Белорусская лаборатория революции
Народное восстание, спровоцированное фальсификацией выборов в Беларуси, заставляет российское общество задуматься о своем собственном будущем. Не являются ли протестные марши в Хабаровске преддверием аналогичных событий? Может быть более компактное и однородное белорусское общество просто быстрее прошла неизбежные фазы созревания революционного кризиса?
Это верно, но лишь отчасти. Несмотря на целый ряд общих черт кризис в России и Беларуси имеет и существенные различия. Белорусский кризис — продукт относительно успешного социально-экономического развития прошедших 20 лет. Белорусское общество просто переросло режим Лукашенко, выросло из него, как подросток вырастает из детских штанишек. Система личной власти совхозного Батьки уже не «по размеру» экономике и социуму, успешно модернизировавшимся и по многим параметрам обогнавшим, например, прибалтийских соседей, которым когда-то все союзные республики завидовали.
Напротив, то, что происходит в России, — результат многолетней деградации. Здесь тоже налицо противоречие между обществом и государством, но иного, обратного, рода: разложение правящего класса и институтов власти шло быстрее, чем даже структурный упадок экономики, превратившейся из индустриальной в сырьевую. Сейчас общество, чтобы сохранить свою современную структуру, должно избавиться от этой власти. Причем надо понимать, что шанса на «благополучное» погружение в Средневековье нет, современное общество просто не может вернуться в состояние традиционного, оно может лишь разрушиться на таком пути.
В связи с этим возникает болезненный вопрос о перспективах развития Белоруссии. Не создает ли возможное крушение режима Лукашенко угрозу социальным завоеваниям прошедших 20 лет? Ответ очевиден: да, создает. Но беда в том, что уход авторитарного режима, ставшего постсоветской архаикой благодаря своим собственным достижениям, всё равно неминуем. Альтернативой могла бы стать контролируемая демократизация, приход адекватного наследника и политическая реформа сверху, но Лукашенко и его команда сами же перекрыли такую возможность, пойдя в условиях кризиса по противоположному пути, завинчивая гайки (в этом Беларусь оказалась похожа на Россию).
Конечно, народ, не имеющий политического опыта, как и человек, не знакомый со всеми опасностями реальной жизни, может совершить много ошибок. Только вот обрести политическую зрелость массы не могут иначе, как в процессе открытой политической борьбы, в условиях демократии. И если кто-то из левых боится перемен на том основании, что у трудящихся нет классового сознания, которое когда-нибудь придет в результате правильной социалистической пропаганды, то таких людей можно только пожалеть. Мало того, что пропаганда, оторванная от практики, никогда не воспитает реальные массы, живущие при авторитарном режиме принципиально вне политики, но, самое печальное — перемены всё равно произойдут, оставив идеологических доктринеров в вечном статусе брюзжащих наблюдателей.
Также массовые выступления в Белоруссии четко показывают, кто был прав в ходе нашей летней дискуссии об участии в голосовании. В отличие от России, где оппозиция дала расколоть и деморализовать себя с помощью бойкотистской агитации, в Белоруссии этого не произошло. Хотя там тоже были политические течения, призывавшие не участвовать в голосовании, не играть с шулером и не легитимировать выборы, повышая явку. Но эти мнения мало повлияли на протестный электорат, который массово пришёл к урнам. В итоге масштабы фальсификации даже превзошли российские, но это не деморализовало протестующих. Напротив, массовая явка была необходимым условием для массовой протестной мобилизации, получившей вполне конкретное обоснование — защитить свой голос. Конечно, было бы наивно полагать, будто массовое голосование против путинских поправок к конституции в одночасье изменило бы картину. Но то, что сопротивление фальсификациям было бы в этом случае в разы более масштабным, очевидно.
Беларусь дает сейчас нам почти лабораторно чистый образец революционного процесса, который развивается по классической логике, вовлекая в свою орбиту всё новые и новые массы людей и социальные группы. Либеральная оппозиция вынуждена вовлекать в политику трудящихся, поддерживая забастовки, что радикально меняет расклад классовых сил. Если кто-то думает, будто рабочие ограничатся только требованием свободных выборов, то он глубоко ошибается. А власть уже не рассчитывая на полицию, обращается за поддержкой к армии, которая для решения подобных задач психологически и структурно непригодна — её разложение и переход на сторону народа лишь вопрос времени. Причем, скорее всего, дней и часов.
Наглядно видна и разница между организованными сверху мероприятиями столичного Майдана, под прикрытием которых шло перераспределение власти между элитными группами, и реальным массовым движением, охватывающим провинцию и пригороды, мобилизующим сотни тысяч самостоятельно действующих и самоорганизующихся людей.
Смешно читать политологов, которые растерянно обсуждают возможные расклады в элите, не видя, что политику делают теперь совершенно иные люди — редактора молодежных телеграм-каналов, уличные бойцы, обозленные домохозяйки, рабочие активисты.
Грустно читать левых публицистов, жалующихся на «буржуазный» характер демократических требований и рассуждающих о том, как бы всё изменилось к лучшему, если бы в Минске вдруг появился новый Ленин с сотней коммунистических агитаторов.
И не надо сетовать по поводу отсутствия революционной партии или «вождя». История развивается отнюдь не так, как было показано в советских фильмах: революционные организации и лидеры формируются только в процессе борьбы. Никто и никогда не будет готов к революции заранее. Народ, берет свою судьбу в собственные руки. Он может ошибаться и терпеть поражения. Но именно так и только возникает гражданское и классовое сознание.
Общей проблемой как левых, так и правых идеологов является нежелание понять объективное основание происходящих политических процессов. В свою очередь власть имущие искренне думают, будто могут блокировать тенденции, порожденные ходом социально-экономического развития, с помощью репрессий, пропаганды или жульнических манипуляций. До известной степени они, конечно, могут блокировать какие-то опасные для себя факторы, но это лишь гарантирует более масштабные потрясения на следующем этапе.
Конечно, люди сами творят свою историю, но делают они это на основе объективных условий, которые к тому же постоянно меняются. Не понимая логику перемен, невозможно выстроить политическую стратегию.
Именно в способности понять объективные социально-экономические процессы и соотнести их со своими интересами, чтобы на этой основе выстроить адекватную линию действия, а не в наборе абстрактных идеологических формулировок, и состоит классовое сознание. И именно поэтому всегда остаются посрамленными абстрактные идеологии, как левые так и правые, ибо идеология независимо от своего содержания и даже от своего отношения к объективной истине, всегда остается, как справедливо констатировал Маркс, ложным сознанием. Советская номенклатура успешно освободилась в конце 1980-х от своей идеологии, одновременно обретя классовое сознание, которого были лишены массы трудящихся. Трудящиеся классового сознания не обрели и не обретут до тех пор, пока не получат опыта коллективного действия и самоорганизации. Именно этот опыт сейчас приобретают массы в Белоруссии, равно как и тысячи людей на улицах Хабаровска и других протестных городов. Этот протест левеет день ото дня, и не из-за «правильной» агитации, а просто потому, что у людей есть объективные интересы, которые они осознают по мере того, как вовлекаются в политику.
Без демократии политическая самоорганизация трудящихся невозможна, а демократия без организованного движения трудящихся бессмысленна. Этот урок нам ещё предстоит не только усвоить теоретически, но и пройти на практике, борясь за то, чтобы изменить в своих классовых интересах государство и общество.
