Захар Прилепин, Артём Сальник (КП ДНР), Бенес Айо («Другая Россия»), Юрий Дергунов (журнал «Спiльне») и Катя Андреева (женский просветительский клуб «Аврора») о своих взглядах, ценностях и ситуации в Донецке сегодня.
Третий материал из серии публикаций о левых в Донецке. Очевидно, что город в связи с войной покинуло значительное число людей. Оценки местных левых активистов разнятся: одни говорят, что в сегодняшнем Донецке осталось примерно 70% от населения, проживавшего в городе в марте 2014 года. Другие же уверены, что в городе реально проживает еще меньше людей, причём, намного меньше. В любом случае, в конце октября 2017 года невооружённым глазом было видно, что город опустел. В выходные дни можно было 30 минут идти по улице Артёма – главной артерии Донецка, и встретить по пути всего 3 – 4 человека.
Но, несмотря на это (или, вопреки всем обстоятельствам) в Донецке сегодня есть левое сообщество, более того, интересное и многоликое. Мнения, деятельность, мотивации и оценки людей, относящих себя в Донецке к левым, зачастую существенно разнятся, и в данном, третьем и заключительном материале мы предлагаем читателю в этом убедиться. Впрочем, прослеживаются и солидарные оценки, и это не менее интересно для стороннего наблюдателя, ведь мы поговорили с очень разными людьми: от студентки и феминистки Кати Андреевой до ополченца со стажем Бенеса Айо, от участника коллектива украинского журнала и веб-сайта Юрия Дергунова до максимально приближённого к руководству ДНР Захара Прилепина.
Что произойдёт с левыми Донецка в ближайшие годы? Смогут ли они координировать свои усилия, влиять на ситуацию в республике со своих левых позиций? Во многом это, естественно, зависит от (не)прекращения боевых действий на Донбассе, от глобальной политической ситуации. Но и от них самих, их деятельности на местах, от (не)поддержки со стороны товарищей из России, Украины, Белоруссии и других стран Европы и бывшего СССР. «Рабкор» продолжит следить за левыми сообществами Донецка и Луганска.
Но сейчас зафиксируем момент конца октября 2017 года в интервью с Бенесом Айо («Другая Россия»), Катей Андреевой (просветительский клуб «Аврора»), Артёмом Сальником (КП ДНР), писателем, замкомандира 4-го разведывательно-штурмового батальона спецназначения Вооруженных сил ДНР Захаром Прилепиным и Юрием Дергуновым (журнал «Спiльне»). Текст записан со слов интервьюируемых, местами обобщено и переформулировано, запись не с диктофона.
Как Вас зовут? Откуда Вы? Чем Вы сейчас занимаетесь? Состоите ли сейчас в какой-либо левой организации или движении?
Бенес Айо: я приехал в Донецк в 2014 году из Латвии. Сейчас служу в Вооруженных силах ДНР, являюсь активистом партии «Другая Россия» с 1999 года, также с 2009 года являюсь активистом Коммунистической марксистко-ленинской партии Великобритании. Партия присылает сюда добровольцев, за всё время противостояния приехало около десяти человек. Один из них, например, Бен Стимсон, которого по возвращении в Великобританию осудили. Остальные девять добровольцев сейчас здесь.
Катя Андреева: я из Донецка, большую часть жизни прожила здесь. Состою в женском просветительском клубе «Аврора», который мы организовали вместе со Светой (Цибергановой, прим. автора). Вместе с ребятами занимаюсь киноклубом «Красная гвоздика», философским и краеведческим кружками.
Артём Сальник: я родился в Киеве, с 10 лет проживал в Донецкой области, в поселке городского типа Великая Новосёлка. Состою в КП ДНР, и.о. первого секретаря Киевского района. Сейчас работаю в школе, учитель физкультуры. И заочно обучаюсь в Донецком национальном университете, исторический факультет, кафедра политологии, магистерская программа.
Юрий Дергунов: я из Донецка. Никогда не был членом какой-либо политической организации, но давно занимаюсь левыми информационными проектами. Все началось с моего участия в работе сайта left.ru в 2004 году. В середине нулевых этот сайт был выразителем течения, которое получило название «красного путинизма». В 2009 году я вышел из редакции сайта как в силу накопившихся расхождений в понимании текущей политики, так и по причине пересмотра более общих идейных позиций. До девятого года меня можно было назвать сталинистом, потом я отошёл от сталинистских позиций. Сейчас чётко не могу себя соотнести ни с каким течением политического марксизма (т.е. с троцкизмом, сталинизмом, маоизмом или даже ленинизмом), я считаю себя просто марксистом, и марксизм для меня — в первую очередь, научная теория, инструмент анализа реальности, а не идеология. С 2010 года начал сотрудничать со «Спiльне». К тому моменту я выбрал для себя путь научной карьеры, и мне стало интересно заниматься сайтом, ориентированным на теорию и анализ действительности, а не просто на пропаганду. «Спiльне» – одно из немногих изданий, существующих в этой нише. В целом, моя деятельность в левом движении заключается в работе над информресурсами.
Почему и в какой момент Вы начали себя считать себя человеком левых взглядов (что на это повлияло: какое-то событие в Вашей жизни, прочтённая книга и т. п.)?
Бенес Айо: это было в детстве, период распада СССР, родители, вся семья была прикована к ТВ, смотрели съезды верховных советов. В Прибалтике националисты начали поднимать свои горячие головы, русских начали обвинять: «Оккупанты, убирайтесь из Латвии». 700 тысяч русскоязычных жителей лишили гражданства в 1992 году. При Горбачёве в 1988 году вступил в силу закон «О государственном предприятии», начались экономические проблемы. Как работал социализм? Есть прибавочная стоимость, которая идёт в бюджет. Плановая система. Но потом – Горбачёв, кооперативы – и система расстроилась. Случилась контрреволюция. Но то, что важно сейчас понимать – что это временно, так нужно мыслить. Когда распался Советский Союз – везде начались войны.
Я помню, была война в Сербии, 1998 год. У меня был определенный патриотический порыв, мы устраивали митинги, в том числе у российского посольства. Но РФ не оказала помощи своему славянскому брату. Именно левые организации: РКРП, Трудовая Россия – поддержали тогда сербов, выступили резко против вмешательства американцев в конфликт.
Катя Андреева: Я с детства интересовалась политикой. В 2004 году, когда мне было восемь лет, вместе с бабушкой переживала за Януковича, за статус русского языка и за размер пенсий. Смешно сейчас вспоминать, но это была такая первая политическая социализация. В подростковом возрасте увлеклась анархизмом, феминизмом, атеизмом. Анархизм не мог ответить на все вопросы, которые возникали у меня, начала читать Владимира Ленина. Кажется, мне было 17—18 лет. Эрих Фромм на меня тоже сильно повлиял. Раньше интересовалась психоанализом, и в какой-то момент добралась до трудов Фромма. Потом в Донецк вернулись Света с Денисом (Денис Левин и Светлана Циберганова, прим. автора), попала под их влияние.
В 2014 году я училась на первом курсе университета, очень сильно погрузилась в учебу, готовилась к сессии и практически не заметила происходящего в Киеве. Я любила читать «Спiльне», как раз на их страничке узнала про Майдан. Я филолог украинского языка. В университете окружали националистически, промайдановски настроенные однокурсники, преподаватели. Но в их делах я не участвовала. У меня была тогда позиция лишь наблюдать, чтобы не вляпаться никуда и не жалеть потом. Сейчас считаю, что поступила правильно: у меня были подростковые представления о политике. Во время первых боевых действий я была в Донецке, всё это помню. Было наивное ощущение, что к 1 сентября всё закончится. Вернулась буквально в пустой город, всё мое старое окружение разъехалось. Может быть, именно тогда пришлось пересмотреть многие свои взгляды, из-за войны. У меня возникло желание найти кого-то с левыми взглядами в Донецке, чтобы хотя бы общаться. Иногда думала, что я, может быть, какая-то «поехавшая». Весной 15-го начала общаться с некоторыми левыми в Донецке, но с ними тоже были проблемы. Во взгляде на проблему войны, в частности, некоторые молодые левые не лишены обычных человеческих предрассудков: «Лучше бы здесь фашистские флаги висели, чем теперешняя ситуация, когда я не могу купить кока-колу; люди сами виноваты, что на них бомбы прилетают, не надо было на референдум ходить», – и всё прочее. А многие люди в подвалах сидели, у них не было денег вообще, они не знали, проснутся ли завтра. Анти-ДНРовская позиция часто принимает такие потребительские формы: «Раньше мог себе две пиццы купить, а сейчас ни одной!» Я считаю, что у левой молодежи должна быть чёткая антивоенная позиция. Даже если тебе не нравится ДНР, ты не должен оправдывать тех, кто стреляет по людям: «Они просто выполняли приказы. А что им делать?» Так можно много чего продать и оправдать. Милитаризм – это вредно в любом случае. Мы, коммунисты, должны быть за жизнь, война — это лишь оборона.
К той ситуации, которая сложилась в ДНР, в целом нужно относиться критически. Но я не поддерживаю нынешнюю Украину ни в какой мере, хотя в культурном плане я «украинофил». Но сейчас, да, я за ДНР. При этом сейчас новые проблемы: украинскому национализму противопоставляют русский. Я не могу понять, как можно одному национализму противопоставлять другой. Какие-то украинофобские штуки тоже не понимаю. Раз так произошло, на Донбассе должны быть, в первую очередь, интернационалистские позиции. Русская культура у нас доминирует, но всё равно здесь живет по-настоящему многонациональный народ. Я очень люблю украинскую поэзию 20-х годов, например. Именно революционного периода. Владимир Сосюра, наш донбасский писатель, один из моих любимых. Леся Украинка, сейчас её на свои знамёна поднимают националисты, но будто не знают, что она была убеждённой коммунисткой.
Артём Сальник: сначала я не осознавал, что такое коммунизм, что такое советская власть, был продуктом своего времени, простым обывателем. Потом начал задумываться: почему существует социальная несправедливость, почему идут войны, почему человек, который с утра до ночи трудится, вынужден жить так бедно… потом мне попалась книжка «Основы ленинско-марксистской философии», тогда я учился в 10 или 11 классе. Вот так я узнал, что есть пролетарии, что такое прибавочная стоимость, откуда берётся стартовый накопительный капитал. Как сказал Генри Форд: «я готов отчитаться за каждый доллар, но не спрашивайте меня, как я заработал первый миллион». Потом много занимался спортом, но после института понял, что спортивная жизнь короткая, что меня ждёт только педагогическая деятельность. Проработал в Великоновоселковском районе, в пяти-шести школах, по совместительству был тренером по футболу для детей. Затем на своей шкуре решил понять, что такое пролетарский труд, забросил школу, полгода проработал на заводе. Понял, как даются эти деньги, понял, что человек труда – это мерило всего богатства, всё что создано – создано руками рабочего человека. Потом, после прочтения «Основ», начал увлекаться левой литературой. «Поход» Мао Цзедуна произвёл на меня большое впечатление, и я сравнивал их революцию с нашей, хотя тяжело сравнивать, у них революция в первую очередь опиралась на сельчан. Хошимин, Че Гевара, Кастро, Сталин, Троцкий. Потом сам пришёл: «Хочу стать членом КПУ». Хотя был со многим в партии не согласен, но альтернативы не видел. Социалистическая партия себя сильно дискредитировала, в каждом парламенте этот Мороз был (Александр Мороз, с 1991 по 2012 гг. глава Социалистической партии Украины, прим. автора), в том числе председателем Верховной Рады. Всё, в итоге, закончилось, как я предполагал, в 2007 году. «Социалисты» просто не прошли в Раду, до этого Мороз по сговору с властями продвигал в Раде их повестку, но в определённый момент стало понятно, что СПУ растеряла всю поддержку и не пройдёт в очередной созыв. Прогрессивная социалистическая партия Украины, Витренко Наталья Михайловна. Она была лучше, но всё равно, программные цели КПУ были мне ближе всего. Потом проявлял себя в КПУ как агитатор, пропагандист, создал в своём поселке городского типа комсомольскую организацию, она до сорока человек насчитывала. Но где они все сейчас? Они остались в посёлке, но 99% отказались от борьбы, стали приспособленцами. Их осуждать тоже сложно, каждый человек выбирает спокойствие, покушать, поспать, мещанство.
Позже был выдвинут по партийным спискам на выборы в районный совет. Стал депутатом районного совета шестого созыва в 2012 году. Коммунистам было тяжело влиять, большинство в райсовете было у «Партии регионов» (ПР). В моём районе было 30 регионалов, 4 коммуниста. Мы создали фракцию, на второй же неделе заседания два человека вышли из фракции и стали полностью на сторону регионалов. Если ты пришёл как слуга народа – то, что обещал, то и должен выполнять. Местная пресса никогда о нас не писала, только: «Прошло заседание райсовета, приняты такие-то решения». А конкретные результаты голосования: кто был за, кто против – никогда не публиковались. Принятие бюджета – 32 за, 2 против. Поэтому нас часто обвиняли, что ПР и коммунисты якобы одно целое, якобы всегда голосовали одинаково, но ведь результаты голосования не освещали, не рассказывали о работе нашей маленькой фракции, о нашей позиции.
Путь в Донецк. В нашем районе был проведён референдум о самоопределении в мае 2014 года. До этого в западных областях захватывали административные здания, вывешивали флаги «Правого сектора». У нас прошёл референдум – ни одного вооруженного человека не было, ни одного человека не то, что из РФ, даже из других районов Донецкой области. 11 мая провели референдум, 13-го возле администрации было собрание. Более 98% жителей района, пришедших на референдум, проголосовали за создание ДНР. Более половины от общего числа избирателей в районе точно проголосовало. Это было народное волеизъявление, единственное в Украине, где народ действительно по собственной воле шёл голосовать. В итоге перед администрацией был снят украинский флаг, вывешен флаг ДНР – я сам это сделал, но это было решение 98% жителей района. Началось полное уничтожение коммунистов на Западной Украине: Ленина тягали, коммунистов ставили на Западе на колени и так далее. Это всё еще до референдума было. Референдум был нашим ответом на весь этот беспредел. Ведь уничтожался не Ленин, уничтожалась Украина. Именно коммунисты создали Украину, УССР. Но на Западе никто ведь не знает историю. Мы никогда не примем ни Бандеру, ни Шухевича. Когда Артём создал Донецко-криворожскую советскую республику (ДКР), это еще был Юг России, а в Киеве была создана Украинская народная республика (УНР). Из Киева присылали сюда на Донбасс своих агитаторов, т.н. «повитову раду». Люди смеялись: какая здесь может быть Украина. Нужно ведь смотреть историю, первый-второй универсалы УНР, как немцы сюда вошли. История не любит сослагательного наклонения, а еще говорят, историю тяжело учить, легче её сочинять. Так сейчас в Украине и происходит.
Прошёл день после того, как я вывесил флаг ДНР, и в поселок зашел карательный батальон «Донбасс» во главе с аферистом Семенченко-Гришиным. Он утверждал, что он полковник, через два года выяснилось, что это не так. Начался «излов» участников референдума, на 4 – 5 машинах «Приватбанка» они приехали, все вооружены. А у нас ни у одного человека не было оружия. Кто успел – тот ушёл. Не то, чтобы мы струсили – противостоять им просто было подобно самоубийству. Вооруженные люди против обычных сельских жителей, некоторые из которых никогда не держали оружие в руках. По всем украинским каналам пошли репортажи, что они освободили посёлок от российских войск, «у России отбили наш посёлок». Покалечили много людей, некоторых находили в другой области побитыми. Мне удалось бежать, я прибыл в Донецк.
Юрий Дергунов: Левым я начал себя считать лет в 16, был еще школьником. У меня был тогда товарищ существенно старше меня, он оказывал на меня определенное интеллектуальное воздействие. До этого мог бы себя назвать украинским националистом, как ни странно (сейчас, конечно, нет). Несколько лет я был не марксистом. Мне просто нравился Советский Союз, можно так сказать. Но постепенно я всё глубже проникался марксизмом, и пришёл к выводу, что никакого социализма в СССР не было, стал больше ценить значение демократии как компонента, без которого невозможна общественная собственность.
Самые главные лично для Вас ценности в левой идеологии (без которых левые – не левые; кто-то скажет: профсоюзная политика или справедливое трудовое законодательство, право на бесплатное образование и медицину, прогрессивное налогообложение, интернационализм – а для Вас какие?)
Бенес Айо:
Общественная собственность на средства производства. Социализм. Крупный и средний бизнес должны быть в руках государства. Мелкий бизнес – пусть, но тоже под жёстким контролем государства.
Катя Андреева:
Общественная собственность на средства производства. Преодоление частнособственнических отношений.
Юрий Дергунов:
Общественная собственность. Использование экономических активов на благо всего населения на основе планирования и демократического контроля над ним. Все трудящиеся должны иметь возможность участвовать в принятии такого рода решений.
Бенес Айо:
Интернационализм. Отсутствие всякой дискриминации.
Артём Сальник:
Интернационализм. 15 стран (союзных республик СССР, прим. автора) прожили в дружбе. Между равными – равные. Вообще не понимаю, как можно ставить себя выше другой нации?
Юрий Дергунов:
Интернационализм. Приоритет классового по отношению к национальному. У трудящихся разных стран между собой больше общего, нежели между людьми одной нации, принадлежащими к разным классам. Для меня национальная идентичность умерла во время войны, я перестал соотносить себя с какой-либо нацией.
Бенес Айо:
Восстановление СССР. Моя программа-максимум. Чисто экономически, геополитически, чтобы нашим странам выжить и успешно конкурировать – нужно восстанавливать Союз. Причём, нужно торопиться.
Бережное отношение к окружающей среде, это, естественно, тоже левая политика. Когда к власти пришёл капитал, то в России случились, например, «Сахалин-1», «Сахалин-2». Огромные дорогостоящие предприятия были отданы в концессию. Не был заключен договор о том, что должны быть соблюдены правила безопасности. Происходило варварское истощение природных ресурсов, и нефть попадала в море, в целом подобные события приводили к катастрофическим последствиям для окружающей среды. Это было предсказуемо, ведь «нет такого преступления, на которое не пошёл бы капитал при 300% прибыли» (К. Маркс).
Антиимпериализм. Против вмешательства Запада в дела других стран.
Катя Андреева:
Решение женского вопроса. При капитализме женский вопрос полностью решить нельзя, возможно принять лишь какие-то частичные меры. Среди левых есть такое мнение: «После революции само решится». Но уже сейчас можно бороться за равную оплату труда мужчин и женщин, за доступ к дошкольным образовательным учреждениям. Должна быть защита материнства, поддержка матерей-одиночек. Право на аборт. Если же хочешь оставить ребенка, должна быть возможность достойно этого ребенка воспитывать. Постоянно есть угроза, что ситуация с репродуктивными правами станет хуже, что будет откат прогрессивных завоеваний. В рамках капиталистической системы такая угроза всё время есть.
Антивоенная позиция. Левый сегодня не может поддерживать действия Украины по отношению к Донбассу. Если поддерживает, то это лицемерие. То, что происходит по нашу сторону — это оборона. Конечно, когда на нас нападают, как мы можем не обороняться? В первый год войны были постоянные угрозы, что сюда вот-вот могут зайти украинцы. Это было страшно. Но я не идеализирую нашу армию. Мы долго еще будем пожинать плоды войны. Я была волонтёром-педагогом, занималась с детишками переселенцев из Марьинки, которые жили в общежитии. Был мальчик 8 лет, который из-за войны не смог вовремя пойти в школу, не научился к тому времени писать. В этом общежитии жили люди в форме (некоторых, как позже выяснилось, из ополчения прогнали), которые постоянно пили и вели себя по-хамски. Когда убили Максима (Лакомова, это произошло в общежитии, которое упоминает Катя; прим. автора), дети это видели. Я тогда не имела педагогического опыта, всё делала ощупью. Это был очень сильный, трогательный опыт.
Левая просветительская деятельность. Через проведение просветительских событий объединять вокруг себя людей, чтобы к нам хотелось приходить.
Артём Сальник:
Борьба за социальную справедливость. Гоббс, буржуазный философ, сказал: «Человек человеку волк», а я как коммунист считаю, что человек человеку – друг, товарищ и брат. Не должны голодать люди, а немногие жировать. Так же на уровне стран – США и страны, которые уничтожаются. Я читал «Зелёную книгу» Каддафи, до уничтожения страны американцами и их союзниками в Ливии был мир и спокойствие. США принесли «демократию» в Сирию, Ирак.
Социальная справедливость должна быть. Должно быть общество, в котором нет эксплуатации человека человеком в целях наживы. Уважение к человеку труда. Сейчас же, если у тебя нет денег и связей – у тебя мало шансов.
Чтить, знать Советскую историю.
Юрий Дергунов:
Политические свободы. В моём понимании это тоже левая ценность, и очень важная. Политические свободы были исторически добыты в борьбе трудящихся, сегодня их нужно защищать от поползновений со стороны буржуазных государств, и они же являются условием выживания социализма в будущем.
Рационализм и философский материализм. Представление о принципиальной познаваемости мира, мир открыт нашему рациональному познанию. Означает для меня отказ от тех философских позиций, которые отвергают понятие истины. Истина так или иначе существует в мире, мы не можем уравнивать все позиции как некие мнения. Истина не означает абсолютной нейтральности, познать истину применительно к социальным отношениям мы можем с определенной классовой точки зрения, мы должны исходить из центральной роли труда в общественных процессах, и тогда мы начинаем раскручивать клубок, и приходить к тому, как те или иные социальные явления соотносятся с трудом. Точка зрения, которая исходит из социального класса, универсальна, и может объяснить и гендер, и нации, и всё остальное.
Равенство как ценность. Равное право претендовать на общественные блага. Отрицание исторической правомерности существования классов по мере развития общественных отношений. Бесклассовое общество как конечная цель развития. Мы не сможем преодолеть многообразие между людьми, но никто не должен страдать из-за своих различий, они не должны превращаться в источник иерархий (но многообразие само по себе должно существовать – это прекрасно).
Захар Прилепин:
Внимание к бедным, возможность каждому человеку занять свою маленькую нишу и выживать. Одновременно — ставка на сверхчеловека, на выход за пределы человеческого, в космос — и в прямом смысле, и в метафизическом. Социализм готов помочь действительно нуждающимся и не делает ставку на потворство похотям и прихотям, на всё низменное и мелкое в человеке. Социализм делает ставку на человека созидающего, на человека, который больше, чем просто человек. Вот — главное. Медицина, образование, прогрессивное налогообложение, дружба народов — это само собой. Но это уже подпункты к тому главному, о чём сказано выше.
Давайте соотнесём теперь Вами названные пункты/ценности с ситуацией в сегодняшнем Донецке. Ситуация в Донецке(ДНР) по этим пунктам улучшилась или ухудшилась после 2014 года, и почему? Какая сейчас ситуация в Донецке?
Бенес Айо:
Перспектива общественной собственности в Донецке. Экономическая ситуация. Общая экономическая ситуация, естественно, ухудшилась. Что говорить, когда подписаны минские договорённости, но по 20-30-40 раз в день происходят нарушения режима прекращения огня со стороны Украины. Предприятия, например, Докучаевский доломитный комбинат, Донецкий металлургический завод раньше принадлежали олигархам. Сейчас находятся под контролем государства, юридически, но в связи с постоянными обстрелами, а Докучаевский завод вообще на линии соприкосновения – всё очень сложно. Исчезли прежние рынки сбыта. Форма собственности сменилась, но в связи с войной ощутить преимущества общественной собственности пока не удалось.
На сегодняшний день в республиках национализировано свыше пятидесяти предприятий. Я считаю, что нужно продолжать эту политику. Нужно национализировать не только те предприятия, которые ранее принадлежали украинским олигархам, но и принадлежащие местным капиталистам. Но местным (тем, кто не сотрудничал с новым киевским режимом!) можно выплатить адекватную компенсацию. Без госконтроля, без социализма – Донбасс в принципе не восстановить. Правительство ДНР должно идти по пути дальнейшей национализации, наша партия, все левые силы будем с этой целью оказывать давление на местные власти.
Катя Андреева:
Перспектива общественной собственности в Донецке. Экономическая ситуация. В основном, люди у нас выступают за национализацию, с другой стороны, Рината Ахметова (те, кто работал на его предприятиях) — любят. Всё же, когда власти ДНР высказывают идеи о национализации, то это, скорее, популизм. В целом социалистических тенденций мало вижу. Проезд по три рубля (на общественном транспорте, прим. автора), но те же цены на продукты не слишком низкие, особенно если соотносить с местными зарплатами. Пенсии по 2 тысячи российских рублей — это же смешно. Гуманитарной помощи тоже уже намного меньше. От благотворительных структур Ахметова, в частности, были сначала огромные пакеты с хорошей едой, но это закончилось. Сейчас работу найти сложно. У меня однокурсники едут работать в сельские школы, в Донецке сложно.
Артём Сальник:
Борьба за социальную справедливость. Экономическая ситуация. Какие-то сдвиги произошли, но идёт война. Всё только в процессе становления. У нас нет выхода на рынки, полностью зависим от России. Все, начиная от военного и заканчивая дворником, понимают, что идёт война. Не повышаются цены на ЖКХ, на общественный транспорт, это из плюсов. Цены сравнялись с украинскими. Даже ниже стали, чем на Украине. В начале войны мы ездили туда отовариваться, сейчас нет. Качество продуктов, тех, что произведены в ДНР – намного лучше, чем на Украине. Взять, например, цены на молочные продукцию и колбасу. Национализация проводится, у нас это назвали переводом предприятий «под внешнее управление» или «временно под юрисдикцию ДНР». Но тяжелые условия, нет сбыта, нет конкуренции. Зарплаты, тем не менее, вовремя платят.
Юрий Дергунов:
Общественная собственность. Экономическая ситуация. Мы по-прежнему живём в условиях частной собственности, причем в её наиболее монополистической форме. Сегодня в ДНР говорят: «У нас не растут тарифы на ЖКХ, на транспорт». Но это, скорее, попытка избежать социального взрыва. Та национализация, которая произошла в ДНР, не имеет ничего общего с общественной собственностью в здравом смысле слова. Даже ничего общего с переходом экономических активов под контроль государства как такового. Скорее, образовались вотчины конкретных людей.
Безусловно, население стало жить беднее, но это связано, в первую очередь, с войной, блокадой, инфляцией. Что касается социальной политики, она в целом не изменилась. Уровень социальных расходов примерно тот же, в денежном выражении зарплаты и пенсии примерно те же, которые были до войны (в частном секторе зарплаты были выше, но сейчас частный сектор лежит), впрочем, эти суммы существенно девальвировались благодаря росту цен. На Украине сейчас еще худший вариант социальной и экономической политики (да, когда я говорю «Украина», то принимаю существование государства здесь как объективной реальности), политика является еще более антинародной. Там произошёл, в частности, колоссальный рост коммунальных тарифов, совершенно несопоставимый с уровнем жизни населения. Но у населения больше шансов выкручиваться, так как украинская экономика поживее местной. Но именно государственная политика, которая сегодня проводится в Украине, куда более накладна для населения, нежели в нашем случае. У нас здесь я не могу говорить о целостном неолиберальном курсе. Скорее, ведется политика стихийного затыкания дыр. В ситуации военных действий неолиберальная повестка может успешно продавливаться, мы это видим, опять же, на Украине. В ДНР бюджет засекречен, но понятно, что государственные расходы осуществляются в основном за счет Кремля, и пока там считают необходимым поддерживать некий минимальный уровень, обеспечивающий выживание населения.
Артём Сальник:
Интернационализм. Мы здесь на Донбассе показали всему миру, не только Украине, что такое интернационализм. Фактически со всего мира к нам приехали отстаивать интернационализм, бороться против национализма. Человек из Западной Украины воюет за Донбасс рядом с русским добровольцем, это наша реальность, наш сегодняшний день.
Чтить, знать Советскую историю. Сейчас идёт разработка местных учебников, пока обучение идет полностью по российским учебникам.
Бенес Айо:
Интернационализм. Начиная с 2014 года у нас в ЛНР/ДНР происходит национально-освободительная революция, избавление народа от империалистического угнетения, эксплуатации. Как в Каталонии, только Каталония стремится обрести независимость, отделиться от Испании. Или, другой пример, кубинская революция, Куба и до революции была де-юре независимой страной, но де-факто дореволюционные власти Кубы проводили экономические интересы США. У нас третья ситуация: есть большая Россия, мы выступали за присоединение к РФ. Это всё разные формы национально-освободительной революции. У нас было именно стремление присоединиться к РФ. Мы осуждаем поведение России, до августа 2014 года украинская армия на ладан дышала, не была вооружена поляками и американцами, Россия могла бы тогда без каких-либо затруднений признать республики и ввести войска. Если бы Россия действительно хотела улучшения жизни людей. Но у пятой колонны олигархов, у олигархической России свои интересы. Нонсенс, все от нищего до олигарха платят 13% подоходного налога. Почему Россия не вводит прогрессивное налогообложение? Они нам говорят, якобы все увезут свои деньги за рубеж. Но это чушь, а фактическая ситуация такова, что Кремль и Дума – это глашатаи буржуазии. Россия сегодня – жёсткое неолиберальное государство, именно поэтому Россия практически не помогает. Именно поэтому здесь нет российских миротворцев. Не войск, а миротворцев!
Если же говорить об обществе, о настроениях дончан, то интернационализм как был на Донбассе в 2014 году, так и остался сейчас.
Юрий Дергунов:
Интернационализм. До войны ситуация была сравнительно гармоничной. Многим людям не нравилась «обязаловка» с украинским языком, но его применение было ограничено отдельными сферами – высшим образованием, документооборотом. Донецк был глубоко русскоязычным городом. Донбасс в целом всегда был супер-полиэтническим, более ста этносов проживает на территории Донбасса. Русский язык был языком межнационального общения, здесь это полностью соответствовало действительности. До войны, организации ни украинского, ни русского националистического толка не были влиятельны, хоть и существовали. Лет десять назад организации сепаратистского толка были кем-то вроде городских сумасшедших. После Майдана и аннексии Крыма, то есть под влиянием качественного усиления украинского национализма и прецедента, созданного действиями правительства РФ, все изменилось, и из маргинальной идеологии русский национализм на этой территории стремительно превратился в мейнстримную. Само по себе стремление присоединиться к России, лежавшее в основе так называемой «русской весны», решить свои проблемы не за счет изменения социальных отношений, а за счет смены территориальной принадлежности, было националистическим в своей основе, хотя это была достаточно причудливая амальгама идеологий. Сейчас же основная идеология здесь – «русский мир». Продвигается представление о русском народе как носителе имперского сознания, как общности, которая вокруг себя собирает остальные народы и претендует на некое всемирное историческое значение. В ДНР сегодня основная идеология – «мы являемся частью «русского мира»». Отменили украинский язык как обязательный язык документооборота – это было правильно. Но потом маятник качнулся в другую сторону, и началось вытеснение украинского языка из образования, то есть началось наступление на культурное разнообразие на данной территории. Есть некая бытовая украинофобия, которая возникла в результате войны, недалекие люди начали ассоциировать с украинцами источник своих бед (некая логика коллективной ответственности).
В целом, по обе стороны линии разграничения сложился своеобразный симбиоз украинского и русского национализмов. Они подпитывают друг друга, и заставляют трудящихся считать своими главными врагами соседние государства, а не правящие классы.
Бенес Айо:
Бережное отношение к окружающей среде. В связи с военными действиями экологическая ситуация в Донецке ухудшилась.
Антиимпериализм. В сентябре 2017 года глава ОБСЕ сказал, практически дословно, «у нас нет никаких доказательств присутствия регулярных российских частей на Донбассе». Есть пара тысяч воинов-интернационалистов. Я служу в ЛНР/ДНР с 2014 года и могу сказать, что ни российских войск, ни российских военачальников у нас нет, и не было.
Катя Андреева:
Решение женского вопроса. Вопросы гендера поднимаются, но не думаю, что женский вопрос стал больше волновать людей после 14-го года. Среди сверстников моих много консерваторов.
Антивоенная позиция. Интернационализм и антивоенная позиция провозглашаются, безусловно. Есть сентиментальное отношение к Советскому Союзу, ко Дню Победы. Этому уделяется большое внимание, детям много рассказывают о Великой Отечественной войне. Я общалась на эту тему с подростками, они это воспринимают как «обязаловку».
Левая просветительская деятельность. На «Авроре» всегда есть возможность провести лекции или дискуссии, поделиться с другими своими знаниями. Даже совместный просмотр фильма и последующее обсуждение — это уже просветительская деятельность.
Юрий Дергунов:
Политические свободы. Безусловно, по сравнению с 14-м годом политических свобод стало меньше. Украина была страной, где любые формы политической деятельности, кроме откровенно террористических, любые СМИ были легальны. Всё это работало в интересах конкурирующих олигархических группировок, но уже сама по себе конкуренция внутри олигархии гарантировала минимальный уровень свобод. То, что произошло с 2014 года – полное сворачивание политических свобод по обе стороны линии разграничения. У нас здесь чудовищно сужен политический спектр — не только не могут действовать политические силы, которые не согласны с объявлением независимой республики, но и разрешенные политические силы сведены к двум «общественным движениям»: правящему и формально оппозиционному. На сегодняшний день невозможна регистрация политических партий и общественных организаций. Здесь, по сути дела, отсутствует процедура выборов как таковая. Те голосования, которые проводились, проходили с нарушением любых процедур, которые считаются признаком формальной демократии. Местные выборы вообще не проводятся (в связи с Минскими соглашениями они должны быть проведены после принятия Верховной Радой соответствующего закона) – мэры назначаются. Местные СМИ совершенно дубовые в своей пропаганде, в «Донецке Вечернем», например, на первой полосе каждого номера фотография Захарченко. Вертикали власти пытаются придать облик иконопочитания. Не гарантируется право на мирные собрания, митинги, по сути, запрещены (под предлогом того, что «мы живем в условиях военного положения»). Зато на массовые акции принудительно сгоняют бюджетников и студентов.
Рационализм и философский материализм. Одно время в Народном совете ДНР был депутатом Рагозин Николай Петрович, он заведует кафедрой социологии и политологии Донецкого национального технического университета, добротный марксист, хороший философ. Как практический политик – поступил, по-моему, несколько вразрез со своими теоретическими позициями, поддержав сепарацию от Украины. Сейчас он зампредседателя КП ДНР, или глава Макеевской организации. Сначала его и Литвинова (Борис Литвинов, первый секретарь ЦК КП ДНР, прим. автора) включили в состав парламента от «Донецкой республики», позже он был исключён из числа депутатов. Депутатского мандата в ДНР могут лишить с формулировкой «утрата доверия».
В целом же, на виду представители совсем других взглядов. Есть, например, «Изборский клуб», представители почвеннической русской консервативной православной мысли. Пожалуй, это наиболее влиятельная сейчас группа публичных интеллектуалов.
Равенство в ДНР. Думаю, что распределение доходов стало даже более равномерным. Но это, скажем, больше равенство в бедности. При этом у многих людей вызывают раздражение чиновники, демонстрирующие высокий уровень потребления. Мы видим, что такие люди в обеденное время целиком снимают в Донецке залы ресторана, и проводят время «не по средствам», и это повседневная практика. Видимо, не для того они пришли во власть, чтобы предаваться аскезе.
Захар Прилепин:
Республика находится в состоянии войны. Надеюсь, вы помните, что когда в молодой Советской Республике шла война — большевики экспериментировали, как могли, мгновенно меняя установки и забывая о Марксе. Динамика в ДНР с 2014 года колоссальная — но ведь отчёт идёт от той точки, когда было потеряно всё и была полностью разрушена вся социальная система. Так что всё-таки мы будем всё это после войны обсуждать; да и не моя это тема, у меня другая сфера деятельности на Донбассе.
Кто является сегодня, на Ваш взгляд, самым значимым в мире левым политиком? Идеологом/теоретиком? За деятельностью/текстами кого из современников (именно современников) сегодняшний левый должен следить, на Ваш взгляд?
Бенес Айо: Из российских Эдуард Лимонов, Виктор Тюлькин, ленинградское отделение РКРП, Сергей Удальцов и «Левый фронт». Но деятеля мирового уровня, который мог бы объединить, дать ориентиры, такого деятеля на сегодняшний день нет. Поддерживаю Кубу, КНДР.
Катя Андреева: Сейчас меня интересуют те страны, которые называют социалистическими или коммунистическими. Очень интересен опыт Кубы. Раньше любила читать Александра Тарасова, «Скепсис», «Спільне». Сейчас стараюсь следить за крупными изданиями вроде американского «Якобинца», за публикациями постсоветских левых. Интересно, что люди пишут, как анализируют современную ситуацию. За научными деятелями тоже слежу. Особенно Станислава Дробышевского люблю.
Артём Сальник: Из КПРФ Сергей Шаргунов, Леонид Калашников. Александр Проханов, Константин Сёмин, Пётр Симоненко, Рауль Кастро, Ким Чен Ын, Си Цзинпинь (КНР), Николас Мадуро.
Юрий Дергунов: Самое интересное событие последних лет, особенно в условиях упадка «левого поворота» в Латинской Америке – это возрождение левой социал-демократии в Европе и США. Безусловно, мы видим, что ряд лидеров этого течения, например, Берни Сандерс или Алексис Ципрас, заняли соглашательские позиции, уничтожив те надежды, которые сами же породили, другие, как, например, Джереми Корбин, пока ничем себя не запятнали. В любом случае, именно с этой стороны, а не со стороны традиционных коммунистических партий, сейчас исходит основная угроза неолиберализму слева.
Что касается теоретиков, то сегодня есть очень много различных марксистских авторов, исследующих проблемы классов (Эрик Олин Райт), неолиберализма (Дэвид Харви), империализма и глобализации (Джон Смит, Алекс Каллиникос) и т.п., но зачастую они существуют в чисто академических рамках. Из авторов, которые пытаются соединять научный анализ капиталистического общества с выстраиванием проектов социалистической альтернативы, я бы назвал Самира Амина, Иштвана Месароша (умер в конце 2017 года), Майкла Лейбовица. В Украине я бы отметил две книги, написанные под руководством Александра Кравчука, работу коллектива «Спільне», а также сайт Романа Тисы «Вперед». Из российских работ сильное впечатление произвела недавняя книга Андрея Коряковцева и Сергея Вискунова «Марксизм и полифония разумов».
Захар Прилепин: С интересом читал и читаю труды Сергея Георгиевича Кара-Мурзы и Бориса Кагарлицкого, в своё время Ноам Хомский повлиял на меня; у нас есть ряд, так или иначе, левых публицистов, интересных мне, от Михаила Делягина до Вадима Левенталя и Андрея Манчука. Что до левых политиков: поймите, они все практики — и смотреть можно только на результаты практической работы. Понятно, что мне не хватает Фиделя и Чавеса, но в целом, смотреть мы должны на то, чего и как добивается коммунистическая партия Китая, и как работают левоориентированные скандинавские государственные системы. И делать свои выводы.
Что, на Ваш взгляд, должно в первую очередь произойти, чтобы ситуация в Донецке/ДНР улучшилась, исходя из левых позиций?
Бенес Айо: Признание со стороны России и прочих стран СНГ/Таможенного союза. Более глубокая национализация. Более интенсивная экономическая интеграция с Россией (еще до признания).
Катя Андреева: Чтобы закончились война и экономическая блокада. Признание республик. Это программа-минимум.
Артём Сальник: Должен наступить мир. Без мира… Когда наступит мир, тогда Донецк мирным созидательным трудом покажет, что такое Донецк. Как он отложил отбойные молотки и взял автоматы – точно так же вернётся к обычной трудовой деятельности.
Юрий Дергунов: Самое главное – твердое установление мира. Не только в плане того, что люди наконец-то перестанут гибнуть, или качества жизни. Это важно и в плане того, что наступление на политические свободы станет автоматически нелегитимным, его больше нельзя будет оправдывать «борьбой с врагом». Переход хотя бы к формальной буржуазной демократии будет возможен только тогда, когда наступит устойчивое перемирие.
Какой поддержки Вы ждёте (если ждёте) от украинских левых? И кого, какие украинские движения/организации Вы бы назвали союзническими?
Катя Андреева: Я очень жду эту поддержку, но никак не дождусь. Ребята, мы здесь. Не думаю, что они могут поддерживать ДНР, но антивоенную позицию нужно обострить. Ясной позиции, о том, что необходимо прекратить войну – я не читаю это на Украине.
Юрий Дергунов: Мне очень помогает моральная поддержка, которую я получаю от товарищей по журналу, и я считаю вполне правильной антивоенную позицию, которую занимает журнал по поводу конфликта на Донбассе.
В то же время, если говорить об украинских левых организациях, очень не хватает четко артикулированной антивоенной позиции у организаций, которые в целом нельзя упрекнуть в том, что они стоят на шовинистических позициях (прежде всего, я имею в виду «Соціальний рух»).
Какой поддержки Вы ждёте (если ждёте) от российских левых? И кого, какие российские движения/организации Вы бы назвали союзническими?
Катя Андреева: С российскими левыми я больше общаюсь. Состою в «Новом коммунистическом движении». Поддерживают нас информационно, иногда материально. Но в российской левой свои проблемы, у них множество сект, разобщенность. Мы в такой сложный период живём. Когда в трудной ситуации хотя бы нет травли, уже радуешься. Объединяться нужно, естественно. Всем: и на Украине, и в России. Работать больше надо! Все хотят коммунизм, но делать для этого ничего не хотят. Нужно и действовать, хотя бы по мере своих сил.
Юрий Дергунов: Прежде всего, от российских левых хотелось бы большей взвешенности в оценках. У меня сложилось впечатление, что позиции российских левых по Донбассу зачастую являются результатом не столько изучения реальной ситуации, сколько производными от основных размежеваний внутри российской политики. Отсюда упрощенные и одномерные оценки, что происходящее здесь является в чистом виде борьбой с фашизмом или оккупацией территории со стороны российского империализма, и однозначные выводы о поддержке «антифашистского восстания» ДНР или «национально-освободительной борьбы» украинского государства. Думаю, что очень важно, чтобы российские левые, независимо от их политических позиций по конкретным вопросам, проводили разграничение между населением ДНР и ЛНР, и их правящими кругами, и солидаризировались именно с первым — и тогда сочувствие страданиям народа не будет означать поддержки государственной политики, а критика политики республик не будет означать поддержки тех мер, которые ухудшают положение основной массы населения.
Если говорить реалистично, то ситуация с существованием ДНР как некоего протектората российского государства – это надолго. Лучшее, что в такой ситуации могут делать российские левые – это, осознавая ключевую роль и ответственность своего государства за происходящее здесь, пытаться воздействовать на ситуацию в ДНР в направлении демократизации.
Взял интервью и подготовил материал Сергей Симонов (Санкт-Петербург)
