Когда протесты были еще на подъеме «Русский репортер» публиковал главу из так до сих пор и не дописанного романа конъюнктурного писателя Дмитрия Быкова «Американец» о том, как оппозиция пришла к власти и снова собирается взрывать ХХС. По всей вероятности, чтобы опять открыть на его месте бассейн. В тексте следуют закономерные, но не слишком увлекательные рассуждения на тему порочного круга. Но что, если хотя бы в качестве фантазии допустить, что круг рано или поздно бы мог быть разорван?
Что действительно могло бы стать символом принципиально новой эпохи, если когда-нибудь такая в России наступит, так это организация на Красной площади музея перформанса под открытым небом. Можно ли представить себе что-то радикальнее и современнее? И сам по себе перформанс как наиболее острая в современном искусстве форма политического высказывания. И работа со сложившейся городской средой и контекстом — все по заветам самых передовых урбанистов (куда уж там климатическим фантазиям Diller Scofidio + Renfro на тему парка Зарядье).
Да и где (вероятно — во всем мире) можно найти место более «намоленное» в смысле этих самых перформансов? Помимо событий последних нескольких лет и даже месяцев, которые все и так горячо обсуждают, тут и приземление Матиаса Руста, и демонстрация семерых «за вашу и нашу свободу» в 1968 году, и не пресекшаяся с советских времен традиция военных и мирных парадов (в каком еще качестве трактовать провоз муляжей боевой техники или вынос президентом и представителями основных конфессий красных гвоздик в день ноябрьского праздника?), и совсем исторические темы: от роли и места публичных казней и ярмарочных гуляний в повседневности средневекового города до специфически православного феномена юродства.
Страна, где до сих пор не построен музей русского авангарда, хоть так могла бы искупить свой грех перед современной культурой. Не говоря уже о туристическом потенциале и привлекательности для художников и кураторов с мировой известностью. Кстати, о грехах, туристах и порочном круге — запрет на фотосъемку с использованием профессиональной техники на территории Красной площади был введен уже в 1993 году.
Ну а то, что не любят и не принимают широкие народные массы искусство перформанса, так мечтала же еще при самодержавии интеллигенция, как мужик Белинского и Гоголя с базара понесет. Конечно, и советский гражданин предпочитал этим авторам несколько иного характера чтение, однако же в школьную программу они прочно вошли. Так и на Западе музеи современного искусства давно стали местами, по которым неспешно прохаживается пожилая публика (с выражениями лиц, вполне бы подошедшими для посещения Третьяковки) и куда приводят шумные группы школьников — начиная с самых младших классов.
В общем, уникальный мог бы получиться проект (сколько всего в мире подобных заведений, помимо Музея перформанса и дизайна в Сан-Франциско?) — достижение, которым, в самом деле, бы хотелось гордиться, и жест, не просто подчеркивающий, а сам по себе производящий кардинальные перемены. Куда весомей любого переименования улиц и населенных пунктов (хотя многочисленные Дзержински, Дзержинские районы и им подобные, оставшиеся нетронутыми в девяностые, до сих пор создают некоторое неуютное чувство).
А то разные, конечно, бывают национальные традиции, но средневековая крепость, вдобавок спроектированная иноземными мастерами, в качестве символа действующей власти и политической власти вообще — это как-то, в числе прочего, очень не современно… Однако же пока этот символ незыблем и неизменен, остается только следить за прибавлением все новых потенциальных «экспонатов» в коллекцию воображаемого музея. А их число, видимо, должно только расти.