Должен признаться сразу, что сам я являюсь, скорее всего, противником использования мата на сцене и в кино, отчасти признавая возможность его существования в литературе, поскольку написанное слово воздействует не столь грубо и жёстко, как произнесённое.
Но одновременно мне вовсе не нравится принятый Госдумой закон о запрете обсценной лексики в произведениях искусства. Поскольку это ограничивает права творцов на свободное самовыражение, а главное — приравнивает всю взрослую и вполне сознательную часть общества к школьникам и подросткам, которым нельзя слышать в спектаклях и фильмах то, что они и так знают из повседневной жизни.
Проблема заключается отнюдь не в том, что законодатели вдруг обеспокоились состоянием нравственности и решили навести порядок там, где раньше из-за попустительства чиновников из Министерства культуры, которое щедро финансировало театральные и кинематографические постановки с обильным матом, творилось полное безобразие. И ведь данные творения не только получали всевозможные гранты от государства, но и поощрялись на различных российских и международных фестивалях. То есть это было, как говорится, модным трендом — и вот, в мгновение ока, превратилось в форменное непотребство, которое станут отныне «держать и не пущать».
А категорически запретить, проявляя власть и требуя беспрекословного подчинения, всегда проще и даже примитивнее. Хотя потом возникает (откуда ни возьмись!) головная боль, что делать, например, с каннским лауреатом — «Левиафаном» Андрея Звягинцева: «запикивать» матерные слова, микшировать звук или вообще резать по живому? Вот тогда и начинаются обходные лукавые разговоры, что для кого-то можно было бы сделать исключение, руководствуясь художественными соображениями и принимая во внимание, так сказать, масштаб личности творца.
Но в этом содержится столько нечестности и лицемерия! Принять строгий закон — и тут же дать возможность для некоторых уступок и послаблений, прежде всего, потакая не авторам, а чиновникам от культуры, которые якобы могут смилостивиться и что-либо разрешить кому-то персонально. А другим, кто этого не заслужил, — ни-ни! Вместо того, чтобы поставить под жёсткий контроль соблюдение возрастных рейтингов (особенно «18+») и наказывать прокатчиков и владельцев кинотеатров в случае нарушения принятого ценза по конкретным произведениям, у нас предпочли ограничить всё скопом. Хотя можно было бы даже извлечь некоторую экономическую пользу из применения более гибкой и продуманной системы запретов.
Допустим, если авторы спектакля или фильма действительно считают, что мат не только оправдан, но и просто необходим как существенная часть художественного замысла, то извольте заплатить определённый налог за использование подобных выражений. Или же сами зрители, которые готовы принять и одобрить произведение с нецензурной лексикой, могут позволить себе приобрести билеты несколько дороже обычного. Кстати, всего лишь двухдневный прокат в конце июня в московских кинотеатрах картины «Да и да» Валерии Гай Германики, награждённой призом на Московском международном кинофестивале, но явно попадавшей под действие закона, который вступил в силу 1 июля 2014 года, продемонстрировал настоящий ажиотаж публики, пожелавшей во что бы то ни стало посмотреть кино с отборным матом.
Как говорится, спрос рождает предложение — и грешно этим не воспользоваться, если неукоснительно и строго будет выполняться принцип возрастного ограничения и предварительного предупреждения наиболее впечатлительных взрослых, которые резко не приемлют грязную брань на сцене и на экране. Уж на что я, повторюсь, яростный противник мата, но в отдельных случаях виртуозного и действительно осмысленного его применения в художественных целях высоко оцениваю усилия творцов — в частности, в фильмах «Изображая жертву» Кирилла Серебренникова и «Старухи» Геннадия Сидорова. Между прочим, и в первой ленте Германики «Все умрут, а я останусь» на самом деле точно срабатывают несколько матерных слов, употреблённых к месту и вовсе не зря.
Вот ещё одна неожиданная загвоздка, появляющаяся у устроителей всевозможных фестивалей, ретроспектив и специальных показов ранее созданных фильмов, которые отныне тоже нельзя демонстрировать, если в них имеются «нехорошие» выражения. Даже забавно читать сейчас в Фейсбуке о том, как известный кинокритик, занятый много лет составлением фестивальных программ, вынужден заново пересматривать какие-то картины и напрочь отсеивать те, где употреблены вроде бы невинные по прежним меркам словечки. Детский сад, да и только!
И получается теперь, что не «Вся Россия — наш сад», как наивно провозглашал Петя Трофимов в чеховском «Вишнёвом саде», а «Вся Россия — детсад»!
