерархии в европейской части РФ находятся кавказцы.
После чеченских войн российское правительство платит Северному Кавказу дань. Но данный регион планирует, в случае чего, от России отделиться. Целиком. Львиная доля дани идёт на закупку новейшего вооружения и подготовку бойцов. Не зря Кадыров вернул призыв для чеченских парней – ведь проходить он будет на территории республики, и таким образом за российский счёт будет сознана боеспособная армия Ичкерии, на автоматах которой и будет объявлена независимость Кавказа, когда начнётся.
Алексей уверен, что русскому народу имманентно присуще свойство восстанавливать вертикаль. Отменно накуражившись над ближним своим, русский человек обязательно обнаружит однажды, что награбленное им добро уже кто-то унёс. Вот тогда выйдет из народа Вождь, соберёт богатырей в единый кулак, возьмёт дубинушку да прогонит чиновников-крадунов и мигрантскую нечисть. И прогнав, поставит дубину в красный угол и наденет ежовые рукавицы. Только не видно пока вождя на горизонте; Жириновский бы мог, но не позволили ему в 90-е, а сейчас стар стал…
Поразительно, как это миросознание далеко от историй, услышанных мною в месяцем ранее во Флоренции. Далеко – но и редкостно похоже.
Фабио, мой случайный флорентийский знакомый, тоже владелец лавки и спортсмен, только футболист, как и положено в Италии. Лавка его, правда, не выдержала испытания кризисом – пару лет назад её пришлось закрыть и устроиться наёмным работником. Ему ещё повезло, половина его друзей сидит без работы уже не первый год. И Фабио знает корни этого социального бедствия. Причин две – организованная преступность юга Италии и нелегальные иммигранты.
Для Фабио, белокожего северянина с золотыми волосами, единого итальянского народа не существует. Пока Север создавал в поте лица промышленность и культуру, южные бездельники изобрели каморру, с которой не способна (да и не желает) справиться власть. Представители власти тотально продажны – от муниципалитетов до правительства. И если в старых итальянских фильмах нередко можно встретить мотивы недовольства северян внутренней миграцией, конкуренцией со стороны более дешёвой рабочей силы из южных районов, то в речах Фабио даже намёков на это не было. Если южный итальянец и трудится, то делает он это исключительно на благо организованной преступности.
После освобождения Африки в Италию хлынули незваные гости из Сомали, Сенегала и других экваториальных новообразований. Каморра приняла их в свои объятья, предоставила кров и обеспечила фальшивыми паспортами. В катакомбах Неаполя существует настоящий подземный город, где часть этих мигрантов под контролем каморры производит поддельные сумки Prada и Louis Vuitton, а другая часть отправляется коробейниками по всей Италии сбывать продукцию бесчисленным туристам на пляжах и променадах. Естественно, власти и полиция в курсе и в доле. Так, обладатели фальшивых паспортов за небольшую мзду легко обеспечивают себя подлинными разрешениями на работу.
Развал и хаос в бывшем социалистическом лагере привёл к новой волне миграции.
В Италию устремились албанцы и румыны, гораздо более опасные, чем выходцы из Африки. Сравнительно образованные, легко овладевающие итальянским языком и внешне мало отличимые от коренных жителей, они приобретают фальшивые документы и преспокойно устраиваются не только таксистами и продавцами, но и на низовые должности в муниципалитеты. Фабио считает, что половина итальянских безработных – жертвы именно таких иммигрантов. Но наиболее опасны для будущего Италии не они.
Настоящий бич итальянского Севера имеет китайское происхождение. В один только маленький тосканский городок Прато (180 тыс. жителей) за последние годы переселилось около 40 тыс. уроженцев Поднебесной. Это по официальным данным. В Прато зарегистрировано более 5 тыс. компаний, владеют которыми китайцы. Сколько китайцев там на самом деле, не знает никто, включая коррумпированных чиновников и полицию, потому что селятся они компактно, на свою территорию не пускают и обходятся даже без услуг каморры. Скупив территории разорившихся итальянских производств, они работают в основном ночью, производя одежду, обувь, сумки, не отличимые от продукции итальянцев, только себестоимостью почему-то в 10 раз дешевле. От этого разоряется всё больше местных предпринимателей, а китайцы не устают покупать у них фабрики.
Так Италия и погибнет, и вся Европа тоже, потому что коррумпированная власть с иммигрантами заодно. Никакого «в случае чего» Фабио не предусматривал. Буржуазная демократия его явно не устраивала, а ничего лучше он не знал. Хотя, возможно, он тоже мечтал о вожде и ежовых рукавицах, но стеснялся сказать. По крайней мере, один недавний период итальянской истории характерно выпадал из всех его рассуждений.
