Оговорюсь сразу: все нижеизложенное – исключительно мой личный опыт. Причем опыт относительно специфический – процент женщин, занятых в промышленности, энергетике и других сложных наукоемких отраслях у нас относительно невысок. Я, получив инженерное образование, в данный процент попала. И если мой опыт хоть сколько-нибудь релевантен, то причины малости этого процента очевидны.
Не знаю, везением это было или нет, но воспитывалась я в атмосфере гендерного равенства. Больше того — с проявлением гендерной несправедливости я столкнулась впервые в более чем сознательном возрасте 21 года.
Когда родители покупали мне игрушки, в равной степени это были и куклы, и конструкторы. Я с детского сада знала, что получу серьезное высшее образование, что обязательно буду работать. Слово «домохозяйка» я с самого детства считала чем-то уничижительным. Мне никогда не говорили, что что-то «не для девочек».
Моя успеваемость в школе всегда позволяла мне быть впереди равно как мальчиков, так и девочек в классе. Причем первых это никогда не задевало, а если и задевало, то это была здоровая конкуренция, а не ущемленная гордость «самца». А мои одноклассницы, даже те из них, у кого были задатки «гламурных кис», не развивали их.
В этом не было особых наших заслуг. Мы росли на сломе эпох. В первый класс мы пошли в СССР, а заканчивали мы школу в разгар чеченской войны. Школа моя, зауряднейшее общеобразовательное учреждение, находится в пролетарском районе на окраине Москвы. Мы видели, как надрывались, максимально пытаясь укрыть нас от обломков рушащегося мира, наши отцы и матери. Причем матери зачастую надрывались заметно больше. Мы, я и мои одноклассницы, осознанно или от безысходности брали с них пример. А государство, образно говоря, не мешало гореть избам и скакать коням (а то и поджигало и пускало в галоп). Взамен же мы и наши матери были избавлены от фразочек про борщ и «молчи, женщина».
Всего один пример. Во время изучения «Войны и мира» вся женская часть нашего класса, от отличниц до троечниц, единодушно охарактеризовала Наташу Ростову, с ее эгоизмом, ее «образованием», состоящим только из умения танцевать, ее грязными детскими пеленками, как дуру (каковой сия «героиня» с точки зрения любой мало-мальски разумной девушки, даже 15-16-летней, и является). И мы не побоялись озвучить свое мнение учительнице. Любопытно, как ее оценивают нынешние десятиклассницы…
Окончив школу, я поступила в сложнейший и престижнейший технический университет. Девушек у нас было мало, но поблажек нам никогда не делали. Отсев косил группу, невзирая на пол.
Тем временем наступила эпоха «поднимания с колен» и «стабильности». И вскоре прозвенел первый звоночек.
В первом семестре пятого курса к нам на кафедру однажды пришли люди из Bosch, с приглашением на собеседование. После сессии я решила позвонить. Мне заявили: «Извините, концепция изменилась. Мы набираем только юношей».
Прошло время. Я окончила университет, начала работать. И вот в одной компании, в которой я тогда трудилась, произошла следующая история. Генеральный директор фирмы любил набирать на работу симпатичных энергичных девушек. Никаких харрасментов, исключительно платоническо-эстетические обоснования. Причем они (мы) не были ходячими украшениями — работали все наравне и спрашивали за работу со всех одинаково. И вот однажды эти симпатичные-энергичные выяснили, что женщинам в компании платят меньше, чем мужчинам на тех же должностях. Когда они пришли разбираться к директору, тот заявил: «Девочки, а что такого? Вас мужья содержать должны». То, что далеко не все были замужем — это полбеды. Особый цинизм ситуации заключался в том, что в соседнем отделе у нас была сотрудница, рано потерявшая мужа и оставшаяся с тремя детьми. Если директор это знал и все равно заявил подобное — он ублюдок, если не знал — он плохой управленец.
Я стала искать другую работу. Помимо прочего, попалась мне одна вакансия. Идеально по моей специальности, очень интересная работа. Но мне, со всеми возможными извинениями и реверансами, отказали по причине пола, заявив: «зачем вам сорокакилограммовые насосы тягать?».
Потом мне удалось поменять работу так, чтобы вернуться в свой мирок трудового гендерного равенства (я не рассматриваю гендерный аспект в частной жизни, поскольку всегда выстраивала свою жизнь так, чтобы с приверженцами мизогинистических убеждений не сталкиваться вообще или же мгновенно прерывать общение). Но компания впала в глубочайший кризис, пришлось вновь задуматься о смене работы.
Апофигей наступил пару недель назад на одном из собеседований. Крупная госкорпорация, высокие технологии, секретность. Мой собеседник — толстый громкий самоуверенный мужчина лет шестидесяти, начальник отделения. Из тех, кто вырос из патриархальных низов до управленцев высше-среднего звена. Судя по его упоминаниям о жене, работающей в музее за 18 тысяч, в семье он ведет себя вполне по-домостроевски.
Основную часть нашего собеседования составляли его вопросы и заявления: «Вы замужем?». «Дети есть?». «А почему нет?». «А собираетесь? А то если женщина уходит на зарплату сильно меньше предыдущей, это обязательно означает, что она собирается рожать». «Да, возраст-то у вас поджимает». «Женщина должна рожать». Я не стала раздувать скандал. Объяснять, что я никому ничего не должна, кроме своих родных. И что уж тем более я не могу себе позволить родить в государстве, отнявшем у детей образование, медицину, всякую надежду на будущее. Что я не хочу, чтобы моему потенциальному ребенку втюхивали основы православия вместо астрономии. Что я получила прекрасное бесплатное образование, и если мой ребенок не может получить того же, то заводить ребенка с моей стороны было бы безответственно. Так что на меня и мое поколение тридцатилетних все эти демотиваторы про борщи уже не действуют. Пусть те, кто требует рожать любой ценой пушечное мясо и обслугу для элитки, рожают сами. А что касается двадцатилетних — не могу уверенно утверждать, поддаются ли они на эту пропаганду. Но антифеминисты любят рассуждать, что женщины повинуются не разуму, а чувствам и инстинктам. Даже если принять это, на секунду, – не рожать в неблагоприятных условиях — это тоже инстинкт. Так что мой прогноз неутешителен — чем сильнее будет раскручиваться спираль развала и домостроевской риторики как одного из его признаков, тем хуже будет демографическая ситуация.