Интернационал добрых людей или неотправленные письма Анджеле Дэвис
Казалось бы, «критически настроенная интеллигенция» в разных странах очень похожа. Но найти взаимопонимание бывает очень сложно. Нередко непримиримые критики порядков в своей стране, оказавшись в эмиграции, находят родственные души среди «ястребов» и «хардлайнеров». Попытаемся разобраться, почему так происходит.
Во всех странах, где есть значительная прослойка образованных людей, можно встретить тех, кто настроен к политическому устройству своей страны не просто критично (хоть чем-то будет недоволен даже самый лояльный гражданин), а отвергают его радикально. Не просто нынешнее положение дел, а базовые национальные мифы, героизируемое прошлое, декларируемые государством принципы и традиции. Содержательное наполнение такого отрицания может быть самым разным, но речь сейчас пойдет все-таки о тех, кто претендует на универсализм и рациональное обоснование своих представлений. То есть если кто-то требует ликвидировать Российскую Федерацию во имя родноверия и проживания в племенном обществе, ликвидировать Израиль во имя ожидания прихода Миссии или установить вместо национальных государств единый Халифат — это тоже примеры радикального неприятия «своего» государства, но они нас сейчас не интересуют. Родновер не претендует на возможность конструктивного диалога с салафитом, этнонационалист из одной страны видит во вражде с людьми аналогичных взглядов из других стран закономерность.
Разговор пойдет о людях левых и либеральных взглядов. Они-то, казалось бы, должны легко найти общий язык. Если вы, допустим, против пыток, то вы всегда и везде против пыток. Что в Иране, что на базе Гуантанамо. Казалось бы, все так просто. Никто никого не должен насиловать. Ни близкий родственник, ни известный деятель культуры, ни солдат, ни борец за независимость. Отношение к прошлому по принципу «наши всегда ни на кого не нападали, но всегда побеждали» и «мы всегда правы» везде приведет к плачевным последствиям в настоящем и будущем. И если собрать всех людей, кому близки такие мысли из всех стран то выйдет просто прекрасно. Сейчас, уже в который раз мы видим — нет, не будет.
Эксперимент проходит на наших глазах. Огромное количество «критически мыслящих» граждан из России оказались за рубежом. В странах, где цензуры в разы меньше и общественное мнение бурлит и клокочет. И вот все рядом, такие же братья по разуму из страны куда мигрировали наши сограждане бок о бок с «мыслящими инако» из Ирана и Израиля, США и КНР, Хорватии и Сербии, а ведь есть еще и украинская диаспора… в вузах и аудиториях западных стран могут на более-менее нейтральной территории встретится недовольные порядками в своих странах граждане Индии и Пакистана, Армении и Азербайджана. Подчеркну, речь не о бытовых контактах обывателем. Это отдельная, очень интересная тема. Но сейчас мы говорим о людях с претензиями и возможностями вещать свое видение мира на широкую аудиторию.
Почему вместо консолидации происходит взаимное отторжение? Обречены ли современные политэмигранты повторять путь диссидентов советского времени? Есть ли вообще польза в любимом занятии всех «критически настроенных» – неустанно «открывать глаза» якобы наивным иностранцам на жестокие нравы «любезного Отечества»? «И я хочу Интернационала добрых людей, я хочу, чтобы каждую душу взяли на учет и дали бы ей паек по первой категории» восклицал Гедали, герой одноименного рассказа Исаака Бабеля. Бывает, что и очень добрым людям трудно договориться в условиях нехватки пайков первой категории.
Бунтарь там — приспособленец здесь?
В советские времена ходил такой анекдот, может даже скорее городская легенда, о редакторе некого издания, уволенного за то, что он по неосторожности напечатал письмо советского школьника известной афроамериканской активистке Анджеле Дэвис. Текст послание гласил: «Дорогая Анджела, не плачь, ты в тюрьме не одна — с тобою весь советский народ».
В анекдоте вся амбивалентность отношения советских антисоветчиков к таким фигурам, как Анджела Дэвис. С одной стороны — раздражение лицемерием официальной пропаганды и навязанной солидарностью с малопонятными людьми и движениями. С другой — некий опыт политических репрессий (или страха перед ними), который сближает с теми, кого лишают свободы за убеждения и общественную деятельность. В диссидентско-правозащитном движении было и то, и другое. Было и письмо «украинских женщин-политзаключенных» узникам пиночетовского режима в Чили, где посыл не в разборках кто за социализм, кто против, а в общей солидарности политзаключенных друг с другом. Были и оправдания Пиночета и иже с ним как «меньшего зла по сравнению с тоталитаризмом»
Отношение самой Анджелы Дэвис к политическим репрессиям в странах реального социализма то и дело становилось предметов споров отнюдь не анекдотических. Дэвис, поначалу сочувствующая «новым левым», на момент ареста уже была членом компартии США. После освобождения она объездила весь соцлагерь. Огромные резонанс процесс Дэвис имел в ГДР, в частности в работах современных немецких исследовательниц Иланги Мваунгулу и Софи Лоренц наглядно показывается, что кампания солидарности с Анджелой не оставалась в рамках официоза и вызывала сильный эмоциональный всплеск в восточно-немецком обществе.
Упорно ходят слухи, что Дэвис отказала в помощи чехословацким диссидентам. Самым известным его распространителем был Александр Солженицын. Сама Дэвис отрицает, что такой эпизод имел место, да и ни один диссидент не подтвердил достоверность этой истории. Тем не менее Герберт Маркузе, который был преподавателем Дэвис, упрекал ее в некритическом отношении к репрессиям в странах Восточного блока.
Но нас сейчас интересует не достоверность тех или иных случаев. Просто с какой стати Дэвис должна была испытывать больших симпатий к диссидентам в СССР? Звучит жестко, но ей и ее делу, как она тогда его понимала, от них никакой пользы не было, а вот от КПСС — была. Дэвис нужно было доказывать, что в западных демократиях много поводов для протеста, и медийные ресурсы целого блока стран с атомной державой во главе были для этого реальным подспорьем, а диссиденты, отчаявшись защитится в рамках советских законов, все больше апеллировали к общественности и политической власти западных стран. «Ведь у вас же демократия, вы не можете игнорировать наше положение». Какую ценность для двадцатишестилетней Анджелы Дэвис должна была представлять активность граждан, озабоченных не печатанием «Доктора Живаго» или правами баптистов с адвентистами? И наоборот, что себе представляли авторы анекдота про плачущую Анжелу о пенитенциарной системе США? Как на них действовали нарративы советских СМИ об «угнетенных черных»? При том, что влияние Мартина Лютера Кинга и концепции ненасильственного сопротивления на диссидентское движение отмечалось неоднократно — у революционерки Дэвис шансов на симпатию в этих кругах было немного.
Вот тут-то и выступает первая проблема. Быть бунтарем всегда и везде не получается. То, что в одних условиях — вызов обществу, в других может оказаться эталонным конформизмом. То, за что в одной стране дают тюремный срок, в другой – неотъемлемая часть пропагандистского нарратива. Многие пламенные обличители угнетения в своей стране не замечают или, с учетом проблемы «пайка по первой категории», не хотят замечать, с кем они встают в один ряд, оказавшись за рубежом. Это не значит, что, оказавшись в США, надо ругать Трампа, а Путина хвалить. Но бывает, что по-другому расставленные акценты избавят от объятий одиозных политических сил.
Конечно, нет гарантии, что не будет ситуации, в которой вы, допустим, критический украинский историк, выступаете против насаждения культа «героев» волынской резни, а вас станут с упоением цитировать российские госканалы или польский Институт национальной памяти. Типа, «вот они же сами признаются». Но в некоторых случаях все-таки можно дать понять, что вы не свидетель защиты в деле оправдания преступлений других государств.
«Мы это уже слышали» или все-таки нет?
Когда я в 2018, в разгар споров о пенсионном возрасте, общался с российскими либералами мне было крайне трудно донести до них, что в Германии тема стремительного роста бедности среди пенсионного возраста стоит очень остро и широко обсуждается. Очень образованные и критически настроенные люди, владеющие языками, отмахивались любых доводов со ссылками на источники. Ведь «мы это уже слышали от Соловьева с Киселевым».
«Если об этом говорит пропаганда ненавистного нам режима, значит все ложь» – опасная ловушка! Утверждения нуждаются в доказательствах, факты — в проверке. Случай с Катынью мог бы послужить уроком, но увы, для огромного количество умных, смелых и высоконравственных людей кажется чудовищным даже допустить мысль о том, что украинская сторона тоже несет ответственность за гибель мирных жителей. Ведь, казалось бы, если с этим согласится, будет оправдана политика Путина. На самом деле — нет. Из факта, что украинская сторона готова была возвращать Донбасс силой со всеми вытекающими логически не следует, что Россия должна вести полномасштабную войну. Это вывод пропаганды — кровь, пролитая другой стороной, снимает с «нас» всю ответственность. Подчеркиваю, это не какой-то особый случай, если мы углубимся в индо-пакистанский конфликт, мы увидим те же аргументации, которые нам встречаются сплошь и рядом в случае Украины или Ближнего Востока. Ничего уникального, просто селективная эмпатия и в Африке — селективная.
Активисты, плывшие с Гретой Тунберг в Газу, демонстративно отказались смотреть документальный фильм с кадрами убийств 7-го октября. Мирные жертвы среди жителей Донбасса в представлениях многих российских оппозиционеров делятся на: а) убитых РФ и ополченцами б) убитых по вине РФ (вопрос кем именно не заслуживает внимания) в) выдуманных российской пропагандой. Думаю, список примеров каждый читатель может продолжить сам. Если не можете, проведите сам с собой тест. Сами себе ответьте на вопрос: «Какие преступления той стороны, которой я больше сочувствую, я не считаю выдумкой пропаганды противоположной стороны?»
Профессионалы алармизма и эксперты всего
Попав в «недружественные страны» многие критически настроенные люди начинают замечать, что слушают их в основном пока они описывают пережитые ужасы режимов, от которых им пришлось уехать из родной страны. Они интересны в первую очередь, когда выступают в жанре «вы даже представить не можете». Очень часто они подсаживаются на иглу общественного внимания и готовы выступать в амплуа «предупреждающих об угрозе» постоянно. В обществе, где открыто обсуждаются вопросы безопасности спрос на таких спикеров наблюдается в основном у «ястребов» и со временем начинает вызывать открытое раздражение у всех остальных. И тут обиженные спикеры, которые уже давно не бывали дома и не могут рассказать ничего нового начинают обижаться. Им кажется, что все вокруг «путинферштейеры», наивные сторонники «апизмента», агенты Москвы или купленные китайским лобби активисты. Яркий пример вечно обиженного героя (который по жизни, похоже, только и умел что быть героем) являл собой диссидент Владимир Буковский.
Очень точно этот феномен среди эмигрантов из СССР в позднесоветский период описал диссидент Борис Шрагин. Человек либеральных взглядов Шрагин рано распознал тенденции «детской болезни правизны» в своей среде. Опубликованная им в 1982 г. в эмигрантском журнале «Время и мы» статья «Авторитарные личности» и сегодня не утратила актуальности: «Что “американцев надо учить”, что они ничего не смыслят, а в сравнении с нами — просто невинные младенцы, или, говоря без вежливостей, дураки в политике, — это почти повальное мнение нашей эмиграции. Пожалуй, я мог бы перечислить по пальцам перечислить по пальцам известные мне исключения из этого общего правила.»
Шрагин удивляется такому подходу — ведь его собеседники сами признают, что жили в информационном вакууме: «Навряд ли нужно доказывать, что из объективных соображений и о собственной стране, и о положении в остальном мире до советских жителей доходят лишь ничтожные крохи. Крайне скудны и к тому же искажены сведения об истории. А о сколько-нибудь глубоких, продуманных и разнообразных концепциях относительно советского или какого угодно другого общества и говорить не приходится. Источники — либо слухи, либо обрывки самиздата и тамиздата, либо передачи иностранного радио на русском языке.»
Впрочем, описываемые Шрагиным персонажи считают себя экспертами по Советскому Союзу уже только потому, что они там жили. Свой повседневный опыт они легко возводят в статус научного познания. Высокомерные паникеры быстро находят себя в подогревании алармизма. Они, по сути, повторяют тезисы советской пропаганды, меняя знаки с «плюса» на «минус». «В итоге, появившись за границей, эмигрант из Советского Союза осознает себя как бы посланцем неотвратимого будущего и хочет предупредить тех, кто этого еще не постиг на собственном опыте о том, что их всех ждет. Людям с воображением мерещатся уже советские танки прямо на нью-йоркском Бродвее.»
Но это было давно. До интернета. А интернет подарил нам острый кризис компетенции. Глупость — это незнание пределов своей компетентности. Вот собрали вы большую интернет-аудиторию, которая любит и ценит вас как знатока древнеегипетских пирамид. Жмет лайки, подписывается на канал, донатит. Но в один прекрасный день вас просят высказаться по поводу ситуации в Сирии. Или как там все-таки при фараонах было-то: Палестина или Израиль? Ну не говорить же людям, что на эту тему свои специалисты имеются! И понеслось…И вот уже крупный специалист по средневековым войнам записывает многочасовые ролики про 1937-й г., исследователь неандертальцев увлекательно комментирует миграционную политику, ни дня не служившие в армии люди радуют нас военными сводками.
Это отнюдь не смешно, когда эксперты такого рода, попав в эмиграцию, включаются в обсуждения вопросов мира и войны, бросая на весы весь свой моральный авторитет. И дело тут не сводится к политическим взглядам. Либеральный социолог Александр Кустарев в свое время разобрал случай бывшего диссидента Натана Щаранского, книга которого произвела сильное впечатление на тогдашнего президента США Джорджа Буша-младшего. Если оценивать рассуждения Щаранского без оглядки на его страдания в советской тюрьме, то они приводят в удручение даже людей, близких ему взглядов.
Сегодня многие представители российской оппозиции считают своим долгом включится в обсуждение вопроса, «нападет ли Путин на Европу в следующем году». Долг этот скорее моральный, чем профессиональный. Выводы делаются не на основе информации, которой владеешь сам, но которой нет у оппонентов. Просто «Путин очень плохой диктатор, а такие всегда нападают» … Ведь так всегда бывало в истории. Вот Саддам Хусейн был диктатором, значит у него должно было быть бактериологическое оружие. Ведь логично же! Все просто очень наивные, потому что их никогда не били дубинками росгвардейцы! Это дает больше знаний о военном и экономическом потенциале РФ, чем скучные научные исследования и цифры статистики!
Но наивны как раз рассуждающие так спикеры оппозиции, а вот их оппоненты просто обязаны поинтересоваться: а откуда вы знаете, что Путин готов напасть? Он вам там что ли карты в Генштабе показывал, перед тем как через Верхней Ларс отпустить?
Хороший человек — не профессия, а опыт репрессий не превращает людей в знатоков до этого мало знакомых им материй. Бывают случаи искреннего заблуждения. Но тут уже вопросы возникают к редакторам и издателям. Личная храбрость и журналистский профессионализм Елены Костюченко не подлежат сомнению. Но ее рассуждения о фашизме в России или отношении католической церкви в Германии к ЛГБТ (признана «экстремистской» в России) без труда опровержимы, а опытные интервьюеры тиражируют их без проверки. Если Костюченко доказывает фашистскую сущность СССР и РФ, ссылаясь на принудительные стерилизации в ПНИ, неужели в редакциях и издательствах нет никого, кто мог бы поведать авторке, что такие практики имели место в Скандинавских странах вплоть до 1970х гг.?
Но ладно, определение фашизма — вопрос, в конце концов, дискуссионный. Но как объяснить поступок Маши Гессен, которая утверждает, что во время службы в Дрездене Путин курировал «члена РАФ Дитмара Клодо»? Это же тезис активно распространяет Артем Круглов. При этом все члены РАФ известны поименно (их было не так уж много), и никакого Клодо среди них не упоминается. Правда Дитмар Клодо вполне реальный персонаж, судимый по резонансному, но чисто уголовному делу, про РАФ в сообщениях прессы о процессе ни слова. Кроме того, судя по публикациям в Германии, Клодо неоднократно выдавал себя за сотрудника спецслужб ФРГ, а все упоминания его в контексте РАФ содержат ссылки на очень сомнительные источники. К тому же история взаимоотношений РАФ с ГДР изучена вдоль и поперек — и никаких эпизодов, о которых пишет Гессен, не выявлено. В 2012 г. Гессен впервые сослалась на “анонимного члена РАФ”. Немецкие СМИ выразили легкое недоумение и забыли эту историю, а вот в рунете герой оброс подробностями. Он, оказывается, также выдавал себя за правого экстремиста и ездил в Родезию… При этом все члены РАФ жили на нелегальном положении и, соответственно, в общественной жизни не участвовали.
Такое участие в конкурсе «страшилок» про Путина говорит о том, что современная политэмиграция может повторить все те ошибки, о которых писал Шрагин.
«Они не понимают» – а что понимаем мы?
Прямое продолжение предыдущего пункта и заодно проблемы Анджелы Дэвис в Восточном блоке и советских диссидентов на Западе. Если вы заинтересованы во внимании к своим проблемам, то почему вы склонны считать, что другие недооценивают их масштаба. Но если для вас борьба с «собственным режимом» в приоритете, то у других — и свои приоритеты, и свои режимы. Требовать от прогрессивных сил других стран соглашаться с милитаризацией, ростом расходов на вооружение и рисками новых войн, потому что вы считаете, что только военное поражение изменит ситуацию в вашей стране — вариант так себе. Понять проблемы тех стран, куда занесли миграционные вихри значительно облегчает диалог. Сегодня в Германии и ряде других стран возникшие в 2022 г. «коллективы солидарности» выступают, например, за предоставление политического убежища всем активистам, включая тех, кто совершал насильственные действия , акты саботажа и т. д. Но такой шаг привел к бы еще большему обострению отношений между Германией и РФ. Ведь предоставление убежища всегда акт политического высказывания о стране, откуда бегут просители, а какой может быть реакция РФ на такой жест со стороны немецких властей. Принять в РФ тех, кого разыскивают за насильственные действия в Германии? А ведь многие местные левые как раз хотят большей деэскалации, и наклейки «комитетов» с лозунгами про борьбу с «рашизмом» вызывают весьма неоднозначную реакцию. В Германии именно левые требуют не забывать трагического прошлого, и такая риторика кажется совершенно неуместной.
Помните правило «угнетенные всегда правы»? А теперь забудьте!
Критически настроенные интеллектуалы испытывают острую вину за прошлое, настоящее, за свои привилегии и за то, что они делают слишком мало. Иногда это дает странные плоды. Многие люди убеждены, что, будучи россиянами, они поступают правильно, воздерживаясь от критики, скажем, украинских правых радикалов или практик принудительной мобилизации в Украине. Или, если они израильтяне еврейского происхождения, то не имеют морального права на критику исламистов. С другой стороны, статус жертвы как бы защищает от любой критики. Статус жертвы может показаться привлекательным. Но тут легко оказаться в тупике. Что бы сдвинуться с мертвой точки необходимо уяснить, что угнетенные и жертвы могут и должны подвергаться критике. Важно только, чтобы критика не перечеркивала их опыта. Пострадавший от расизма может быть антисемитом или сексистом — и наоборот. Одно не отменяет, не перечеркивает и не оправдывает другого. В капиталистическом обществе трудно найти людей, хоть раз в жизни не пострадавших от какого-либо «изма». Но тех, кто ни разу не стал, как сейчас принято говорить, «автором насилия» (в широком понимании этого термина), тоже будет отыскать непросто. Только осознание этого позволит избежать бесполезного «меренья угнетенностями».
Альтернатива альтернативным фактам
В условиях войны многие недовольные своей властью активно заимствуют доводы и информацию из пропагандистских материалов другой стороны. Им кажется, что если одна сторона врет, то другая — разоблачает ложь. Стоит ли говорить, что такой подход значительно усиливает циркуляцию фейков. Все-таки большевики в 1914 г. не ходили под лозунгом «Кайзер и Гинденбург хотят мира», а Либкнехт и Люксембург не распространяли переводы статей из «Нового времени».
Вместо заключения
Анджела Дэвис вышла из КП США в августе 1991 г., когда руководство партии высказало поддержку ГКЧП. Кто-то может увидеть бунт, хоть и запоздалый, а кто-то наоборот — конформизм. У нее и у тех, кто смеялся над анекдотом про письмо школьника, было впереди много возможностей вместе обсудить опыт репрессий, страха и борьбы. Но вряд ли такой диалог имел место.
Автор: Евгений Казаков
