Плакат к фильму “Эрнст Тельман – сын своего класса”.
В наше время несть числа работам о том, сколько жизней и судеб загубил сталинизм. В основном, однако, рассматриваются истории тех, кто либо был политическим противником «вождя народов», либо просто пал безвинной жертвой террора. Гораздо меньше внимания уделяется людям, чей трагический финал предопределила как раз абсолютная преданность той политике, которую проводил Иосиф Сталин. К числу таких, без сомнения, можно отнести лидера немецких коммунистов Эрнста Тельмана (16 апреля 1886 – 18 августа 1944). Его в отличие от множества иностранных коммунистов не отправили в ГУЛАГ и не расстреляли как шпиона. Этот политик падет от пуль гитлеровских палачей, в руки которых, он, по сути, загнал себя сам своим верным и беспрекословным исполнением тех установок, что шли из подконтрольного Сталину Коминтерна.
Если точнее, то речь идет о детище Григория Зиновьева, так называемой теории «социал-фашизма», которую вряд ли кто в Германии отстаивал более рьяно, нежели лидер КПГ Эрнст Тельман. Суть ее состояла в глупейшем утверждении, будто бы социал-демократия есть разновидность фашизма. Расправившись с Григорием Евсеевичем, Сталин, тем не менее, взял на вооружение придуманную тем галиматью, «обогатив» ее тезисом об усилении борьбы с левым (!) крылом социал-демократии, которое, дескать, задерживает процесс распада эсдеков.
Как справедливо замечает историк Вадим Роговин, такая установка была ложной уже в силу того, что никакого распада не происходило.
«В 1928 году компартии капиталистических стран насчитывали в своих рядах 583 тыс. чел. (в 1921 году – 1 млн 516 тыс., т. е. почти втрое больше), тогда как партии Социалистического Интернационала – 6 млн 637 тыс. чел., на 350 тыс. больше, чем в 1923 году».
Вдобавок социал-демократов назвали даже более опасными врагами рабочего класса, нежели фашисты.
«Сталин вписал в проект первомайского воззвания ИККИ слова о том, что против Советского Союза готовят интервенцию не только капиталистические государства, но “и их прислужники из лагеря социал-демократов”».
Троцкого, который выступил с критикой такого подхода, Сталин назвал «паханом» и «меньшевистским шарлатаном». Тельман в свою очередь заявил, что предложение Троцкого о союзе социал-демократов с коммунистами «худшая теория, самая опасная теория и самая преступная из тех, что были придуманы Троцким за последние годы его контрреволюционной пропаганды» 1.
Обратите внимание – это говорил лидер партии, которая поддержала инициированный фашистами референдум 1931 года о выражении недоверия социал-демократическому правительству. Более того, когда НСДАП на выборах в рейхстаг 14 сентября 1930 года набрала 18,3 процента голосов (в 1928 – 2,6 процента), именно Тельман осчастливил рабочее движение «проницательным» прогнозом, что фашизм в своем развитии достиг кульминации.
«Мы трезво и твёрдо установили, – сказал он, – что 14 сентября было, в известном смысле, лучшим днем Гитлера и что дальше последуют не лучшие, а худшие дни» 2.
Впрочем, это не единственное доказательство его политической близорукости.
«Когда фашизм за последующий год вырос в ещё более грозную силу, Коминтерн и германский ЦК ударились в противоположную крайность. В речах и статьях их руководителей стала всё чаще звучать мысль о том, что фашизм неудержимо растёт и его победа неизбежна. Поэтому коммунисты должны не «слепо» бросаться в борьбу с фашизмом, а позволить ему овладеть властью, чтобы он «скомпрометировал» себя. Только после этого пробьет час «наступления» коммунистов» 3.
К чему привели такие прогнозы, всем известно. Однако как же позаботился Сталин о Тельмане, верном проводнике своей политики, когда тот оказался в фашистских застенках?
В тюрьме, если верить письмам Тельмана, которые он писал Сталину и Молотову, на него неоднократно оказывали давление, вынуждая отказаться от коммунистических взглядов. Лидер КПГ проявил мужество и не капитулировал. Тем не менее, условия его содержания оставались достаточно сносными – ему разрешали видеться с родственниками, давали бумагу, чернила и газеты. Еще лучше стали обстоять дела после заключения пакта Молотова-Риббентропа. Теперь Тельман мог видеться с супругой дважды в неделю, причем свидания продолжались по 8 часов. За это время он смог переправить в Москву 24 письма.
Он был уверен, что вопрос о его освобождении обсуждался во время переговоров глав внешнеполитических ведомств Германии и СССР.
«Я именно теперь убеждён, что Сталин и Молотов не упустили и не забыли при переговорах в Москве с Риббентропом поставить вопрос об освобождении политических заключённых в Германии, в том числе и меня… для меня вполне понятно, что мои друзья могли поступить только так, а не иначе» 4.
Историки, однако, не располагают сведениями относительно того, что во время московских переговоров поднимался вопрос о судьбе Тельмана. Более того, на письме Тельмана, в котором тот выражал надежду, что «русские друзья» активно вмешаются в дело его освобождения, Сталин наложил резолюцию «В архив».
В самом деле, зачем «вождю народов» свидетель его ужасающей недальновидности? Тельман угодил в тюрьму, потому что недооценивал Гитлера. Сталина он переоценивал до самой своей смерти 18 августа 1944 года, когда его расстреляли в Бухенвальде.
