Говорим «новый «»Логос»» — подразумеваем «сериалы», говорим «сериалы» — подразумеваем «новый «Логос»». А также, как нам предстоит узнать, условность социальных норм, музеизацию повседневности и новую форму социальной утопии. Ведь мы же понимаем, что дело не только в том, что Голливуд продолжает производить заведомо мертворожденную продукцию, вкачивая все новые и новые миллионы в усовершенствование детализации взрывов, а сериалы становятся точкой пересечения всего хорошего и качественного, получая не меньшие миллионы на воссоздание костюмов и интерьеров прошлых эпох. И тут с нами согласится сам Славой Жижек, называющий сериалы средоточием гегелевского Weltgeist.
По нынешним меркам автор данного текста практически не знаком с миром популярных сериалов: немножко «Лоста», немножко «Декстера», пара сезонов «Безумцев», а из просмотренных целиком — «Шерлок» и «Секс в большом городе». Однако парад статей в новом «Логосе» заставил его задуматься что багаж, в общем-то, не так уж и мал. И то, что оправдание «я не смотрю сериалы, потому что это затягивает, а у меня нет времени» не должно казаться убедительным — ибо их создатели делают все, чтобы важен был сам процесс просмотра их детищ, а далеко не развязка.
Как-то сразу, при чтении первой тематической статьи возникает впечатление, что мир сериалов — это отдельная биосфера. Сериалы крайне отличаются друг от друга. Их много. Они занимают разные ниши. Многие из них заведомо нежизнеспособны. Некоторые продолжают существовать, минув момент расцвета, некоторые умирают, не успев до него дожить. Но ясно, что механизм постоянного их производства и воспроизводства уже запущен и остановить его невозможно — их творцы не в состоянии отказаться от этого. При этом парадоксально, что в рамках этого масштабного процесса нет так называемой «фабрики сериалов», единого конвейера, где их штампуют в большом количестве, объединяя различные популярные сюжеты, проникновенные типажи героев и востребованные темы. Каждый сериал — это действительно авторский продукт. Более того, все намного сложнее: Лидия Михеева пишет о том, что создание сериала — это процесс обоюдный. Это тот случай, когда продукт конструируется благодаря взаимодействую с его целевой аудиторией, что делает процесс создания сериала похожим одновременно на социологическое исследование и на прием у психоаналитика. В итоге конечный продукт становится не просто «кинонарративом», но полноценным социальным институтом.
Новый «Логос» хорош тем, что его авторы показывают нам, какими языками можно адекватно описывать сериалы. При этом языки будут пронизывать друг друга, да и различные пласты реальности сериалов, которые они описывают, будут являться компонентами взаимозависимыми. Феномены, которые можно адекватно описать на языке кинокритики, — горизонтальный и вертикальный сюжет, смешение жанров, столкновение сюжетов, новые способы монтажа — то есть характеризующие форму повествования, оказываются тесно связанными с моментами смысловыми и содержательными. Здесь сходятся кинокритика, литературоведение, социология, философия и психоанализ.
Спектр дискуссионных вопросов очень велик: сериалы полюбились нам потому, что они представляют собой качественно и профессионально сделанный продукт, который нам убедительно продают? Или потому, что мы другие, потому что мы открываем в себе новые грани эмпатии? Переопределяют ли сериалы кино или кино уже в принципе отмирает как жанр, покрываясь патиной на фоне телевизионных драм со сценаристами-профессионалами и идеально выстроенной картинкой? Не отомрет ли сериальный жанр, как некогда умер приевшийся публике жанр реалити-шоу?
Но главным все-таки остается вопрос о том, почему сериалы стали настолько убедительны? Версий много. Серийные фильмы — безусловный прогресс с точки зрения технологий. Более того, если кино, особенно кино немассовое, претендующее на глубокое интеллектуальное содержание, остается изолированным и не претендует ни на какой диалог со зрителем, выходящий за рамки стандартного «посмотрел-поразмышлял-согласился или не согласился с автором» (массовый кинематограф же ведет с потенциальным зрителем сугубо маркетинговый диалог, агрессивно требуя впустить его в свою жизнь в виде многочисленных сиквелов и сувенирной продукции), то сериалы, по сравнению с этим, буквально всасывают зрителя в свой мир. Во-первых, как отмечает Инна Кушнарева, сериалы становятся жизнеспособными за счет их интеграции с интернетом — происходит «социализация» телевидения. А это не что иное, как распространение элементов вымышленного мира на мир реальный (представьте, что Гарри Поттер или Железный Человек завел аутентичный Твиттер, флиртует там с фанатками и делится пикантными подробностями своей жизни).
Во-вторых, сериалы делают привычные границы реального и виртуального еще более размытыми, они становятся эдаким «растянувшимся телевидением» — то есть дают зрителю возможность надолго задержаться в полюбившемся ему мире. Авторы журнала «Эсквайр» в статье «Выбирая выражения-2», где собраны термины из современного английского, остроумно описывающие злободневные социальные феномены, приводят понятие «книжное похмелье» (book hangover) — «чувство, когда окружающий мир кажется несовершенным и сюрреалистичным из-за того, что человек только что закончил читать книгу, в которую был полностью погружен». Логично предположить наличие подобного состояния и после погружения в мир визуальных продуктов. Тогда сериалы дают страждущему зрителю уникальную возможность похмеляться по первому требованию — бежать от реальности, когда ему вздумается (благо, все сезоны почти всех сериалов так или иначе выложены в открытом доступе в интернете или продаются на DVD), постоянно погружаться в параллельный мир с проблемами, так напоминающими его собственные, или же, наоборот, радикально отличающимися от них.
В-третьих, сериалы, безусловно, ближе зрителю, потому что их герои больше напоминают потребителю продукта его самого. Ева Рапопорт проводит параллели с концепцией Бахтина, сравнивая сериалы с жанром романа, а голливудские блокбастеры с эпосом. Воспользовавшись этим ходом, предположим, что эпос (то есть блокбастер) демонстрирует зрителю, по сути, мир античных богов и героев, которые ежедневно совершают подвиги. И дело тут в том, что у создателей фильмов всего лишь два часа, чтобы полностью вынести зрителю мозг. В сериалах же можно действовать более изощренно, например показывать, что подвиг героя — это прожить еще один день, пытаясь не погрузиться в экзистенциальный ад. Человек, который в блокбастерах всего лишь досадная помеха, путающаяся под ногами богов и героев, в сериале выступает полноценным героем повествования. У него, как подмечает Рапопорт, нет однозначных ценностных императивов, он часто оказывается заложником ситуации и действует по обстоятельствам. В этом смысле сериал напоминает роман воспитания, иногда с не очень хорошим концом.
Кирилл Мартынов, анализируя «Во все тяжкие», пишет, что в нем показана не просто поэтапная трансформация героя, который из несчастного белого мужчины среднего возраста постепенно превращается в инфернальное чудовище, но описан путь в тот самый экзистенциальный ад. Вместе с героем любимого сериала можно социализироваться и одновременно учиться быть трикстером, бросать вызов окружающим, начинать жизнь с чистого листа. Но здесь появляются свои подводные камни: тем самым в сериалах открывается огромное поле для ненавязчивой и деликатной «идеологической работы». Именно это заставляет более левых авторов писать о сериалах с меньшим восторгом — например, Фредерик Джеймисон уверен, что сериалы, как и телевидение — это лишь ширма для прикрытия неврозов.
Какой вывод напрашивается? Мир требует зрелищ. Даже Instagram уже не так любопытен — пользователи научились демонстрировать там только парадную, приглядную сторону жизни. Сериалы же эту потребность удовлетворяют в полной мере, предоставляя каждому максимально наслаждаться созданным именно под него продуктом. А привлекательны сериалы потому, что это парадокс. Это форма смешения высокой и низкой культуры. Это воспевание подвигов и их низложение. Это возможность социализироваться и учиться быть трикстером. Это гений сценаристов и режиссеров и апогей цинизма продюсеров. Это одновременно монолог пациента и психотерапевта. Это телевидение и интернет. Это критический взгляд на прошлое и вызов нормам настоящего. Это такая форма повествования, при помощи которой одновременно можно рассказывать про культуру ведущего научно-исследовательского университета Америки и про роман с официанткой.
В условиях кризиса большого кино сериалы уже утратили функцию чисто развлекательной картинки, наоборот, они стали той формой повествования, которая позволяет вскрывать разнообразные социальные феномены (начиная от пикапа и заканчивая «банальностью зла») и при этом говорить от имени многих героев, которые хотят исповедаться зрителю. А что может быть интереснее исповеди?
