Начало лета было таким дождливым, что степи зеленели даже в июле. Арбузы и дыни раздулись от влаги, предвещая невиданный урожай. А потом встала жара, и он начал пропадать на глазах. Коричневые пятна ожогов родинками выскочили на плодах. Их накрывали простынями, поливали остатками драгоценной воды, горячей, как кипяток. Но к вечеру плоды накалялись и лопались под ударами солнечных тесаков. А на соседних с бахчами полях портились лук, помидоры и баклажаны.
– У нас во всех больших хозяйствах батрачат. Нанимаются к ним из Молдовы, из Закарпатья, из-под Могилева-Подольского, из Буковины. Сто гривень в неделю платят. Иногда меньше. А в этот раз фермеры на работу целые села вызывали. Дают заробитчанину мобильник и говорят: "На, звони, давай. Хоть целый час говори. Пусть вся родня сюда едет: женщины, дети, доходяги, ханыги. Все! Заплатим, бухла дадим", – рассказывала мне Света.
Мы разговаривали на краю города, где автострада отрезала пустырь от коробок жилого массива. В тупике на загаженном берегу озера стояли машины: старые грузовики с откидными бортами, "газели" с брезентовым кузовом, легковушки с прицепами – и все они были до верху загружены дынями и арбузами. Маленькая Света восседала на большом испорченном плоде, как на зеленом троне, а ее муж Игорь устроился на железном дышле автоприцепа, поглаживая рукой круглые арбузные головы. Укус шершня превратил его лицо в лоснящийся помидор.
– Приехала куча людей, грязные, в рванье, как цыгане. Живут прямо на полях, спят на земле, на тряпках, собирают ягоды и овощи на жаре – и дети маленькие тоже работают. Едят только то, что на поле сгнило – за этим фермеры следят. А по субботам им паленую водку привозят – если хорошо потрудились.
– Мы тоже бы кого-то наняли, но не было денег, – говорила мне Света. – На то, что было, купили воду, чтобы спасти урожай. Собирали все сами – и на жаре, и под луной. Потом заложили дом, трактор и взяли несколько тысяч на эту поездку. Чтобы хватило на бензин, на взятки. Каждый второй гаишник на трассе останавливает: "Платим сразу или санстанцию вызывать?" Документы у нас есть, но они херсонские, на дороге на них плевать хотели. Не заплатишь – конфискуют все. А когда возьмут деньги, еще и десяток дынь отложат. Даже не спрашивают у нас – сами берут.
Теперь их старый "газон" стоит в этой арбузной гавани, а милиция с санстанцией каждую неделю приезжают за деньгами прямо сюда. В такой сезон на киевских рынках нет мест и они слишком дороги для таких людей. Света с Игорем будут сидеть тут до октября, ночуя в своей машине, питаясь арбузами и вермишелью, моясь в озере и стирая в нем грязную одежду. На берегу, за прицепами и грузовиками, каждый день будет расти вонючая куча сгнивших плодов. Киевские бомжи придут закапывать их в песок, взяв вместо платы потерявшие товарный вид бахчевые.
Осенью у них останется полкузова непроданного товара. Они знают это уже сейчас. Отдать кредит не получится, взять в долг не у кого. Игорь смотрит, как качается на арбузном шаре Света, и говорит, раскрывая распухший рот:
– Звони тетке в Москву. Пусть ищет работу. Домой не поедем.
