Не будет большим преувеличением сказать, что политическое лето в России во многом прошло под знаком Химкинского леса. Радикальная акция сторонников антифа у Химкинской городской администрации, нападение неизвестных на лагерь экологов в районе вырубки, задержания активистов-экологов на глазах у журналистов, получивший большой резонанс концерт на Пушкинской площади в Москве и личная реакция Президента Дмитрия Медведева на события в Химках. О перспективах борьбы за сохранение многострадального лесопарка, социальных движениях в России и возможности появления в нашей стране принципиально новой общественной силы обозреватель Рабкор.ру Михаил Нейжмаков побеседовал с Евгенией Чириковой, лидером Движения в защиту Химкинского леса и народного движения «Экооборона».
«Президент в некрасивом положении»
Евгения Сергеевна, недавно Президент России пообещал распорядиться остановить вырубку Химкинского леса и создать независимую комиссию по этому вопросу. Вы считаете, что после этого в ситуации с «дубовой проблемой» (как ее назвал в марте 2010 года сам Дмитрий Медведев) настал перелом?
Ничего не знаю, каждый день по-новому тревожен, как говорила Анна Ахматова. Тем интересна наша жизнь. Лучше у Президента спросить. Он пообещал нам независимые комиссии и остановку вырубки. Сейчас мы видим, что у людей принудительно собирают подписи для уничтожения леса. Все это в понятие демократии не вписывается. И наш президент оказывается в некрасивом положении, когда его же решения не выполняют его же чиновники-«единороссы».
Для нас важный вопрос – чтобы мы все-таки попали в ту комиссию, которую создает Президент и как сделать так, чтобы Химкинский лес был восстановлен. Как так получилось, что Верховный суд проигнорировал 172-й федеральный закон и факт фальсификации, хотя он вскрылся уже в Верховном суде. Был совершен служебный подлог.
Очень важно, чтобы комиссия расследовала те факты, когда милицию использовали как карательные отряды. Проблема Химкинского леса – она не чисто экологическая. Прежде всего, это права человека, вопросы экологии и вопросы коррупции.
В начале августа после задержания на глазах у журналистов прямо рядом с Независимым пресс-центром Вы говорили, что этот инцидент должен заставить задуматься французских инвесторов, участвующих в проекте. С тех пор была какая-то реакция с их стороны?
Была реакция со стороны Европейской партии зеленых. Мне было обещано, что евродепутаты сделают обращение к нашему Президенту. Также знаю, что по линии Всемирного Фонда Дикой природы и «Гринпис» идет работа. А вот французские инвесторы отключили телефон, так как им звонит много рассерженных граждан, но по-другому они пока не реагируют.
После событий у здания Химкинской городской администрации в июле этого года некоторые муниципальные чиновники заявили, что самого понятия «Химкинский лес» не существует…
Не понимаю, что это значит, если на картах он отмечен именно так. У него статус соответствующий. Кстати говоря, в их же распоряжении о выборе трассы фигурирует название «Химкинский лесопарк».
Как Вы оцениваете обещания подмосковных властей восстановить уничтоженную зеленую зону в другом месте?
Тогда им придется нам дать еще по 250 лет жизни для того, чтобы мы дождались его полного восстановления. Это лес реликтовый, дубы за одну жизнь вы не вырастите, болота вы не сделаете. Легче не трогать то, что есть.
Исходя из Вашего опыта борьбы за сохранения леса, какие положения Лесного кодекса РФ, на Ваш взгляд, нужно изменить, чтобы снизить вероятность подобных злоупотреблений чиновников?
Наше законодательство надо просто соблюдать. Не карежить его и не уродовать. По мере нашей борьбы целые статьи, мешавшие разрушению лесопарка, вымарывались из Лесного кодекса. Это лоббировала, например, госпожа Комарова, до недавнего времени бывшая депутатом Госдумы РФ от «Единой России», а ныне ставшая губернатором Ханты-Мансийского автономного округа.
С другой стороны, представители коммерческих структур часто ссылаются на нормы, которые теперь позволяют им действовать более свободно. Например, в случае с Химками представители ООО «Теплотехник», занимавшегося вырубкой леса, утверждали, что для проведения работ им уже не нужны порубочные билеты…
Это не так. Есть даже соответствующее постановление, которое принял наш мэр. Оно гласит, что вырубка любых зеленых насаждений на территории города требует порубочных билетов.
«Я политически ни с кем»
Насколько известно, Вы до 2007 года и истории с Химкинском лесом не занимались активной общественно-политической деятельностью. Что заставило Вас, будучи уже сложившимся человеком, вступить в эту борьбу?
Просто я вижу, что детей, и моих в том числе, лишают не только экологии, но и нормального будущего. Подобное отношение подразумевает, что и будущее региона будет связано только с ресурсным развитием и созданием здесь рабочих мест не для моих детей.
И конечно, это прорубание бреши в лесозащитном поясе вокруг Москвы. Я долгое время жила на севере столицы. Этим летом и у нас, и там был смог. Еще одно такое лето не все переживут. А что с нами было бы без лесозащитного пояса? Уничтожать свои легкие, пережив смог – это нужно ума лишиться. Принимать такие решения могут только люди, которые себя с этим местом никак не идентифицируют. Те, кто в масках ходил этим летом, тот никогда против леса не проголосует, он всегда будет альтернативный вариант искать.
Конечно, сколько я в Химках живу, жду разгрузки Ленинградского шоссе от пробок. У моих родителей тоже есть дача по этому шоссе. Конечно, и мне нужна эта трасса. Однако ее строят таким образом, что уничтожают саму изначальную идею. Она не будет скоростной, потому что ее траектория снижает скоростные характеристики. Кроме того, кругом должны быть новостройки, а эта инфраструктура предполагает дополнительные точки прокола трассы, что снижает скорость движения по ней. Таким образом, мы теряем ритм. Мы теряем привлекательность этого региона для серьезного развития. И мы не приобретаем скоростной трассы – это будет вторая Ленинградка. Планируется еще и кредит на эти цели взять – лет на 30. И ляжет это на наших детей. То есть при той ситуации, когда рождаемость у нас не очень высокая, на них в будущем ляжет забота и о пенсионерах, и о долгах за ненужную по сути трассу.
Вы ассоциируете себя с какими-то из ныне существующих политических сил?
Я политически ни с кем. Мне этим и нравится экологическая тема, что она новая для нашей страны. В нашей стране мы все себя делим на либералов, коммунистов и еще кого-то. Поэтому я не причисляю себя ни к каким движениям. Я не с либералами – мне не очень близко, что делали здесь демократы в 1993 году. Мне кажется, что нет ничего естественнее, чем защита своей окружающей среды. У любого животного инстинкт самосохранения связан с защитой свой среды обитания. Вот почему мы три года боремся. Столько времени невозможно бороться, не имея поддержки населения, а население у нас в основном беспартийное. Считаю, что грядет новая сила, которая не будет похожа ни на что прошлое, она сейчас кристаллизуется. У нас есть определенные принципы работы – что надо действовать в рамках законодательства и системно, только тогда можно добиться системных изменений в стране. Потому что какие-то разовые радикальные акции к системным изменениям не ведут.
Поэтому Вы не поддержали радикальную акцию сторонников антифа у Химкинской городской администрации?
Это мальчишеская акция, которая носит разовый характер. Она яркая, драйвовая, но мне в этой акции места нет. Более того, если бы, гуляя с детьми, я там в это время оказалась, меня, скорее всего, это бы напугало – такое количество людей, бегущих от здания. Я считаю, что бороться нужно с помощью цивилизованных методов. Действие рождает противодействие. Насилие может породить только более жесткое насилие в ответ.
Наша борьба – борьба за сознание людей. В этом случае сделать можно очень много. И нам много удалось добиться по скромному в общем-то вопросу. Все-таки Химкинский лес – это не Ниагарский водопад. И мне хотелось бы, чтобы наша история стала примером сопротивления для граждан по тем вопросам, которые их тревожат. Это и социальные вопросы, и борьба пенсионеров за свои права, и многое другое. Им наш опыт может помочь. В одиночку сделать ничего нельзя. Но если пробовать всю палитру законных средств – добиться можно очень много.
В какой мере Вы сотрудничаете с другими социальными и протестными движениями?
Мы должны разделяться. Самое главное в работе – делегирование полномочий. В пяти местах я одновременно быть не могу. Взаимовыручка людей, которые защищают различные права, мне, конечно, близка. Мне, например, близки те темы, которыми занимается Сергей Канаев, хотя я не могу заниматься ими сама. Но в трудную минуту я его, конечно, поддержу.
Химкинский лес в Эквадоре
На Ваш взгляд, что Вам дало участие в выборах мэра Химок?
Хотела бы дать совет товарищам из социальных и экологических движений. Выборы нужно обязательно использовать. Именно наш мэр Стрельченко в 2005 году выбрал план выбраковки леса. Нам было нужно это распоряжение отменить. Как это заставить сделать военного человека? А вот – во время предвыборной кампании. Мы подали два уведомления – одно на участие в выборах, а другое на проведение референдума по отмене данного распоряжения.
Важно было привлечь внимание СМИ к нашей проблеме. Однако так сложилось, что писать про экологию («лесочки и зайчиков») журналистам не очень интересно. Это специфика нашей страны. А когда дело касается какой-то необычной персоны, тут они активизируются. Было необычно, что мама двоих детей идет на выборы. Это был ход, чтобы поднять нашу тему. И мне было не очень интересно, честно говоря, побеждать на этих выборах, потому что для меня мэр, по сути – это завхоз. Если у человека есть интерес к личному обогащению, там дополнительные возможности возникают, конечно, но мне это не нужно. Мне кажется, это скучная должность, а то, чем я сейчас занимаюсь, более интересно и значимо. То, сколько голосов мы набрали, вообще стало приятной неожиданностью. Мы использовали это время, чтобы как можно больше рассказать о нашей деятельности.
Вы видите возможность появления в России влиятельной социально-экологической силы?
На Западе, прежде чем «зеленые» начали создавать свои партии, много лет прошло. Мы сейчас не готовы к такому ответственному шагу. Превращаться в игрушечную партию, которую будет использовать кто-то более сильный, не хочется. К тому же, любой официальный статус приведет к неким проверкам. Например, сейчас банк, который с нами работает, уже получил письмо от Химкинского ОБЭПА с просьбой предоставить информацию, какие «экстремистские организации» нас спонсируют.
Если мы что-то свое создадим, может случиться как в Руанде. Там, когда партия «зеленых» пошла на президентские выборы, разогнали их собрание, сказали, что это они сами друг с другом подрались. Часть «зеленых» отправили в тюрьму за терроризм, вице-президенту отрезали голову, а президент был вынужден просить политического убежища в другой стране.
Я недавно была во Франции, встречалась с европейскими «зелеными». Туда пригласили 4 страны: Руанду, Колумбию, Эквадор и Россию. И мы – между Руандой и Эквадором. До Колумбии нам как пешком до Шанхая – там кандидат партии «зеленых» во второй тур президентских выборов вышел. А в Эквадоре народ сумел отстоять свой лес – там BP пришел в лес местных индейцев, чтобы добывать нефть. Они сначала обратились в Верховный суд, проиграли его. Но когда в регион пришли бульдозеристы и войска, все местные жители собрались и вынудили войска отступить. Поэтому, вспоминая, как меня задерживал Центр «Э», скажу, что мы сейчас ближе к Руанде. Я сейчас не хочу ни в какую политику идти. И мне не совсем понятно, как туда идти.
Однако у нас сейчас идет важный процесс – консолидация разных сил. Во Франции «зеленые», прежде чем создать партию, 40 лет протестовали, организовывали флеш-мобы, дрались с полицией. Ведь разгон митингов с помощью слезоточивого газа и понятие «космонавты» (трагикомичное название полицейского спецназа) – это оттуда пришло. Мы сейчас только в начале пути.
