Венера в мехах (La Vénus à la fourrure) Франция, Польша 2013. Реж. Роман Полански
«Венера в мехах» — двадцатый полнометражный фильм Романа Полански, в прошлом году отметившего 80-летний юбилей. Новая картина классика — камерная и изящная вещь, главные и единственные роли в которой исполнили французские актеры — Матье Амальрик и Эммануэль Сенье (супруга режиссера). «Венера» — фантазия Полански на тему знаменитого романа австрийца фон Захер-Мазоха, точнее — его сценического переложения за авторством американца Дэвида Айвза.
Неоднозначная книга Мазоха, чье имя, если кто не в курсе, впоследствии дало название такому явлению, как мазохизм, — отличный повод для интеллектуальной и чувственной игры, которую Полански (при помощи американского драматурга) затевает в декорациях безымянного театра.
Сюжет романной «Венеры» обретает раму — действие начинается с того, как опоздавшая на прослушивание актриса (Сенье) умоляет собравшегося уходить режиссера (Амальрик) дать ей шанс показать свои таланты. Режиссер не желает соглашаться, однако оказывается в итоге побежденным, в результате чего начинается читка той самой инсценировки «Венеры в мехах». И тут происходит странная вещь: вульгарная и недалекая мадам, к тому же весьма назойливая, от которой герой Амальрика всеми силами хочет отделаться, чтобы отправиться домой к невесте, вдруг преображается. Стоит ей прочесть первые строки роли Ванды, героини романа Захер-Мазоха, как лицо режиссера окрашивается в тона непередаваемого удивления и восхищения. Ни следа не остается от бестолковой говорливой актрисы — перед нами изысканная, загадочная и властная Ванда — героиня романа. Да и сам режиссер по ходу читки все больше превращается в персонажа книги — чувствительного, болезненно увлеченного героиней Северина.
Игра и превращение заходят все дальше, иллюзия становится все более реальной, а отношения между персонажами фильма — все более сложными, странными, мучительными и пылкими. Границы первой, рамочной «реальности» истончаются, делаются все более зыбкими и миражными, а герои книги — все более плотными, материальными, сильными, громко и решительно заявляющими о своем праве на существование. В изначально магическом и загадочном пространстве театра обретают плоть два призрака, подчиняя своей воле и логике вроде бы реальных современных людей. Читка пьесы превращается в ритуал призывания духов, которые, явившись, постепенно наполняют жизнью и деталями свой призрачный, «литературный», выдуманный мир.
Происходящее окрашено мистически, овеяно ароматом тайны, непостижимого потустороннего влияния, вмешательства непреодолимой силы… Проводником и источником этой силы является загадочная героиня Сенье. Она, как минимум, двулика, скорее даже многолика, и уж точно не исчерпывается той простоватой и болтливой дамой, в образе которой является в начале фильма. Это — лишь одна из ее масок, один из оттенков, которыми светится ее мистический образ, одна из «кож», которые она легко меняет… Надевает их, сбрасывает и снова надевает — так, что режиссер не успевает опомниться и угадать, кто она сейчас — хитроумная «госпожа» Ванда или еще более хитроумная (как оказывается) актриса, играющая Ванду. По весьма странному совпадению, актрису также зовут Ванда. Из жалкой просительницы, обыкновенной женщины она постепенно превращается в хозяйку положения, лукавую богиню (ту самую, в мехах) — и теперь именно она решает, продолжится чтение пьесы или нет, а зачарованный режиссер лишь робко умоляет ее об этом.
На этом перевертыши и сюрпризы не заканчиваются. Смена позиций в отношениях этой пары проявляется также и в том, что Ванда все больше берет в свои руки не только режиссуру отношений, но и режиссуру пьесы — и вот она уже наставляет бывшего режиссера, попавшего в ее сети, где ему встать, что надеть и как сказать.
От всех этих искрометных превращений начинает кружиться голова, и недаром: это игра двух начал, двух миров, которые не могут друг без друга, обожают-ненавидят друг друга, отражают друг друга и перетекают друг в друга — мужского и женского, реального и призрачного, настоящего и вымышленного… Бесконечное мерцание разных образов-обликов поглощает реальных мужчину и женщину, стоящих на сцене театра. Они превращаются в две символические фигуры, два противоречивых и связанных течения, две идеи, две сущности, исследование отношений между которыми и есть предмет интереса Полански. Пигмалион и Галатея, Режиссер и Актриса, Она и Он, Творец и Муза, Владыка и Раб… Эти двое порой меняются местами, и становится трудно понять, кто из них кто… Их отношения построены на парадоксе, где больше власти обретает тот, кто все больше и больше отдает свою территорию… Кто из них подчиняется, а кто приказывает? Кто действительно властвует над другим?
Впрочем, лента настолько изящно многослойна и многогранна, что прочитать ее можно десятками разных способов — например, как рефлексию о мучительной и сладкой природе творчества, его пропастях и взлетах, его сковывающих узах, и как приношение Венере — как «виновнице» всего вышеперечисленного (это в контексте лежащей за плечами Полански блестящей карьеры и его возраста). Помимо того, это кино еще и про отношения художника с «материалом», который вдруг вырывается из собственных границ и становится реальнее реальности, живя по своим законам, которым автор вынужден покорно подчиниться.
