юмористический коллаж на тему роста госдолга США
Когда Наоми Кляйн в 2007-м опубликовала свою революционную книгу «Доктрина шока» (убедительно доказывающую тот факт, что неолиберальные политики извлекают выгоду из кризиса — используют его в целях приватизации государственной собственности и введения режима экономии), большинство экономистов и экспертов в наших масс-медиа тогда лишь посмеялись над ее аргументами, полагая, что Наоми Кляйн слишком уж преувеличивает. Однако реальные тенденции экономического развития вскоре доказали правоту ее взглядов. Воспользовавшись «слабиной», порожденной финансовым кризисом 2008-го, последующей рецессией и вновь замаячившим на горизонте призраком долгового дефолта, финансовая олигархия (и ее ставленники в правительствах ключевых капиталистических стран) предприняла беспрецедентный экономический переворот, направленный против основной массы народа этих стран. Среди наиболее пагубных результатов этого переворота можно назвать такие меры, как масштабная приватизация объектов госсектора, систематическое применение неолиберальных мер экономии и радикальное перераспределение ресурсов снизу вверх. И, несмотря на историческое значение такой смены самой экономической парадигмы, все эти зловещие тенденции развития практически сейчас не обсуждаются — они остаются вне дискурса мейнстрим-экономики.
Тот факт, что неолиберальные экономисты и политические деятели так горячо приветствовали жесточайшие атаки на программы социальной защиты населения, не должен никого удивлять.
Только, к сожалению, либеральные/кейнсианские экономисты и политики ставят в данном случае в корне неверный диагноз: они обвиняют в этой «чуме мер экономии» «правых республиканцев и движение ‘tea-party’», а администрация Обамы и истеблишмент Демократической партии (в том числе профсоюзные бюрократы) — вроде бы как совсем ни при чем и не несут ответственности за непреклонное внедрение мер экономии и приватизацию государственной собственности.
Кейнсианцы (и прочие либеральные экономисты и политики) традиционно обвиняют в отходе от «Нового курса» и социал-демократической экономики исключительно рейгановскую «экономику стимулирования предложения», неолиберальную идеологию или экономистов из «Чикагской школы». По сути они характеризуют финансовый коллапс 2008-го, последующую затяжную рецессию и периодически возникающий долговой/бюджетный хаос, как результат «плохой» политики «неолиберального капитализма», но никак не классовой политики капитализма как такового.
Однако существуют очевидные доказательства того, что переход от кейнсианской экономики к неолиберальной был обусловлен глубинными причинами или динамиками, то есть дело здесь не только в чистой идеологии; неолиберальная политика мер экономии является не просто «плохой», а именно классовой; переход к неолиберальной экономике начался задолго до прихода Рейгана к власти; неолиберальную политику мер экономии активно проталкивали (хотя и немного хитрее и не столь открыто), как демократы (при Клинтоне и Обаме), так и республиканцы.
В действительности можно даже сказать, что Обама, благодаря своему обманчивому статусу и положению в социо-политической структуре США (как и благодаря своим уникальным личным чертам, словно бы списанным из романов Оруэлла), служил интересам мощной финансовой олигархии гораздо лучше и эффективнее, чем любой президент-республиканец (лучше даже, чем Рейган). К тому же Обаме удалось мастерски одурачить общественность и нанести вред интересам народа (как в том, что касается экономических, так и личных/конституционных прав) в большей степени, чем кому-либо из его предшественников.
Рональд Рейган ничуть не скрывал того, что является сторонником «экономики стимулирования предложения», а это значит, что его оппоненты прекрасно знали о его позиции и могли соответствующим образом выстраивать свою стратегию поведения. Обама же, наоборот, на публике изображает из себя либерального оппонента неолиберальной политике мер экономии — совсем недавно он так горевал по поводу усилившегося экономического неравенства и проливал крокодиловы слезы над участью безработных и обездоленных. В действительности же он является одним из основных игроков в этой замысловатой игре под названием «долговой кризис», которая по сути есть не что иное, как схема проведения шоковой терапии в целях эскалации мер экономии.
Ни один президент или политик до Обамы не смел трогать (до сих пор «неприкасаемые», а отныне — на самофинансировании) фонды социального страхования и медицинской помощи. Обама — первый, кто осмелился урезать эти базовые социальные программы, что, в частности, отражено в его проекте плана федерального бюджета на 2014-й фискальный год, опубликованном в апреле 2013-го. Christian Science Monitor (от 9 апреля 2013), следующим образом прокомментировал столь беспрецедентное урезание этих социальных программ: «Новые президентские предложения по формированию бюджета … говорят о том, что отношение Вашингтона к реформам постепенно меняется, и в перспективе велика вероятность того, что изменится и отношение программам социального страхования и медицинского обеспечения».
С тех пор мистер Обама уже успел превратить эту «вероятность» уничтожения социальных программ в самую настоящую реальность — он предпринял первые шаги по использованию бюджетного кризиса (вызвавшего приостановку работы правительства США в первой половине октября) для начала переговоров о сокращении финансирования социальных программ. В своем интервью (3-го октября — на второй день приостановки работы правительства) он призвал отменить «ненужные» социальные программы и обсудить вопросы сокращения «финансирования в долгосрочной перспективе». Через несколько дней (5 октября) на пресс-конференции Обама еще раз подтвердил свое намерение сокращать финансирование программ социальной защиты и медицинского обеспечения — он уверил республиканцев в Конгрессе в своем намерении одобрить такие сокращения (а также сократить ставку налога на корпорации с 35% до 28%), если республиканцы проголосуют за повышение максимального уровня госдолга: «Если кто-либо сомневается в искренности моих намерений, то я уже представил в проекте бюджета свои предложения по долгосрочному реформированию данных программ, а также по реформированию нашего налогового кодекса таким образом, чтобы… снизить налоги для корпораций».
Лишь после этого, то есть после того, как Обама согласился сотрудничать с республиканцами по вопросам о сокращении финансирования социальных программ и снижении уровня налогов на корпорации, республиканцы согласились повысить уровень максимального госдолга и возобновить деятельность правительства США. Договоренность, благодаря которой стало возможным возобновление работы правительства, предусматривает гораздо большее сокращение расходов, чем ранее предполагалось мартовскими договоренностями. А это означает, что «переговоры по вопросам формирования бюджета, которые должны вскоре начаться, в качестве отправной точки будут предполагать сокращение расходов на один триллион долларов на протяжении восьми лет, что, собственно, определено договоренностями о секвестре бюджета».
И снова «великий мастер компромиссов» уступал и отступал, жертвуя интересами своих сторонников (их при этом, конечно, никто не спрашивал).
Чтобы подготовить общественность к давно планируемому наступлению на программы социальной защиты, медицинского обеспечения и прочие социально важные программы, истеблишмент обеих партий придумал очень выгодное пугало, помогающее запугать и подчинить людей — это страшилка бюджетного/долгового кризиса и призрак приостановки деятельности правительства. Как писал недавно Шелдон Ричмэн: «Куда ни глянь — всюду страшилки. Последняя из них — дефолт! Ууууу! Вероятно, страшилок международного терроризма и роста влияния Китая уже недостаточно для того, чтобы держать нас в постоянной тревоге и на привязи. К старым страхам со временем привыкают. Однако старый добрый дефолт всегда можно при необходимости доставать из шкафа — и он каждый раз действует, словно заклинание. «Нет-нет, только не дефолт. Всё, что угодно, только не дефолт»!
За последние два года те, кто определяет экономическую политику в Белом Доме и Конгрессе, минимум, три раза стращали нас призраками долгового кризиса и бюджетного дефицита: паника 2011-го в связи необходимостью повышать максимальный уровень госдолга; фискальный кризис 2012-го и опять кризис из-за максимального уровня госдолга и приостановка деятельности правительства в 2013-м. Всё это было сделано специально для того, чтобы запугать людей и заставить их согласиться на урезание жизненно важных социальных программ. Интересно что, когда спекулянтам с Уолл-стрит нужны триллионы долларов для спасения от финансового краха или когда Федеральный Резерв традиционно уже выделяет этим аферистам огромные суммы под самые низкие проценты, то почему-то никаких страшилок о долговом кризисе нигде не слышно!
То, как именно разрешился нынешний бюджетный «кризис», замечательно демонстрирует нам тот факт, что несмотря на всю ту видимость безвыходного положения, в которое якобы зашли обе партии; несмотря на все эти взаимные обвинения, между ними на самом деле «существует фундаментальный консенсус, целью которого является уничтожение социальных завоеваний рабочего класса, которых он добивался на протяжении XX-го века».
Если по некоторым деталям и существуют некоторые разногласия, то это касается лишь темпа, масштаба, конкретной тактики, но никак не конечной цели. За всей этой напускной ссорой между двумя партиями стоит вопрос о том, как усилить, оправдать или закамуфлировать жесточайшие сокращения жизненно необходимых статей социальных расходов.
Лево-либеральные сторонники Обамы любят жаловаться на то, что на президента «давят», его «сдерживают» республиканцы из ‘tea-party’, они якобы склоняют его вправо, вынуждая идти на компромиссы. Им следует, однако, взглянуть на то, что кроется за либерально-популистской позой президента. Существуют веские доказательства того, что, несмотря на все заявления Обамы, его президентскую кампанию финансировали титаны Уолл-стрит и их влиятельные лоббисты. Крупные финансовые вливания в его избирательную кампанию начались только после того, как кандидата Обаму тщательно изучили влиятельнейшие деятели Уолл-стрит — лишь после того, как Обама смог ответить на все их строгие вопросы, он и стал «идеальным» кандидатом на пост президента.
Те, кто слепо доверяет Обаме, должны также не забывать, что если на него так уж сильно «давят» политические оппоненты, вынуждая идти на компромиссы и уступки, то в этом он может винить только себя.
Если Республиканская партия систематически мобилизует свою социальную базу при помощи таких своих ответвлений, как ‘tea-party’, то Обама, как правило, старается демобилизовать, предать и разоружить своих сторонников. Вместо того чтобы мобилизовать и поощрять свою гораздо большую социальную базу (голоса его сторонников, благодаря даже своей численности, могли бы полностью заглушить вопли ‘tea-party’); вместо того, чтобы подтолкнуть своих сторонников к политическим действиям, он обычно требует от них «быть терпеливыми» и «сохранять надежду».
Как колко заметили Андре Дамон и Барри Грей: «Ни одна массовая организация не осуждала и не противостояла «приостановке деятельности правительства». Профсоюзы полностью поддержали администрацию Обамы и его политику мер экономии и войн».
Сторонники Обамы должны просто открыть глаза, чтобы увидеть то, о чем я говорил раньше в своих эссе — мистер Обама приветствует как раз таких своих идеологических сторонников, у которых больше общего с Рональдом Рейганом, чем с Рузвельтом. Он, собственно, недвусмысленно заявил об этом в своей книге «Дерзость надежды», где высказал презрение к тем, кто «до сих пор сохраняет веру в старое, кто защищает от нападок республиканцев любые программы, доставшиеся в наследство со времен «Нового курса» и концепции «Великого общества», получая при этом 100%-ную поддержку со стороны заинтересованных либеральных групп. Однако в наше время все эти усилия уже изжили себя, сейчас нам нужны новые идеи, актуальные в изменившихся благодаря процессам глобализации обстоятельствах».
(Несмотря на все свои недостатки, Хилари Клинтон была в свое время права, когда в ходе соперничества за Белый Дом утверждала, что взгляды Обамы на экономику во многом определяются рейгановской концепцией «экономики стимулирования предложения». Но поскольку Уолл-стрит и/или правящий истеблишмент к тому времени уже приняли решение и предпочли именно Обаму в качестве президента, то и этот комментарий Клинтон остался без должного внимания, хотя концепцию Обамы можно понять лишь пролистав его книгу «Дерзость надежды»).
Постоянно повторяемое ныне утверждение о том, что социальные программы являются главным бременем федерального бюджета — это ложь и, как минимум, по трем причинам. Начнем с того, что ложным является утверждение о том, что огромное количество выходящих на пенсию людей из поколения «бэби-бумеров» — это якобы основная причина бюджетного дефицита. Хотя пенсионеров из числа «бэби-бумеров» действительно больше, но они ведь не прилетели с другой планеты 0 до выхода на пенсию они работали и, соответственно, больше, чем другие поколения, вносили вкладов в трастовые фонды социальных программ, а это означает, что как увеличение, так и сокращение вкладов «бэби-бумеров» в фонды социальных программ должны, соответственно, уравниваться.
Во-вторых, даже если мы допускаем правильность данного утверждения (об излишней нагрузке «бэби-бумеров» на бюджет), то это легко решаемая проблема (причем решаемая на долгие годы вперед) — для этого нужно лишь поднять «потолок» дохода, облагаемого налоговыми отчислениями в фонд социального страхования с 113 700$ до, скажем, 140 000$.
В-третьих, вся эта шумиха, поднятая политическими деятелями из обеих партий, по поводу предполагаемого бюджетного/долгового кризиса, тоже насквозь фальшива, потому что если бы так было на самом деле, то они в таком случае должны были признать реальные причины кризиса, а именно: неконтролируемый рост стоимости медицинского обслуживания и столь же неконтролируемый рост стоимости расходов на войны, обеспечение безопасности; перевод огромных сумм из разряда долга частных/Уолл-стрит структур — в разряд долга государственного (после финансового кризиса 2008-го); существенное падение объема поступлений в бюджет, наблюдаемое с 1980-х, что является результатом радикальных изменений в самой системе налогообложения, действующей на благо богатых слоев населения.
Финансовая олигархия и ее представители в правительстве с 1980-х разрабатывают масштабную схему, целью которой является смена «Нового курса» на неолиберальную экономику — для этого совершенно сознательно и создается бюджетный дефицит, которым можно затем оправдать урезание социальных расходов, и которое к тому же сопровождалось снижением налогов для богатых и резким ростом военных расходов. Дэвид Стокмэн, директор административно-бюджетного управления в администрации Рейгана и один из архитекторов «экономики стимулирования потребления и снижения налогов», подтверждал, что администрация Рейгана действительно проводила политику одновременного повышения военных расходов и снижения налогов на богатых, чтобы урезать расходы на не-военные нужды: «Передо мной всегда стояла цель — снизить государственные социальные расходы именно до того объема, которого будет достаточно для финансирования всех программ уже после снижения доходов вследствие снижения налогов на богатых».
И эта коварная политика по намеренному созданию бюджетного дефицита, проталкиванию неолиберальных мер экономии и сокращения социальных расходов продолжается по сей день — ее проводит как администрация республиканцев, так и демократов.
Хотя проводимая обеими партиями тактика урезания социальных расходов достаточно хитра и на первый взгляд незаметна, но ее можно проиллюстрировать при помощи простых (гипотетических) примеров: сначала, допустим, обе стороны негласно договариваются урезать не-военные расходы, скажем, на 100 миллиардов. Для достижения этой цели республиканцы изначально будут требовать сокращения на 200 миллиардов. Демократическая партия и администрация Обамы, как бы представляющая интересы бедных слоев населения и семей рабочих, с негодованием отвергнет этот проект и… предложит сократить расходы лишь на 50 миллиардов. Затем — очередь республиканцев, они предлагают сократить расходы на 150 миллиардов. И, после долгих месяцев яростных дебатов и страстных речей, обе стороны находят компромиссное решение — сократить расходы на 100 миллиардов, что и было изначальной целью.
Это, конечно, слишком упрощенный гипотетический пример, но именно такова суть политической игры, разыгрываемой перед американским народом Республиканской и Демократической партиями, поскольку обе они представляют интересы крупных финансистов и бизнесменов. И всё это время двуличные корпоративные масс-медиа подыгрывали обеим сторонам этой политической игры, чтобы запутать общественность и создать видимость того, что якобы никаких альтернатив мерам экономии не существует, а конфликт между двумя партиями по поводу долгового/бюджетного кризиса как раз и является наиболее ярким проявлением «демократии в действии».
Полностью фальшивой является и сама атмосфера паники и тревоги, нагнетаемая вокруг процесса переговоров по поводу долга и бюджетного дефицита — она искусно сфабрикована, поскольку сама симуляция кризиса строится вокруг заявлений о том, что «нет денег» на создание рабочих мест, образование, здравоохранение, фонды социального страхования и медицинского обеспечения, на программы обеспечения жильем и пенсии. Щедрые субсидии, выделенные крупнейшим игрокам на Уолл-стрит после краха 2008-го, подняли финансовые рынки на невиданную высоту, о чем свидетельствует новый «пузырь» — рост индекса Доу-Джонса выше отметки в 15000 пунктов. Масштабное сокращение рабочих мест, зарплат, доходов семей и социальных расходов государства привели к огромному перераспределению экономических ресурсов снизу вверх. И сейчас один процент самых богатых американцев владеет уже больше, чем 40% всего национального богатства, в то время как 80% бедных слоев населения совокупно владеют лишь семью процентами. Одному проценту самых богатых сейчас достается 24% от общей суммы национальных доходов, тогда как 40 лет назад на их долю приходилось лишь 9%. Всё это говорит о том, что на самом деле нет никакой необходимости внедрять меры жесткой экономии, поскольку в реальности нет никакой нехватки финансовых ресурсов. Так называемая нехватка ресурсов существует лишь из-за того, что они сконцентрированы преимущественно в закромах финансовой олигархии.
