Протесты масштабней не станут
Россияне ждут чуда, когда стихийно на улицы выйдет вся страна. А выйдут массово протестовать, потому что устали от происходящего в стране. Но такого не будет. Массовость — не стихийность, а организованность. В России массовые протесты не превышают 0,1% населения, не более 150 тыс. протестующих по стране. В 2011-2013 гг. по стране превысило чуть более 200 тыс. протестующих, это около 0,15% населения страны. В отдельных городах по завышенным оценка не превышает 0,5% населения города. Даже при самых массовых протестах в Москве 2011-13 гг., когда протестовало от 85 тыс. до 150 тыс. человек, было 0,5-0,8% населения Московской агломерации.
И дело не в том, что люди неправильные и им всё равно. Если граждане могли бы всё сделать сами, им не нужны были бы политики. Но политики на то и нужны, чтобы способствовать организации масс, потому что с ростом численности протестующих усложняется коммуникация между протестующими. То есть количество стихийно протестующих физически ограничено коммуникацией между ними и колеблется в пределах 0,1% по стране и 0,5% по городам.
В силовых госструктурах: армия, полиция, пожарные, служит 1% населения. И эти структуры уже иерархические. То есть любой массовой структуре необходима внутренняя координация, необязательно иерархическая. Массовые профсоюзные движения показывают хорошую эффективность демократической координации, коммуникацию снизу вверх.
Получается, чтобы массовые протесты преобладали над силовыми структурами, должно участвовать не менее 2% граждан страны. Или в Москве 250 000 протестующих, в Петербурге 100 000 протестующих. В городе-миллионере от 20 000 протестующих. В очень крупных городах, как Тюмень, от 10 000 протестующих. В крупных городах, как Тверь, от 5 000 протестующих. В большом городе от 2 000 протестующих, в среднем городе от 1 000 протестующих, а в малом городе от 200 протестующих. И только одновременное участие такого количества протестующих в российских городах парализует силовые структуры. Им просто не будет хватать людей, мест для задержания, судов. И бесконечно нанимать «насиловиков» невозможно, потому что чем больше в стране полиции и армии, тем меньше в стране рабочих, то есть расходов на содержание будут больше, а налогов меньше. Поэтому существуют физические пределы количества сотрудников в силовых госструктурах.
Конечно, 2% протестующих несопоставимы с количеством голосующих за Путина. И это неверное сопоставление, потому что недовольных всегда многократно больше участников протеста. Причем изрядная часть тех, кто вышли в январе, как раз голосовали за Путина в 2018 году. Но если Путин ждёт, когда массы выйдут на улицы, то нужно понимать, в революцию и гражданскую войну в Англии, Франции и России погибло около 10% населения. В основном гибли те, кто участвовал в революционных событиях. Это означает, что если на улицы выйдет 10% населения, то в стране будет гражданская война. Так что участие 2% граждан в протестах является критическим.
И даже 2% граждан не так просто вовлечь. Хотя кто-то и верит в продажных протестующих. Но если заплатить 2% «продажных» протестующих за участие в митинге хотя бы по одной тысяче рублей, то это составит 3 млрд рублей. Или годовой бюджет города со стотысячным населением. Никто не будет платить такие деньги протестующим, потому что такие «вложения» никогда не окупятся. А если учесть, что таких протестов нужны будут десятки, то суммы будут исчисляться годовыми бюджетами регионов.
Массовые протесты зависят от участия людей в повседневных локальных протестах. Локальные протесты формируют социальные группы, а это уже упрощает коммуникацию. Массовый протест не координирует множество граждан, а происходит коммуникация между разными социальными группами протеста. То есть ядром массовых протестов являются не граждане, а уже сформировавшиеся группы, что и упрощает координацию массового протеста, соответственно и больше людей уже смогут выйти на улицу. Могучие реки начинаются с маленьких ручейков. И чем больше притоков, тем больше сток реки.
Но локальные группы протеста не могут возникнуть спонтанно, потому что маловероятно, будто в повседневности встретятся несколько людей со схожими взглядами и интересами. А вот на массовых протестах как раз такие люди и встречаются. Где как не на массовом протесте найдёшь надёжных товарищей, с которыми организуешь профсоюз?
Ситуацию в стране изменяют не массовые протесты, а именно локальные протесты, которые на местах провоцируются беззаконием и с ним борются. Поэтому эффективность массового протеста измеряется не политической реакцией, а ростом активности локальных протестов. Путин без армии коррумпированных чиновников не смог бы разворовывать страну. Коррумпированные чиновники нарушают законы, права рабочих, студентов, жильцов дома, создавая причину локального протеста. Таким образом локальные протесты меняют систему, устраняют условия коррупции.
Но если граждане не видят никакой активности в повседневной жизни, то мало вероятно, что выйдут на массовый протест. Важно даже не столько участие людей в протестах, сколько восприятие гражданской активности в качестве нормы поведения.
Вера в массы, которые изменят политическую систему, есть вульгарная интерпретация диалектики, количество переходящее в качество. Если достигнуть таких же количественных показателей как на Западе, то жить в СССР будут как на Западе. Если собрать много людей как на протестах в Европе, то в России будет демократия как на Западе.
Но количественный рост обусловлен тем, что уже содержит в себе качественные изменения. Но чтобы эти качественные изменения произошли, должна возникнуть критическая масса. То есть в самом массовом политическом движение содержатся качественные изменения политической системы. Разнообразие и распространённость локальных социальных протестов есть содержание политических изменений, а массовость политического движениях форма этих изменений.
