Грузинская война оказалась короткой и, к счастью, не слишком кровавой. Можно с уверенностью утверждать, что потери мирного населения, объявленные обеими сторонами, существенно преувеличены в пропагандистских целях.
Совершенно естественно, что это спровоцировало острую дискуссию среди левых. Роли распределились более или менее предсказуемо. Группы, так или иначе находящиеся под влиянием национализма, принялись бить в барабаны войны, выступив очередной раз в виде охвостья кремлевской власти. Причем охвостья, в котором сам Кремль совершенно не нуждается: своими бестолковыми криками, своей националистической (почти муссолиниевской) риторикой они только создают проблемы.
Напротив, значительная часть интернационалистских групп инстинктивно спряталась в скорлупу готовых идеологических формул, заготовленных еще накануне Первой мировой войны и отлично зарекомендовавших себя во время Циммервальской конференции. Не требуется ни серьезного анализа конкретной ситуации, ни собственной стратегии. Достаточно лишь взять шаблонный текст антивоенной резолюции, заменить некоторые обстоятельства места и времени действия – и принципиальная позиция готова. Одна из отечественных групп даже не удосужилась проделать эту минимальную работу, а просто разослала по Интернету статью Ленина о Русско-японской войне, заявив, что в ней уже есть ответы на все вопросы очередного Кавказского кризиса.
Разумеется, для российских левых важнейшим историческим опытом и примером является политическая линия, избранная Лениным и большевиками в отношении Русско-японской и Первой мировой войны. Эта линия была одновременно принципиальной и политически эффективной, несмотря на то что политический риск, на который шли большевики, выступая против войны в 1914 году, был чрезвычайно велик: ведь большая часть населения России и мировой социал-демократии была за войну.
Однако Ленин принимал свое решение не на основе заранее заученных догматических формулировок, но на основе серьезного политического анализа. Причем анализ этот относился именно к конкретной ситуации 1914 года (отличаясь, кстати, и от позиции, занятой в отношении Русско-японской войны). Важнейшим моментом в оценке ситуации для Ленина были, с одной стороны, крах II Интернационала, а с другой стороны, совершенно конкретная перспектива революции в России и столь же конкретная стратегия борьбы за власть в условиях поражения царской армии. Кстати, пораженчество Ленина основывалось на понимании того, что армия Российской империи так или иначе будет разбита (только полные идиоты из либерально-черносотенного лагеря сегодня воображают, будто развал фронта был вызван антивоенной агитацией большевиков).
Между тем Первая мировая война была далеко не единственным случаем, когда левому движению приходилось вырабатывать позицию. Стратегия, избранная Лениным, является далеко не уникальным примером, да и сами большевики никогда не настаивали на этом.
История богата примерами совершенно иного рода. Начнем с того, что Карл Маркс и Фридрих Энгельс были горячими сторонниками Крымской войны. Они опубликовали множество статей, в которых резко критиковали британское правительство за недостаточную решимость в борьбе, которая должна была привести к поражению «жандарма Европы». Конечно, для Маркса отнюдь не были секретом имперские интересы Британии (он очень жестко выступал против политики Лондона по ирландскому вопросу). Но с точки зрения интересов европейской демократической революции поражение царской России от рук викторианской Англии виделось автором «Капитала» как важный шаг вперед. Надо признать, что хотя некоторые пассажи тех работ Маркса русскому читателю изучать не слишком приятно, в целом он был прав. Итогом Крымской войны стали отмена крепостничества и подъем освободительного движения, прежде всего в самой России.
Парижские коммунары тоже не были пораженцами. Напротив, они взяли власть для того, чтобы оборонять Париж от немецких войск. Их позиция состояла в том, что после провала буржуазной империи Наполеона III в войне с Пруссией только пролетариат, взяв власть, может защитить интересы Франции.
Поучительна также история Компартии Индии во время Второй мировой войны. Выйдя из подполья, партия, не снимая лозунга независимости, поддерживала Англию в борьбе против нацистской Германии и Японии. Коммунисты фактически пошли на разрыв с Индийским Национальным Конгрессом, когда тот в 1942 году потребовал от британцев немедленного «ухода из Индии» (Quit India Movement), прекрасно понимая, что, несмотря на всю красивую риторику Ганди, на практике это означало бы просто сдачу страны наступающей японской армии и удар в спину СССР. А вот Ганди, руководствуясь принципом ненасилия, отказался поддержать борьбу против Гитлера!
Итогом 1942 года в индийской политике стал выход на первые роли Джавахарлала Неру, который, формально сохраняя лояльность к Ганди, на самом деле не разделял его подхода к вопросам войны, и в то же время – резкое укрепление позиций коммунистов.
Хо Ши Мин и Мао Цзедун тоже не были пораженцами в том смысле, что, не поддерживая французские колониальные власти и Гоминдан, они не только не видели ничего хорошего в победе Японии, но, напротив, боролись против японцев с оружием в руках.
Разумеется, все эти примеры не могут быть механически перенесены на нашу сегодняшнюю почву. Если мы не можем по-обезьяньи копировать большевиков 1914 года, то тем более смешно было бы притворяться французскими коммунарами 1871 года.
Наша первая задача состоит в том, чтобы попытаться сформулировать общие принципы, на основе которых нам следует давать оценку международным конфликтам и формулировать свою позицию. И этот принцип не может быть сведен к общим словам о «справедливости» и «несправедливости» войны. На самом деле лишь немногие войны в мировой истории были для какой-либо стороны однозначно и стопроцентно справедливыми. Американцы в 1776 году боролись за независимость от британской монархии и свободу? Безусловно. Но они же боролись за сохранение рабства негров (отмененного колониальной администрацией) и за право выселять индейцев с их земель. Пруссия в 1870 году отстаивала право Германии на объединение, но она же в итоге аннексировала Эльзас и Лотарингию. Израиль при поддержке Чехословакии и СССР боролся в 1948 году за свое существование, но одновременно сионисты выкидывали из домов арабских жителей Палестины. Применительно к Грузинской войне мы можем таким же образом приводить аргументы в пользу справедливости прав Грузии и Южной Осетии, защищать интересы Абхазии или России. Мы можем осуждать авторитаризм кремлевской власти или репрессии, которые обрушил на оппозицию Михаил Саакашвили.
В подобной двусмысленной ситуации принципиальный вопрос состоит в том, какое значение имеет конфликт с точки зрения интересов отечественного и мирового левого движения, как его последствия скажутся на развитии ситуации и как мы можем эту ситуацию использовать с точки зрения освободительной борьбы.
Вот тут-то и обнаруживается бессмысленность и абстрактность дискуссий, которые вели российские левые на протяжении прошедшего месяца. Может быть, поражение российской армии было реальной перспективой? Или на повестке дня стоял вопрос о народной революции, которая у нас неминуемо произойдет после того, как грузинские войска войдут в Ростов-на-Дону? Или мы ждали американского десанта и смены власти в Кремле? Нет, конечно. Никто вообще не анализировал конкретную ситуацию с политической точки зрения, не обсуждал динамику ее развития и не обдумывал план действий. Да действия вообще и не предполагались, обсуждалась только позиция. Оценка. Заявление. Как будто они могли хоть что-то изменить – в Москве, на Кавказе, среди самих левых…
Напротив, в международном масштабе кавказский конфликт имел весьма значительные последствия. Американские планы вторжения в Иран, похоже, отложены, если не похоронены. Репутация Джорджа Буша серьезно пострадала. Отказ России от попыток вступления в ВТО усугубил кризис этой организации. А сама кремлевская власть оказалась перед определенным – нелегким для себя – выбором. Она должна найти обоснование, линию поведения в конфликте с Западом, не имея к этому конфликту никакой внутренней склонности. Этот конфликт был ей навязан – отчасти поведением Вашингтона, а отчасти общей логикой капиталистического кризиса. Но теперь власть оказывается в растерянности. Самый простой выход, разумеется – национализм, но для нынешней элиты он далеко не самый безопасный.
Неудивительно, что западные левые, не имея никаких иллюзий относительно царящих в нашей стране порядков, дружно поддержали Россию. Удар, нанесенный по США, имеет глобальные последствия и открывает новые перспективы для их борьбы. Что касается российских левых, то наша ситуация несколько сложнее. Поддерживать власть было бы, по меньшей мере, наивно. Это не наша власть, и она никогда не станет нашей. Но использовать ситуацию необходимо. И если правительство все-таки сделало что-то, соответствующее нашим собственным требованиям, к этому надо относиться как к успеху, и успех этот развивать.
Мы всегда выступали против НАТО, против ориентации на Соединенные Штаты. Мы всегда выступали против ВТО. Это наши принципиальные позиции. И мы не будем от них отказываться, если неожиданно получили себе союзников в лице функционеров администрации или чиновников Белого дома.
Сегодня политика власти характеризуется жесткой риторикой, сочетающейся с непоследовательностью и нерешительностью в конкретных действиях. Нам говорят: не будем вступать в ВТО, но тут же добавляют: вступление в ВТО – наша стратегическая цель. В такой ситуации у левых появляется перспектива стать участниками серьезной политической дискуссии, выступая за более последовательные и решительные действия, за выполнение обещаний, за то, чтобы сдвинуть общий курс влево.
Во многом эта ситуация напоминает то, что происходило в годы «перестройки», когда непоследовательные реформы в рамках советской системы открыли путь для радикальных перемен, изменивших господствующую систему. Только тогда наступающей силой, использующей колебания власти, были прокапиталистические либералы.
Вряд ли мы сможем – зеркально – повторить тот же маневр, в направлении прогрессивных преобразований: ведь советская номенклатура сама тайно мечтала о капитализме, а у нынешних элит что-то не замечается тайных коммунистических симпатий. Но учиться на историческом опыте надо.
Упустить шансы, которые сегодня предоставляет нам история, было бы не просто глупо. Это было бы преступно!
Борис Кагарлицкий
