Почему мы забыли о Кемерово?
Пожар в Кемерово был год назад. Но как это изменило нас, Россию? Судя по всему никак. Читатели могут возразить, что ввели новые стандарты пожаробезопасности, поставили двери «антипаника», чуть больше проверок и тренировок теперь проводят по всей стране. (https://www.1tv.ru/shows/dobroe-utro/reportazh/god-posle-zimney-vishni-chto-sdelano-dobroe-utro-fragment-vypuska-ot-25-03-2019). Но речь не идёт о том, как культурная травма трагедии могла бы изменить халатность и коррумированность власти, саму систему, чего, разумеется, не произошло.
Американский социолог Джеффри Александер предложил своё объяснение производству культурной травмы. Первое, что необходимо отметить, так это то, что само по себе событие не является травмирующим. Травма, по мнению, Александера, есть свойство, приписываемое событию при посредстве общества. Свойство может быть приписано в реальном времени, или же до того как событие произошло, или даже после того, как случилось в рамках реконструкции. В этой социально-культурной схеме участвуют разные акторы, со своими версиями, интерпретациями, подачей материала, разные ситуации и контексты. Ключевым для появления культурной травмы оказывается ситуация, когда упорядоченные смыслы сообщества резко меняются. Но в случае с Зимней Вишней этого не произошло.
Мы можем говорить об едином фронте, которым выступила власть, о ее монополии на подачу информации, контроле над судом и расследованием, и даже о тесной смычке бизнеса и власти. Но проблема не только в действиях власти, но и в нас самих, а также в том, что мы признаем легитимным и нормальным. В Кемеровской истории много виноватых. Здесь и чиновники, давшие разрешение на переоборудование бывшей фабрики в Торговый Центр ( что само по себе символично), МЧС, которое закрывало глаза на нарушения, собственник, который эксплуатировал здание ради максимальной прибыли. Список можно продолжать, и назначать виноватых. Но речь стоит вести об ответственности.
После разрушения старой советской и традиционалисткой этики, жизненного мира смыслов, реальность заботы скукожилась до своей узкой семьи (или даже себя) и зарабатывания денег. Все виноватые были и есть люди весьма ответственные, но их ответственность не распротраняется дальше порога их квартиры/имения/теннисного корта. Они зарабатывают деньги. И мы их понимаем, говоря, что жизнь такая. Они отказываются от ответственности, не желая страдать вместе с нами. Травмы-то не их. Дело в бизнесе, в здравом смысле, в ответственности перед будущим понимаемым узко материально.
Нас убедили, да мы и рады были убеждаться, что в России всё ужас-ужас, что надо заботиться о себе и желательно в другом месте (что и сделал владелец ТЦ). Что здесь ничего не изменишь (чувство выученной беспомощности). Наши едва складывающиеся политические и общественные связи, сети солидарности разрушают(ся), за нами пытаются всё больше надзирать. А потому не очень удивительно, что трагедия ничего не изменила в плане культурных смыслов. Выход в том, чтобы менять наше понимание ответственности, быть добрее к друг другу и ценить жизни людей больше, чем комфортное зарабатывание денег. Но для этого нужно иметь совершенно иную систему жизненных ценностей, ориентированную на иные принципы организации общества.
Андрей Петров
