В конце 1980-х годов по всему Советскому Союзу развернулось экологическое движение, ставшее, по сути, первым проявлением накопившегося общественного недовольства. Акции в защиту окружающей среды и требования закрыть или профилировать то или иное предприятие происходили повсеместно. Требования экологов отнюдь не были беспочвенными. И хотя во многих случаях жалобы на плохое состояние воды, воздуха или лесов были лишь поводом, чтобы выразить недовольство партийным руководством, официальной идеологией или просто скукой и однообразием тогдашней советской жизни, поводы для выступлений были, как правило, реальны. Стремительная индустриализация происходила в СССР, как и во многих других странах, без оглядки на ущерб, наносимый природе, а заодно и здоровью людей.
Власти реагировали. Начались перемены, многие заводы были ликвидированы, производство остановлено. Экологические движения могли торжествовать победу.
Но к середине 1990-х эти организации, ещё недавно массовые и популярные, начали стремительно терять влияние, а во многих местах экологов уже встречали не цветами, а кулаками.
Причина упадка экологических движений в постперестроечной России была далеко не в том, что все проблемы оказались решены. Во многих случаях положение дел стало только хуже. Но на первый план выдвинулись совершенно иные вопросы — падение заработной платы, безработица, упадок городов, жизнь которых зависела от работы предприятия. Одновременно выяснилось, что многие протесты были неверно направлены, а опасности преувеличены.
Я прекрасно помню как драматично обсуждалось в Ленинграде, готовившемся превратиться в Петербург, строительство дамбы для защиты города от наводнений. Прогнозы были самые апокалиптические. Однако затем начались другие времена, про дамбу общественные активисты забыли, переключившись на критику обкома партии по другим, уже политическим поводам. Пока свергали старый порядок и устанавливали новый, дамбу понемногу построили. И оказалось, что она очень даже полезна: в городе пережившем немало катастрофических наводнений, уже не приходится опасаться чего-либо подобного. Уровень воды в Неве перестал повышаться до критических отметок. А обещанная экологическая катастрофа так и не наступила.
Кризис экологического движения привел к его фрагментации и коммерциализации. Как и многие другие структуры в условиях современного капитализма организации защитников окружающей среды вынуждены зависеть от проектов, грантов и спонсоров, стали частью местных политических раскладов, заложниками конфликтов между различными группами бизнеса и бюрокатии. Проблема в том, что те или иные экологические претензии могут быть предъявлены к любому индустриальному проекту. Насколько они обоснованы — вопрос другой. Но это выясняется уже задним числом, когда объект построен. Во многих случаях за подобным противостоянием скрывается межотраслевой конфликт.
Например, для тех, кто вкладывает деньги в развитие аграного производства, разработка нового месторождения является скорее плохой новостью, для бизнес-групп, ориентированных на промышленное развитие — хорошей. Столкновение интересов нередко доходит до острой конфронтации, пикеты, акции протеста, взаимные обвинения и поиск «врагов» проплативших ту или иную кампанию (и контр-кампанию) заменяют содержательное обсуждение проблемы. При этом вопрос о том, насколько та или иная стратегия экономического развития более выгодна для региона вообще не поднимается, никто из борющихся сторон не пытается прорабатывать вопрос комплексно, не задумывается о том, как сбалансировать интересы, найдя равновесие между задачами индустриального, аграрного, социального и экологического развития.
Особенно остро стоят вопросы в регионах Урала, где старые советские предприятия переживают углубляющийся упадок. Экологический ущерб от них очевиден, так же как очевидны и социальные опасности связанные с их закрытием.
Во времена кризиса безработица становится в краткосрочной перспективе гораздо большей проблемой, чем плохая экология.
А специфика нынешней экономической ситуации в том, что Россия впервые сталкивается со всем комплексом проблем, порожденных капиталистической системой. Если раньше увольнения заводских рабочих компенсировались перспективами, открывавшимися в других сферах (от туризма до частной торговли), то на сей раз рыночный спад затрагивает все отрасли одновременно. И безработица становится социальной проблемой номер один. Не менее важной проблемой становится состояние бюджетов в регионах: им критически не хватает средств. И налоги, постпающие от крупных предприятий становятся, зачастую, единственным надежным источником.
Значит ли это, будто экологические вопросы потеряли свою актуальность? Конечно, нет. Но они могут и должны ставиться именно в контексте задач современного индустриального развития, корректируя его, а не блокируя. И принципиально важно именно строительство новых предприятий на основе новых технологий, менее опасных для окружающей среды. В качестве примеров можно привести уже работающий Михеевский и строящийся Томинский горно-обогатительные комбинаты в Челябинской области. В перспективе именно такие современные производства должны заместить старые предприятия, оставшиеся от советского времени. Однако именно против них разворачивается активная кампания со стороны либеральных экологов, видящих в любом промышленном строительстве угрозу природной гармонии. Против Томинского ГОКа создано специальное движение СТОП-ГОК.
Активность экологов дала свои результаты: по опросам общественного мнения недовольство строительством высказывает до 30% опрошенных — при том, что старые предприятия, загрязняющие среду гораздо больше, пользуются куда большей терпимостью горожан.
Причина проста — действующие заводы это, так сказать, привычное зло. К тому же на них люди сами работают и жертвовать своими местами не рвутся. А новый завод это ещё не созданные рабочие места, чужие. При этом действующий Михеевский ГОК, фактически близнец злосчастного Томинского, протестов не вызывает. На первых порах у местных жителей тоже были опасения относительно загрязнения окружающей среды, но затем люди убедились, что технический прогресс сделал своё дело — страхи не оправдались.
Опросы в Челябинской области показывают ещё одну очень поучительную особенность современного общественного мнения. На вопрос о возможности что-то сделать для решения уже существующих экологических проблем публика реагирует с крайней степенью апатии: сделать всё равно ничего нельзя. Как признают социологи,
«новые производства в этих условиях становятся своего рода козлами отпущения, на которых можно выплеснуть всё свое недовольство «цветным воздухом» и огромной свалкой в центре города».
Больше всего недоволен, естественно, средний класс, напрямую с заводами не связанный. То, что его благополучие, в конечном счете, тоже зависит от работы коптящих заводов, до сознания офисного планктона, как правило, не доходит или доходит не сразу. Зато в поселениях, где могут быть созданы рабочие места, ситуация зеркальная. Люди прежде всего хотят надежной занятости и стабильной зарплаты.
Столкновение интересов между экологами, апеллирующими к ценностям среднего класса и промышленными рабочими — стандартная ситуация, хорошо известная по многим европейским странам. Но и левое движение и профсоюзы на Западе прошли свою часть пути навстречу защитникам окружающей среды, признавая значимость экологических проблем. Только решать эти проблемы надо не за счет уничтожения промышленности и сокращения рабочих мест, а за счет глубокой модернизации производства.
Либеральные экологи из движения СТОП-ГОК и им подобные, по сути, занимают прямо противоположную позицию. Вместо того, чтобы добиваться улучшения ситуации с уже имеющимся загрязнением и поддерживать создание новых предприятий, работающих на основе более высоких экологических стандартов, они фактически выступают за сохранение сложившейся ситуации, против попыток модернизировать промышленность. Тем самым, по сути, они занимают не только антииндустриальную, но и антиэкологическую позицию. Если ничего не менять, ничего и не изменится. Если не вводить в строй новые технологии, то мы получим не экологическое возрождение, а сочетание промышленного и социального упадка с продолжающейся деградацией природной среды.
Кстати говоря, та же проблема возникает во многих случаях и с ядерной энергетикой. Международное экологическое движение сегодня крайне озабочено выбросом парниковых газов, являющихся фактором глобального потепления. И одновременно оно же категорически выступает против развития ядерной энергетики, хотя в краткосрочной перспективе (а именно экологи настаивают на крайней срочности принятия мер по спасению климата), единственным практическим решением является именно использование ядерной энергии. Иными словами, сама же деятельность экологических движений блокирует их собственную повестку дня.
Реальным ответом на кризис может и должен быть честный диалог, посвященный перспективам новых технологий и проблемам окружающей среды. Но если мы хотим преодолеть кризис, мы должны создавать промышленные производства и рабочие места.
В конечном счете тот самый технический прогресс, который породил экологический кризис, создает возможности для его преодоления. Но выступать против прогресса и развития значит не только не способствовать спасению планеты, но наоборот — консервировать нынешнее, во всех отношениях плачевное, состояние дел.