Существует стереотип, что годы студенчества – самые лучшие в жизни. Как любой стереотип, он основан на некоем усредненном опыте, который у каждого может быть совершенно иным. Однако вполне очевидно, что 5–6 лет, посвященные поглощению знаний, являются уникальным событием, и очень большую роль играет то место, где этот процесс происходит.
В 2002–2007 годах я постигал тайны функционирования системы мирового хозяйства в Санкт-Петербургском университете экономики и финансов. И мне очень хочется кратко рассказать о функционировании этого храма науки. Как всегда, я попытаюсь сделать это не через пространные рассуждения, например, о структурах образовательных программ, а через детали, которые студенту гораздо быстрее бросаются в глаза.
Представьте себе полукруглое здание, возведенное в конце XVIII века, окруженное несколькими мрачными строениями, где располагаются кафедры иностранных языков и аспирантское общежитие. В самой подкове, где когда-то был Ассигнационный банк, находятся лекционные и семинарские аудитории: там, по идее, готовят будущую экономическую элиту страны, по крайней мере, ее часть. У меня, правда, с самого первого курса были иные ассоциации. На «Юноне» я купил на VHS-кассетах трилогию о Максиме и обнаружил, что герой Бориса Чиркова в октябре 1917-го приходит как эмиссар советской власти именно в это здание.
В первом и втором семестрах у нас был курс истории России, с наибольшим упором на события XIX–XX веков, который вел подчеркнуто либеральный преподаватель. Большую часть времени мы занимались разбором происхождения понятия «либерализм», не забывая остановиться на беспричинной ненависти Ивана Грозного ко всему европейскому в своей стране и нераскрытых преимуществах и забытых свершениях земской системы. Допуском к экзамену служил реферат о прочитанной книге из заданного списка. Я уже тогда увлекался военной историей и не меньше половины мемуаров из списка читал. Тогда же у моих одногруппников и появилась идея разделения труда: кто-то пишет несколько рефератов по философии, кто-то по психологии, кто-то по концепции современного естествознания, а я написал три реферата по истории. После этого происходил обмен работами, и каждый сдавал все требовавшиеся рефераты соответствующему преподавателю. Все бы ничего, но эта система долго не продержалась, хотя бы потому что приятели получили за написанные мной рефераты по мемуарам Рокоссовского и Жукова «отлично», а за мою собственную работу по мемуарам Брусилова, в которой я подчеркивал, что он вполне закономерно перешел к красным, преподавательница поставила лишь «хорошо». Однако именно этот преподаватель заставил всю нашу группу записаться в Публичную библиотеку, за что я ей, несомненно, благодарен.
Нас совершенно избыточно, как мне тогда казалось, натаскивали в высшей математике, которая явно была самым сложным предметом первых двух лет. От сдачи каждого из трех экзаменов и дифференцированного зачета осталась масса воспоминаний и разнообразных впечатлений. Именно тогда мы продолжили углублять студенческое разделение труда. Все вопросы разбивались между 7–8 активистами, которые набирали на компьютере определенный блок лекций, потом кто-нибудь сводил все вопросы в один файл с разбиением на колонки. Все это распечатывалось мелким шрифтом, резалось и пряталось по карманам пиджака. Я, правда, не разу «шпорами» не воспользовался, но каждый раз брал их с собой для подстраховки.
С самого начала наша группа делилась на вполне осязаемые кластеры. Поступившие платно ходили на занятия редко и совершенно не страшились деканатских проверок посещаемости, по итогам которых выносили выговоры и лишали стипендии. Первый день группы мы отмечали в новенькой квартире одной из таких студенток, которую папа-директор крупного завода купил за месяц до начала учебы. Водораздел между студентами-платниками и остальными всегда был серьезней и основательней, чем, например, между питерскими и жителями общаги. К тем же платникам можно было отнести и тех, кто поступил формально бесплатно, но по какому-нибудь блату и частенько продолжал покупать зачеты и экзамены (более-менее твердые таксы были известны каждому студенту).
Далеко не каждый преподаватель был продажен. Но студенту, которого родители снабдили соответствующей суммой, было нетрудно обстряпать дело через «нужного человека» на соответствующей кафедре и «сдать» экзамен тому преподавателю, который поставит желаемую оценку.
В целом система обучения была построена достаточно гуманно. Никто не заваливал тех, кто действительно учился, не спал ночь перед экзаменом и хотел сдать на отлично. Зачем, если всегда найдутся те, кто предпочтет изучению товарно-денежных отношений их практическое осуществление?
Всё это стало достаточно очевидно после двух лет на общеэкономическом факультете. К третьему курсу в Финэке происходит распределение по специализациям – в зависимости от среднего балла (и толщины кошелька). Я со своими двумя четверками попал на факультет финансовых, кредитных и международных экономических отношений.
Предметы, естественно, стали узкоспециализированными, вроде курсов международного бизнеса и контрактной работы. Однако внутренняя жизнь факультета не сильно отличалась от жизни университета в целом. В принципе, любой студент мог съездить куда-нибудь за границу и поучиться по обмену. Для этого было нужно лишь хорошее знание иностранного языка и порядка 5 тысяч евро. Увы, если нескромно записать себе в актив первый пункт, отсутствие второго не позволило мне отправиться куда-нибудь. Однако стоит отметить, что некоторые хитрые студенты отправлялись, например, в Германию и без такой внушительной суммой на счете. В определенное ведомство требовалось лишь предоставить выписку со счета, и многие студенты скидывались, собирали необходимую сумму, первый получал выписку, переводил деньги следующему, он делал выписку себе и так далее.
Что же касается «мажорного» ореола, связанного с Финэком, стоит заметить, что он мало касается тех, кто действительно учится в этом вузе. Да, возле банковского мостика полным-полно сверхдорогих автомобилей, в списках групп мелькают известные фамилии с узнаваемыми отчествами. Но для тех, кто знает, что его будущее не обеспечено папиным капиталом, нет входа в этот параллельный мир. Поэтому и выпускники вуза сильно отличаются друг от друга, даже если они окончили один факультет с идентичными оценками. Кто-то идет на прямые продажи в отделение какого-нибудь коммерческого банка на окраине города, кто-то сразу же после вручения отбывает в Лондон продолжать образование.
Российское образование постепенно избавляется от пережитков советской системы, и очевидно, что если университет сохранит свой статус, через несколько лет количество «кухаркиных детей» сократится ровно до уровня царских времен – параллельное существование прекратится.
Однако для меня годы в Финэке действительно были хорошими. Я мало шатался по клубам и вообще мало развлекался, я был классическим ботаником. И я действительно получил за эти годы образование. А что еще нужно от вуза?
