По поводу известных событий на Донбассе в 2014 году сложилось множество ничем не подкрепленных домыслов и мифов. Люди, не имевшие никакого отношения к начальному этапу этого восстания и черпавшие, как правило, информацию из ангажированных СМИ, занимали ту или иную сторону и обращались в «экспертов» со своими категоричными суждениями. Вот в пику этим «экспертам» и для восполнения пробелов о истории хаоса тех дней мы решили побеседовать с одним из участников первых противостояний на Луганщине – Александром Кротом, бывшим членом КПУ, а ныне бойцом Добровольческого коммунистического отряда бригады «Призрак».
Расскажите, с чего для вас началась война?
Для меня это все началось задолго до известных событий на Майдане.
Националисты подняли голову не в 2014 году, а в 2012-2013 годах, когда устраивали свои демонстрации и факельные шествия. Первое столкновение у нас с ними произошло на Покров 14 октября – в день УПА – в 2013 году.
В тот день куча молодчиков из «Свободы», свезенных со всех городов Луганщины, Днепропетровской, Запорожской областей решили устроить здесь, в Стаханове, на родине стахановского движения, факельное шествие. Собралось их человек 30. Кричали про «москаляку на гиляку», «Бандера герой» и прочее. Мы тогда вместе с казаками, стахановскими коммунистами, несмотря на противодействие милиции, перегородили им дорогу. Это и было первое наше с ними столкновение, первый бой гражданской войны, когда дошло до «стенка на стенку». С одной стороны – казаки, коммунисты, с другой стороны – «свободовцы» под защитой милиции.
Когда Майдан начался, что происходило здесь на Луганщине?
У нас многие ездили в Киев, на Антимайдан в поддержку власти. Но мы отправились туда не потому, что поддерживали «Партию регионов» или Януковича, которые нам самим поперек горла встали. Мы ехали защищать своё право на свою культуру, на своё мнение, потому что понимали – если выиграет Майдан, Украина будет фашистским государством. Когда начнут крушить памятники и сажать неугодных. Мы же не раз в свой адрес слышали угрозы вроде: «Мы возьмем власть, мы вас всех туда отправим, к Сталину».
А после Майдана?
Прежде всё происходило ситуативно – был повод, марш, шествие — мы собрались, разогнали. Но вот после победы эти молодчики из Киева начали разъезжать по городам, захватывать органы власти, горисполкомы, исполкомы, облисполкомы, и мы решили собирать дружины на постоянной основе. Чтобы всегда был дежурный отряд, готовый выйти в любой момент и зачистить город от заезжих нацистов. Тогда на постоянной основе в городах Луганской области начало закладываться современное ополчение, именно для защиты от вторжения этих «товарищей».
Следующим толчком было крушение памятников, «ленинопад». Тогда у нас появилось законное право создавать палаточные городки у монументов.
Мы от милиции, от властей получили официальное разрешение на создание дружин, которые патрулировали город, следили за порядком, тогда еще совместно с милицией. В Луганской области появлялись палаточные городки у центральных памятников Ленину, в том числе и в Стаханове. Вокруг этих городков стали аккумулироваться другие люди, создавались уже десятки, сотни народного ополчения. Назывались они тогда народные дружины.
В дальнейшем были события в Луганске, когда националисты пытались захватить исполком, разогнать наш митинг, опять мы с ними схлестнулись, там было много наших делегатов из-под Стаханова. СБУ арестовало с десяток активистов народных дружин. Это, конечно, всколыхнуло народ. Хотя аресты были незаконны.
Какие требования выдвигали дружины?
Мы требовали защитить народ юго-востока от разгула неонацистов, не рушить наши памятники, не захватывать органы самоуправления, которые мы избирали, ну и, самое главное, не хотели принимать ту культуру, которую нам оттуда навязывают. Мы им так и говорили: «Вы верите в Бандеру – верьте в него во Львове. А здесь у нас свои герои. Живите сами – и дайте нам жить». Вот чего мы хотели. Также люди требовали федерализации. Не было никаких разговоров о присоединении к России. Тогда был разговор только о федерализации. С этими требованиями мы и выходили на митинги. Все это было стремлением защитить себя от произвола Киева. Но начались аресты активистов, абсолютно необоснованные.
Кем являлись активисты дружин? Что это были за люди по своим взглядам, по классовому происхождению?
Здесь на юго-востоке было три силы – коммунисты, казаки, имперцы. Если говорить про социальное происхождение, в основном это шахтёры, пенсионеры и мелкий бизнес. Были у нас и представители среднего бизнеса, но очень мало. Руководящей, организующей силой на тот момент выступали местные ячейки компартии. В отличие от тех же казаков и имперцев, у них был подготовленный актив, среди них были депутаты, которые знали, как всё законно организовать, оформить. И вот луганские ячейки компартии вопреки указанию центра не влезать и не вмешиваться, вопреки Симоненко, возглавили и организовали все это. Чиновники и остальные бюджетники в большинстве своем заняли выжидательную позицию, милиция – офицерский состав – противодействовала нам. Молодежь тоже подтянулась на наши призывы защищать свою культуру от беспредела неонацистов. Средний класс и интеллигенция работали либо на ту сторону, либо самоустранились.
Александр Крот
Нужно отметить, что до взятия СБУ в Луганске местные СМИ нас либо вообще не замечали, либо писали о нас только плохо. Я на тот момент был единственным журналистом в Луганской области, который писал обо всем происходившем на стахановском информационном ресурсе. В конце марта начались аресты под совершенно надуманными предлогами с обвинениями в сепаратизме. Хотя на тот момент разговоры шли только о федерализации. Арестованные активисты были, кстати, в основном из Стаханова. И вот тогда в Луганске вышел народ — требовать освобождения незаконно арестованных. Мы тогда сильно возмутились: почему одним можно захватывать исполкомы, СБУ, убивать милиционеров, их за это не сажают, а другим нельзя защищать памятники и исполкомы. Народ вышел 6 апреля. Изначально организаторы не собирались штурмовать здание, хотели устроить митинг, потребовать выпустить, договориться с властью. И вот в данном случае, как неоднократно происходило в дальнейшем, народ, вопреки желанию организаторов – Болотова и Карякина, начал штурм. Организаторы, наоборот, пытались даже остановить, кричали: «Что вы делаете?» Они понимали, что им это грозит далеко идущими последствиями. Но народ сам вопреки воле своих вождей организовался и захватил СБУ.
После захвата мы выдвигали прежние требования, в первую очередь о федерализации региона. Хотя уже поползли разговоры: «А давайте присоединяться к России. Мы СБУ не для того брали, чтобы оставаться в Украине». Федерализации показалось мало. Но руководители – Болотов (первый глава ЛНР), Карякин (председатель Республиканского собрания ЛНР) – все еще торговались с режимом через Килинкарова, председателя луганского областного отделения КПУ, и Ефремова, руководителя фракции «Партии регионов» в Верховной Раде, о федерализации.
Несколько раз внутренние войска пытались штурмовать СБУ, упирались в стенку народа и отступали. Потом началась история со Славянском. И народ вообще возроптал: а чего мы сидим в СБУ и требуем федерализации? Когда понятно, что нам ее никто не даст. Многие командиры начали уходить в города Луганской области, я ушел с Дремовым в Стаханов – и там вместе с ним мы начали организовывать своё ополчение, именно вооруженное, вместо народной дружины. Ушли также Мозговой, Беднов, Леший и другие будущие полевые командиры, в то время как Болотов и Карякин бегали и кричали, не надо штурмовать облисполком, милицию и т.д. А народ брал и штурмовал.
Тут очень важно заметить, что тогда не было никаких вождей, никто никого никуда не вел, вожди пытались удержаться на плаву и даже сдерживали людей, а народ находил себе других командиров. Таких, как Беднов, Леший, Одесса, Фома, которые тогда тоже командовали отрядами в СБУ. В каждом крыле на каждом этаже там был свой командир, именно они брали потихоньку под свой контроль область. В то время как Болотов сидел трусливо и вздыхал: «Боже мой, я же не хотел брать СБУ». Помню, я ходил на общее собрание командиров, там в первом ряду сидел весь президиум и вздыхал. Им говорят: «Луганская народная республика – отделяемся и строим свое государство». Они: «Да это же не в правовых нормах, нас же никто не признает». Я тогда вышел и говорю: «У нас есть очень хороший пример сепаратистского движения – США. Они дали пример всему цивилизованному миру. Почему США можно, а нам нельзя?» В итоге Болотова просто заставили объявить Луганскую народную республику.
Как брали под контроль область?
В Луганске после СБУ взяли облисполком и милицию. Тогда вожди поняли, что обратного пути уже нет — в Украине, в Киеве, им ничего не светит, кроме ареста и расстрела. Трудно будет потом властям объяснить, что это все народ делал. Кто бы им там поверил? Вот тогда они там начали ездить в Москву, договариваться. Потом взяли два городка внутренних войск, начали штурмовать сами внутренние войска на Александровке, штурмовали луганскую погранзаставу. Сначала захватывали гражданские объекты, потом военные. Где-то к концу июня Луганск был полностью взят под контроль. Тогда, конечно, доходило до парадоксального: я уже стоял в Стаханове в бывшем 6-м отделе СБУ, у нас было два блокпоста на выезде, но добирались до них мы в гражданском, потому что по пути из 6-го отдела на блокпост нас могла арестовать милиция. Было так: полгорода они контролируют, полгорода – мы. Мы к ним не заходим, они – к нам.
Как управляли подконтрольными городами?
Никак не управляли. Чиновники просто разбегались. Первый месяц-два вообще ничего не убиралось, не ремонтировалось. Первые подвижки в этом плане начались, когда Болотов удрал в Россию. А до этого как все работало? Возникала проблема – полевой командир находил спрятавшегося чиновника от ЖКХ, тыкал носом, допустим в мусор, они собирали работников, приезжали, убрались и опять разбегались. Или что-нибудь сломалось – нашли ответственного или помощника, привели, приказали решить поломку под угрозой расстрела. Болотов вообще ничем не занимался и не управлял. Он просто сидел с умным видом и читал тексты, которые ему подсовывали. От министерств тогда были только одни названия. Гражданскими делами занимались полевые командиры, если у них было желание и возможности. Были и попытки прямой демократии на местах – парламенты, советы, вече. Те же казаки в Стаханове, Красном Луче собирали вече, решали какие-то насущные вопросы. Командир предлагал, спрашивал народ: «Любо ли, братцы?» Народ должен был ответить да, «любо» или нет, «не любо». Да тех же мэров – кого-то из бывшей городской администрации – кое-где утверждали на таких собраниях. Но все равно эти мэры ничем не управляли и сделать ничего не могли. В конечном счёте, всё зависело от командира. Хотел – помогал. Не было желания, ресурсов – жизнь в городе замирала.
Когда началось гражданское строительство Луганской народной республики?
После разгрома украинской армии потихонечку начала создаваться своя государственная структура – те же министерства, которые уже работали. Начали создавать регулярную армию, в которой платят зарплату, в которую вводят уже советников, в которой дают оружие, поставляют нормальную технику.
Как вы оцениваете российское влияние на Донбасс?
Я скажу так: мы очень благодарны российским братьям за их неоценимую помощь – добровольцами, советниками, вооружением, деньгами, специалистами. Без их помощи мы были бы уничтожены, и 90% народа здесь хотело бы жить в России, а не в той Украине, которая есть сейчас. Большое им спасибо.
Но нам здесь очень не нравится выстроенный Россией олигархически-бюрократический режим, который все подавляет.
Народ в последнее время здесь не видит разницы между украинской властью и российской. В глазах народа она одинакова. Люди спрашивают: «А за что мы воевали, если поменялись только флаги?» Раньше у нас был украинский флаг и украинский национализм, а сейчас у нас есть русский флаг и русский национализм. Конечно, русский национализм нам ближе и роднее, и русский бюрократ нам ближе и роднее, чем украинский, который будет нас заставлять любить Бандеру. Но в социальном плане мы ничего не выиграли. Революция была задавлена. Задавлена в тот момент, когда пришел Плотницкий и российские советники, вооружение, техника, деньги и всё. Как говорится, кто платит – тот и заказывает музыку. А России, понятно, здесь не нужна ни казачья республика, ни советская. Здесь было создано то, что создано. А именно диктатура.
Почему мы не возмущаемся? Знаете, русский деспотизм мне лично роднее и ближе, чем деспотизм западный. Пусть меня гнобит русский чиновник, который со мной 9 мая выходит с георгиевской ленточкой, чем меня будет также гнобить украинский чиновник, но при этом еще и будет заставлять любить Бандеру. Из двух зол мы выбрали меньшее. Из двух одинаковых воров мы выбрали того, который по крайне мере не лезет нам в душу. Даже не выбрали – а смирились. Нам никто не давал выбора. Да и не так все задумывалась. Ведь это же восстание действительно начал народ. Но понятно, любое государственное строительство нуждается в финансах. А у нас ничего этого не было…
А если вы знали, что так все случится, чтобы бы сделали?
Так же участвовал бы. Как я уже сказал, лучше жить в такой России, чем в такой Украине. Эту ситуацию невозможно переиграть. Просто без России мы бы не выиграли. Против нас стояла огромная армия, даже если учесть, что там до половины не хотели воевать, но даже у тех, кто хотел, мозги были промыты пропагандой, и их было достаточно для того, чтобы уничтожить нас, слабо обученных, плохо вооруженных и в значительно меньшем количестве. У нас просто не было вариантов.
Беседовала Анастасия ПИЩУГИНА
