Левые и политический кризис в России
(Февральские тезисы)
История не повторяется. Сейчас на дворе февраль 2021, а не 1917. Политический кризис, который разворачивается на наших глазах не косплеит историю русской революции. Связь между февралем и октябрем в этом году будет только календарная. Ключевой факт, с которого должен начинаться анализ происходящих событий, это пропорция между числом людей, принявших участие в январских протестах (150-200 тысяч человек) и количеством тех, кто смотрел многочасовые трансляции с этих демонстраций в интернете (более 20 млн человек). Эти цифры говорят о том, что политический климат в России радикально меняется: вокруг нас уже миллионы недовольных, которые ищут выход из тупика, в котором оказалась страна. Главной социальной силой протеста является уже не столичный средний класс, а массовые слои – учителя, студенты, рабочие, прекарно- и самозанятые, мелкие предприниматели. Те, кто до недавнего времени антиправительственные протесты не поддерживал. Это подтверждается и тем, что протестная мобилизация в регионах была сильнее, чем в Москве, и данными социологов, которые зафиксировали, что около 40% демонстрантов участвовали в уличных протестах впервые.
Но что-то удерживает абсолютное большинство недовольных от участия в уличных акциях либеральной оппозиции. Люди из команды Навального говорят, что это страх перед полицейским насилием и репрессиями. И отчасти это верно, людям действительно страшно. Но это не единственная (а, возможно, и не главная) причина. Очень многие не присоединяются, потому что не видят себя и своих интересов в политическом движении, на флагах которого написано только одно имя – Алексея Навального.
Многие участники протестов говорили журналистам и социологам, что они выступают не только против политического авторитаризма, но и против невероятного социального неравенства и безысходной бедности, в которой живет большинство наших сограждан. Социальные требования в протестное движение принесли с собой выходцы из рабочего класса и бедных слоев общества. Алексей Навальный сознательно и эффективно работал над тем, чтобы завоевать доверие таких людей, обращаясь к волнующим их вопросам и проблемам. За последние годы до неузнаваемости изменился сам язык, на котором он обсуждает политику. Если раньше его критика коррупции полностью укладывалась в либеральную идеологему об «эффективности» и мобилизовывала лишь симпатии среднего класса, то в последние годы главным посланием Навального стало именно социальное неравенство.
Пока ситуация похожа на ту, что мы видели в Белоруссии в прошлом году: на каждом предприятии уже есть сторонники оппозиции, но большинство рабочего класса все еще не доверяют либеральной оппозиции, несмотря на ее заигрывания с социальными проблемами.
У этого недоверия есть основания. Навальный был и остается либеральным политиком, который в разные годы был связан с разными представителями правящего класса (от скандальной встречи в немецких Альпах с олигархами в 2012 г., до нынешних финансовых отношений с Чичваркиным и Зиминым, которые он не скрывает).
Навальный последовательно создавал свою политическую машину – ФБК, региональные штабы, систему сбора донатов, медиа-сеть, многочисленные проекты – не как демократическое движение, в котором участники могут влиять на решения лидеров. Наоборот, движение Навального остается авторитарным и лидерским. Все решения принимаются в узком кругу лидеров и спускаются сторонникам сверху вниз. Поэтому часто судить о настоящей стратегии этого движения, о реальных мотивах тех или иных действий можно примерно также, как о логике кремлевской олигархии – гипотетически. Но все же некоторые основания для понимания логики и политической стратегии созданного командой Навального движения у нас есть.
Ключ для этого дал глава штаба политика Леонид Волков, который в одном из интервью говорил, что задача либеральной оппозиции предложить крупному бизнесу и политической элите России «публичную оферту». Ее суть в том, что либеральная оппозиция сможет обслуживать интересы правящего меньшинства лучше, чем это делают «сумасшедшие православные силовики» и клептократы Владимира Путина. Она обеспечит улучшение отношений с Западом, большую защищенность бизнеса от произвола и тд. Но главной частью этой оферты Волков называет гарантию того, что «режим частной собственности» и существующая структура распределения национального дохода не будет пересмотрена. Для этого по его словам нужно убрать всякий намек на неподконтрольный «русский бунт», всякое участие левых сил и политиков в процессе смены власти в стране. Другими словами, Волков предлагал сценарий переворота, в котором протестной улице остается декоративная роль.
Для либеральной стратегии тотальный контроль за улицей и полная политическая монополия являются принципиальным условием достижения успеха. Только оно позволит завоевать доверие и активную помощь правящего класса. Именно поэтому для Навального и его команды совершенно недопустимо расширение политической коалиции, даже если бы оно позволило радикально увеличить масштабы уличной протестной мобилизации. Полное политическое господство Навального в протестном движении это главный фактор его относительной слабости и узости его социальной базы. Но даже те тысячи людей, которые выходят по зову Навального и его сотрудников на улицы не получают никакой самостоятельной роли. Они не участвуют в выработке стратегии и тактики движения, и уж тем более в определении его политических целей и программных установок.
Какое бы сильное недоверие к Навальному ни испытывали левые, нужно твердо понимать, что не он, а действующая власть несет ответственность за социально-экономический тупик, в котором оказалась страна, за нищету, бесправие, неравенство и полицейщину, терпеть которые все труднее. Правящий режим не способен ни на какие реформы, а значит, кризис будет только нарастать и углубляться. Все больше людей будет вовлекаться в открытую борьбу. А это значит, что отгородиться от нее не получится. Действовать придется, но нужно делать это не реактивно, позволяя событиям и другим силам вовлекать себя в водоворот хаотических событий. Нужно выработать ясную стратегию, которые левые силы могут в складывающейся ситуации предложить рабочему классу и трудящемуся большинству страны. Стратегию, которая ведет не к усилению классового неравенства и деградации экономики, не к укреплению диктатуры привилегированного меньшинства, кто бы не сидел на троне, а к назревшим и перезревшим переменам в интересах большинства.
Слабость левых и их растерянность перед происходящими событиями заставляет некоторых из них делать эскапистский выбор: «это не наша борьба». Надо сказать правду: такая позиция представляет собой лишь благопристойное оформление акта о собственной капитуляции. Классовое сознание и социалистическая политика создаются не через изучение книг и прошлого (хотя без этого они тоже невозможны), но через классовую и политическую борьбу в настоящем. Отказ от борьбы сейчас означает демобилизацию рабочего класса, отказ от его собственной политической субъектности, даже если этот шаг объясняется самыми радикальными фразами и ссылками на революционные авторитеты из прошлого. Те, кто отвернется от борьбы в настоящем, навсегда останется в прошлом – это будут реликтовые секты, отделенные от актуальной классовой борьбы непроходимой пропастью, которую они создают своими руками. Отказ от участия в политике во имя чисто «теоретической» или абстрактно «пропагандистской» деятельности это не подготовка кадров для «коммунистической армии» будущего, а банальное дезертирство.
Быстрая политизация общества в ходе нарастающего кризиса раскалывает левых по тем же линиям, что и всех остальных. Есть те, кто более или менее открыто готов встать на защиту существующего социального и политического порядка, как «меньшего из зол». Такой «красный путинизм» тоже отталкивается от ужаса перед собственным бессилием. Он основан на тезисе о том, что почти все массовые протесты последних десятилетий в мире вели, как правило, к верхушечным переворотам, а для трудящихся означали новый виток антисоциальных реформ, расслоения, деиндустриализации, культурной архаизации и политической реакции. Страх перед наступлением сил империализма, которое кажется необратимым, парализует таких «левых консерваторов», подавляет их волю и способность к самостоятельной политической позиции. Тактика «реакционных левых» ведет к двум неизбежным последствиям. Во-первых, она противопоставляет их собственной социальной базе. Чем меньше массы «готовы жить по-прежнему», чем острее кризис и обнаженные им противоречия, тем дальше антилиберальный консерватизм от линии фронта классовой борьбы, от чаяний масс. Во-вторых, «красный путинизм» означает отказ от будущего, от всякой социальной альтернативы. Эти левые связывают себя обязательствами с порядком, который заведомо обречен. Они становятся заложниками наиболее консервативной, косной и не способной к маневру части правящего класса.
Если одну часть общества (и левого движения) события прижимают к действующей власти, то другую – к либеральной оппозиции. И этот политический выбор носит такой же реактивный, «хвостистский характер», как и красный путинизм. Многотысячные протесты эмоционално захватывают и обещают неопределенные перемены. Полицейская жестокость, политические репрессии, шокирующее социальное неравенство и прочие свинцовые мерзости современной России делают присоединение к протестному движению эмоционально и психологически очень привлекательным. Нельзя не возмущаться тем, как суды штампуют приговоры за инакомыслие, а пропагандисты-миллионеры оправдывают это с помощью тупых манипуляций. Но политический выбор не может диктоваться только эмоциями. Участие в движении предполагает ответственность за его политическую программу.
Участие левых в движении Навального не даст им никаких возможностей для «внесения социальной повестки» или тем более для формирования собственного фланга внутри протеста. Раздавая листовки на митингах (скорее всего несанкционированных), левые активисты будут разговаривать с единицами или с десятками людей, а не с сотнями тысяч и тем более не с миллионами. Они не смогут ни определять, ни влиять на повестку дня, требования или тактику этого движения. Их участие не станет, таким образом, презентацией собственной политической субъектности. В лучшем случае, они смогут убедить какое-то количество людей просто присоединиться к чужому движению без каких-либо обязательств.
Единственный путь для сознательного политического участия в жизни страны – это, наконец, сформулировать собственную внятную стратегию перемен. Не набор абстрактных лозунгов или программных брошюр. А алгоритм действий, ведущий к переменам в интересах большинства. Нужно чтобы у каждого человека в нашем атомизированном обществе был ответ на вопрос о том, что он лично может сделать, чтобы приблизить эти перемены.
Такая стратегия невозможна без собственной политической мобилизации. Она должна разворачиваться и в интернете, в конкретных трудовых и социальных конфликтах, но и в главном пространстве в котором разворачивается кризис – на улице. Левые должны предложить миллионам недовольных собственную площадку, собственное движение. Собственную протестную кампанию.
Левые организационно слабы, но это не повод впадать в отчаяние. Двадцать крупнейших левых блогов в ютубе сегодня объединяют аудиторию примерно в 6 млн. человек. Проблема, что эта аудитория вовлечена в споры о прошлом, об эстетике и теории, но не в дискуссию о происходящем здесь и сейчас. Я убежден, что в момент политического кризиса, у нас всех вместе нет более актуальной повестки, чем разговор о тактике и стратегии. Я не могу диктовать левым блогерам и инфлюенсерам сюжеты их роликов, но уверен, что вместо Троцкого и Бродского сейчас нужно обсуждать протестные митинги и наши действия. Если такая дискуссия начнется, мы вряд ли сразу выработаем общую позицию, но в кои-то веки сможем размежеваться (но и объединиться) по содержательным вопросам, а не по отношению к событиям 100-летней давности. Мое первое конкретное предложение – начать такую непростую дискуссию на всех доступных нам площадках. Ее промежуточным итогом может стать форум левых сил, который сумеет подвести итог и предложить обществу «дорожную карту» борьбы за демократические и социальные преобразования.
Второй шаг, который, на мой взгляд, необходимо сделать, это «смотр сил». А так ли верны наши представления о собственной слабости? Что произойдет, если большая часть из нас – блогеров, активистов, организаторов – обратится к тем, кто нас слышит с призывом собраться на улице? Возможно, для начала в рамках санкционированной акции. Кто отзовется? В ситуации стремительной политизации, таких людей может быть больше, чем нам кажется. Что если хоть небольшой процент тех, кто смотрел трансляции с январских протестов, но не присоединился к ним, увидят наш призыв и сочтут его более приемлемым, чем призыв штаба Навального? Что если среди зрителей левых блогов и аудитории коммунистических пабликов, процент тех, кто готов участвовать выше, чем в огромной аудитории либерального телеканала «Дождь»? Даже относительный успех такой мобилизации мог бы придать огромный импульс левому движению. Даже если мы в мгновение ока не станем силой равной либеральной оппозиции, мы отвоюем пусть небольшой, но свой кусочек «политической почвы». Мы установим флаг, вокруг которого можно собирать армию.
Вопрос с чего начать – важный, но все же тактический. Возможно, для «смотра сил» подошла бы одна из ритуальных уличных кампаний КПРФ, вроде митингов 23 февраля. Их ритуальная форма и пустота идейно-политического содержания речей с трибуны в условиях кризиса может стать пренебрежимым пустяком, если нам удастся наполнить эту пустую форму новым содержанием. Например, вывести на улицы собственную аудиторию, которая на прежние церемонии зюгановской компартии не выходила. Если мы увидим, что такие люди есть, что уже сейчас есть тысячи тех, кто готов выходить на улицы и бороться под красными знаменами, у нас появится собственная почва под ногами.
Подводя итог, еще раз хочу перечислить свои практические предложения:
– в кратчайшие сроки провести дебаты о тактике и стратегии левых сил. Транслировать их на максимальную аудиторию.
– наметить перспективу форума левых сил, который мог бы создать левую коалицию и принять участие в развивающихся событиях в качестве самостоятельной силы
– провести экспериментальный «смотр сил» на улице, возможно используя для этого организационные возможности КПРФ или ее радикального крыла.
