О краже леса и культуре протеста

“У интереса нет памяти, ибо он думает только о себе. Не забывает он только об одном, что ближе его сердцу — о себе самом. Противоречия нисколько его не смущают, ибо с самим собой он не впадает в противоречия. Он — постоянный импровизатор, ибо у него нет системы, а имеются только уловки”.

Это было написано про суд и кражу леса. Но не про тот суд, который заседает в городе Кирове, и не про тот лес, который якобы украл Алексей Навальный. И даже не по поводу постановления прокуратуры, вдруг озаботившейся правами приговоренного. Это написал Карл Маркс по подводу дебатов о краже леса в прусском Ландтаге.

Действительно, правила заменяются уловками, а логика — потребностями момента. Но только ли со стороны власти?

Приговор, вынесенный Алексею Навальному, оказался серьезной тактической ошибкой власти.

Эту ошибку исправили и тем самым признали. Что само по себе даже более катастрофично, чем сама ошибка — российские начальники никогда не признаются, что были неправы. На этом построена вся психология системы, иррациональная культура подчинения, когда любые, даже самые идиотские решения невозможно оспаривать, ибо они по определению “необратимы”. Трудно сказать, что нанесло авторитету власти больший урон — необоснованный приговор суда или торопливое освобождение обвиняемого, которому предоставили возможность поучаствовать в выборах мэра Москвы.

Ответом на приговор Навальному оказалось стояние на Манежной площади, которое оказалось одним из самых неудачных и бессмысленных выходов оппозиции за всё время протестов. Но что особенно удручает, так это восторг многих участников события, так и не понявших, насколько они выглядели беспомощно в глазах власти, которая теперь уже точно знает, что в столице ей бояться нечего.

Толпа смотрелась внушительно только потому, что была рассредоточена по узким тротуарам, где люди бестолково толкались, пытаясь перемещаться в разные стороны, не имея никакой определенной цели или задачи, кроме, конечно, поиска приятелей и знакомых.

Никаких десяти тысяч, о которых писали оппозиционные блогеры, и в помине не было, но и тех 3,5-4 тысяч, что реально собрались в центре, хватило бы, чтобы наглухо закрыть Тверскую улицу и парализовать движение в центре Москвы. Однако из массы пришедших нашлось от силы человек 300, которые такую попытку предприняли, да и то, очень вяло, не получив поддержки от остальных. Кого-то упаковали в автозаки, остальные разошлись по тротуарам. Вот и всё. В Западной Европе это даже не считалось бы демонстрацией.

Публика не столько протестовала, сколько любовалась собой, не желая, разумеется, рисковать и не забывая о своих планах на продолжение вечера. В двухстах метрах от Тверской значительно большие толпы веселой и хорошо одетой публики праздно шатались по улицам, сидели в ресторанах и наслаждались жизнью. К ним постоянно прибивались кучки протестующих, которые, подустав от бессмысленного стояния и толкотни, шли заканчивать вечер в очередном кафе. На верандах играла веселая музыка и какая-то группа весело орала в микрофон: “Эй, красотка, хорошая погодка, была бы лодка”…

После протеста в центре Москвы фейсбук заполнился отчетами как после вечеринки: «было здорово». Постили фотки и восхищались своей смелостью. Ведь не просто так без дела час простояли на углу улицы, а участвовали, да в “несанкционированном митинге”!

От такой смелости у самих авторов постов просто дух захватывало.

В российской столице сложилась какая-то особенная, уникальная культура протеста, неведомая ни наивным европейцам, ни ограниченным американцам. Здешняя публика умеет бороться ничем не рискуя, протестовать, не жертвуя комфортом.

Дело, однако, не только в комфорте, но и в своеобразном политическом мышлении, в котором прекрасно уживается несовместимое. Если протестующие думают, будто мирным стоянием они потрясут власть и заставят её образумиться, то как это совмещается с их же собственными проклятиями в адрес страшного авторитарного или даже тоталитарного режима, предупреждениями о “новом 1937” годе, который вроде как уже наступил? Или они считают, что “жулики и воры” спохватятся и, увидев на улице “много красивых лиц” (любимая тема фейсбучных отчетов), разом образумятся? Надо уж выбирать что-то одно. Или перестаньте троллить власть, или действуйте в соответствии с собственными заявлениями.

Только, господа, не надо трактовать данные слова как призыв к кровопролитию и насилию. Никто не предлагает штурмовать Кремль (что там захватывать, кроме музеев?). Но про гражданское неповиновение вы когда-нибудь слышали? Имя Ганди вам что-нибудь говорит?

Показательно: любые, даже самые умеренные призывы к практическим действиям, вроде предложения бойкотировать Министерство образования и науки, наталкиваются в этой среде на непонимание или отторжение, потому что вообще борьба за конкретный результат и постановка социально-значимых, практических целей находится в прямом противоречии с эстетикой “общедемократического протеста” и “вообще-оппозиционности”.

Каждый раз, когда власть предпринимает действия, направленные против конкретных общественных интересов, акции протеста оказываются позорно малочисленными, на них выходят лишь те, кого это непосредственно затрагивает. Именно так происходит сегодня с Академией Наук.

Мало того, что “болотная” оппозиционная публика не бросилась на защиту РАН, значительная её часть ещё и поддержала погромные инициативы Ливанова, а многие вдобавок злорадствовали: вот, мол, ученые наши митинги не поддержали, пусть теперь получают от правительства. Хотя всякий, подчеркиваю, всякий, кто хоть раз был на акциях за “честные выборы” или иных протестах прошлого года, знает, что дело обстояло прямо противоположным образом. Научные сотрудники РАН ходили на митинги как на работу, не пропуская ни одной акции (что, возможно, укрепило начальство в намерении с Академией расправиться). А вот когда власти принялись за ученых, на помощь жертвам реформы пришли только левые активисты, да и то далеко не все.

Впрочем, если честно, то и среди левых ситуация не намного лучше. Одни вообще устраняются от реальной общественной жизни, оберегая свой идеологический комфорт так же, как хипстеры оберегают свой комфорт бытовой. Другие вполне добросовестно и добровольно превращают себя в массовку на мероприятиях “болотной оппозиции”, поскольку это “дает возможность агитировать среди протестующих масс”. Вот уже полтора года агитируют. И каков результат? Левые группы в совокупности приросли на десяток-другой “новообращенных”, итог куда более скромный, чем даже в относительно “спокойные” 2005-2007 годы, когда, собственно большинство из этих организаций сформировалось. Но даже если бы результаты были в три, пять, десять раз лучшими, это всё равно ничего не меняло бы, потому что “агитацию в массах” ведут не для того, чтобы заполучить в свои ряды несколько новых активистов, а для того, чтобы изменить массовое сознание, повлиять на развитие событий и общественные настроения. К тому же агитация должна хоть как-то соотноситься с темой протеста. Людям, вышедшим на улицы, чтобы воспрепятствовать разгрому Академии наук, можно объяснять, что реформа Ливанова связана с общей логикой неолиберальной политики и “рыночной” идеологией. А вот толпе на Манежной 18 июля было бессмысленно доказывать, будто Навальный является жертвой капитализма. Потому что это объективно не так.

Может быть, просто не там агитируют? Не тех? И не тогда, когда надо? Может быть, просто не о том говорят? И если уж говорить об агитации в среди участников “болотных протестов”, разве критика их бестолковости, бессмысленности и неэффективности не является той самой темой, которую по крайней мере с вами станут обсуждать, которую люди услышат?

Разумеется, бессмысленно думать, будто люди, вышедшие защищать Навального, вдруг разом изменят свое сознание. Выходить вместе с ними на улицу нужно просто потому, что чужие права надо защищать как свои собственные. Нравится нам Навальный или нет, но приговор был несправедлив, а, следовательно, протест обоснован. Это не политический выбор, а гражданский долг, выполнять который просто необходимо, даже если это не доставляет ни малейшего удовольствия. Тем более, что речь идет не только о Навальном, но и о политзаключенных, жертвах “болотного дела”, свобода которых не менее ценна, чем свобода модного блогера.

Мы сегодня вынуждены защищать Навального от судебного произвола, прекрасно сознавая, что окажись он сам у власти, скорее всего, будет ничем не лучше своих нынешних обидчиков. Тут вопрос не политики, а этики.

Развитие кризиса неминуемо сделает ситуацию более драматичной, а этический выбор ещё более сложным. Но для того, чтобы делать выбор, нужно как минимум уметь думать, не пряча противоречий за всевозможными риторическими уловками. Научиться честно признавать факты, не обманывая ни себя, ни других. Разумеется, это удается далеко не всем. И вообще, можно ли чему-либо научить тех, кто не умеет и не хочет учиться? На самом деле — можно. Самым действенным способом в такой ситуации является наказание. И надо признать, в этом смысле История — очень строгий учитель.