Реакция на фоне жёсткой экономии: перспективы праворадикального поворота в позднепутинской России.
С начала эпидемии коронавируса в левой среде не утихают разговоры о том, что нынешний кризис будет носить столь же разрушительный характер, что и Великая депрессия. А как мы все хорошо помним, гибель системы саморегулирующегося рынка дала билет в жизнь жесточайшим автократическим режимам XX века. Поскольку мы не считаем, что историю можно экстраполировать линейно, нашу цель в данном очерке следует очертить как описание примерного силуэта перспектив правого движения в поздне/пост-путинской России.
Говоря о российских правых, нельзя не проанализировать, хотя бы кратко, сам по себе феномен правого популизма в начале XXI века. Правый популизм в странах первого мира связан, прежде всего, с проводимой в Европе неолиберальной политикой давления на рынок труда с помощью дармовой рабочей силы, в лице североафриканских, восточноевропейских и ближневосточных мигрантов. А учитывая, что леволиберальная политика культурной идентичности проводилась как на уровне культурного дискурса, так и в сфере реальной политики лево-популистскими партиями, то униженный и оскорбленный европейский трудяга был вынужден отдавать свои голоса «Национальному фронту» и «Альтернативе для Германии». На фоне подобной ситуации шансы российских правых на массовую поддержку могут быстро улетучиться, особенно по мере возмужания левых сил (речь, разумеется, идет о будущем электорате, ибо сегодня правые представляют собой такое же маргинально-сектантское движение, что и левые). Поскольку российские левые не связаны культурным постмодернистским дискурсом и не встроены во властные структуры на уровне принятия решений, то они имеют шансы на легкий перехватит данной повестки (если смогут проявить достаточное для подобного случая здравомыслие). При этом их действия, скорее всего, будут происходить при достаточно гротескной протекционистской риторике (чему может поспособствовать красно-коричневое наследие периода упадка).
Разумеется, многие левые надеются найти собственную опору в лице среднеазиатского гастарбайтера, того самого классического пролетария, что сможет забастовками и стачками осадить российского капиталиста. Однако годы попыток создания профсоюзов среди трудовых мигрантов показали бесперспективность данного рода начинаний. Приезжающий на условный сезон трудяга меньше всего настроен на противостояние наемному рабству (в данном случае это не просто красивая метафора). Лишенному даже географической привязки пролетарию, гораздо проще отправиться искать работу с еще худшими условиями труда, люмпенизироваться или попросту вернуться на родину. Изменив свою политику в данном аспекте, российские левые будут обречены на успех.
Помимо миграционной политики источником роста правых настроений в обществе может служить прямая ориентация правящего класса на правый автаркический сценарий умеренной модернизации, который в гражданской сфере будут защищать инициируемые сверху парамилитарные структуры (сходство, на наш взгляд, здесь нужно искать не с европейскими фашистскими организациями, а с латиноамериканскими «эскадронами смерти»). Но способна ли российская бюрократия на изменение своей экономической политики?
Российская бюрократическая структура, десятилетиями натасканная на вывоз капитала за рубеж, лишилась своей экономической основы буквально на наших глазах. Общемировой кризис способствовал экстремальному падению цен на ресурсы добывающей промышленности. В этих условиях российский правящий класс встает пред дилеммой: или поскорее сбыть с рук свои стремительно-падающие акции (в виде российского государства) и самоизолироваться до конца дней на островах южных морей вместе с дорогими наркотиками и девушками модельной внешности, или же впасть в ловушку воспроизводства. То есть, продолжать ориентироваться на экспорт капитала из России лишь с той разницей, что для этого придется увеличить эксплуатацию населения подвластной страны, не успевшего даже еще обрасти маломальским жирком. Происходить это может в виде стандартного тандема в виде увеличения цен и усиления политической реакции. Отличие конкретно этой ситуации от всех предыдущих лет путинского неолиберализма заключается в том, что издержки на воспроизводство структур реакции будут возрастать несопоставимо с прибылью данного мероприятия, как в чисто экономическом, так и в политическом эквиваленте. Видимое нами усиление хватки, на поверку оказывается следствием обыкновенной агонии.
Стоит уточнить, что мы намеренно исключаем вариант развития путинизма по автаркическому сценарию (что было бы довольно стандартной практикой стран в период предыдущего краха глобальной экономической системы). Ведь стоит принять во внимание, что любого рода предприятия, позволяющие стране хоть немного независимо развиваться, на протяжении десятилетий капиталистической реставрации выступали в качестве донора для экспортно-сырьевой олигархии, что способствовало тотальной деиндустриализации страны. И в этом заключается нынешний конфликт – с одной стороны РФ объективно больше не может быть экспортером капитала (за отсутствием оного), а с другой мы отчетливо понимаем, что сформированный реставрацией капитализма российский истэблишмент не способен на любого рода модернизацию, в силу скудности потенциала собственных институтов, заточенных на откровенное грабительство. Российский цапок давно не носит малинового пиджака и золотых цепей, но от этого он и не перестал быть скудоумным дегенератом.
Для нас очевидно, что нынешний кризис путинской государственности лишь часть общего кризиса неолиберализма. Однако российская ситуация все же в достаточной мере уникальна, благодаря аморфности всех своих структур. Это вполне можно объяснить тем, что на постсоветском пространстве происходили наиболее радикальные реставрационные процессы, люмпенизировавшие все общественные институты.
Если наша точка зрения хоть в какой-то мере соответствует действительности, то перед униженной и оскорбленной десятилетиями периферийного капитализма Россией вырисовывается достаточно оптимистический сценарий развития событий. Капитализм просто добровольно уйдет отсюда, бросив выжатые донельзя активы, что для владельцев предприятий с убывающей доходностью вполне стандартная практика. И тогда, несмотря на все трудности будущей модернизации, мы сможем довольно легко (и, что немаловажно, бескровно) встать на рельсы антикапиталистического развития.
В данной ситуации трудно сказать, какие формы примет общегражданский протест в ближайшее время, но можно вполне уверено заявить, что ему не смогут сколь-нибудь долго и эффективно противостоять правые тенденции, основу для которых, уничтожили десятилетия неолиберальной реакции. Структура позднего капитализма исчерпала себя настолько сильно, что уже не способна воспроизводиться в каком бы то ни было объёме.
Населению России же вполне достаточно перерасти относительно низкие количественные и качественные пороги оппозиционности, чтобы окончательно дестабилизировать правящий класс, чей фундамент больше напоминает карточный домик. Другой вопрос, что достанется ему в наследство? По-настоящему выжженная земля иди же что-то иное?
Павел Андрейко
студент-историк
