Коллаж с памятником Бруно.
Ровно 415 лет назад, 17 февраля 1600 года, на римскую площадь Кампо-деи-Фиори (букв. – Поле цветов) привели связанного человека с кляпом во рту. Его привязали к столбу железной цепью и обмотали мокрой веревкой, дабы потом, когда пламя разгорится и его языки побегут по телу несчастного, она стала высыхать, стягиваться и врезаться в и без того страдающую плоть. Шедший на казнь знал, что его ждет такой финал, и мог бы избежать страшной участи, если бы пошел на сделку со своими убеждениями и верой. У него было достаточно времени, чтобы хорошенько об этом поразмыслить, и все же он отказался сохранять жизнь ценой потери ее смысла. Этим человеком, как вы уже догадались, был итальянский философ и поэт Джордано Бруно, чья фигура стала вечным символом горького укора религии и ее приспешникам, которые и по сей день стараются оправдать действия судей, выносивших приговор великому ноланцу.
Вбейте в поисковой системе фразу «за что сожгли Джордано Бруно?» и вы легко убедитесь в том, как много все еще осталось у инквизиции беспринципных и циничных адвокатов, готовых без устали доказывать справедливость приговора и казни этого человека. Их аргументы убоги и нелепы, но читая комментарии под очередной такой статейкой, с грустью приходится признать, что аудитория, готовая купиться на весь этот клерикальный бред, не только весьма агрессивна и глупа, но и очень многочисленна.
Заметим также, что эта история с попыткой представить Бруно человеком, якобы заслужившим свой костер, не нова и уходит корнями в далекое прошлое, и сегодня обвинители Бруно обходятся во многом лишь повторением того, что было сказано много веков назад.
Естественно, первыми стали разрабатывать эту теорию непосредственные палачи Бруно, его инквизиторы, в задачу которых входило не только вырвать признание у непреклонного ноланца, но и раздобыть доказательства его отпадения от католической, с позволения сказать, церкви. Привыкшие к тому, что большая часть жертв, попавших в лапы этих микроторквемад, сначала категорически отвергала выдвинутые против них обвинения, следователи взяли за практику сажать людей за решетку на долгий срок, не говоря тем ни слова. Многие знают, что перед казнью Бруно семь лет отказывался отречься от своих взглядов. Гораздо менее известен другой факт — в Рим Бруно доставили 27 февраля 1593 года и заключили в тюрьму, и лишь 16 декабря 1596 года инквизиция начала его допрашивать. Задумайтесь — человек сидит за решеткой почти три года, прежде чем ему говорят, в чем он обвиняется! Вот что представляло собой это судилище, детище религии добра, любви и всепрощения.
Тем временем инквизиторы собрали немало доказательств того, что Бруно действительно говорил и учил вещам, которые явно противоречили тогдашнему вероучению католической церкви. И конфискованные сочинения подследственного, и показания шпиков, периодически подсаживаемых к нему в камеру, свидетельствовали о том, что Бруно провозглашал существование бесконечного числа миров, что сам мир вечен, что звезды это миры, что истина противоречит вере, что земной шар имел начало и может иметь конец, а светила рождаются и умирают. Также Бруно считал, что Христос и Моисей были магами, и в занятии магией ровным счетом нет ничего дурного.
От всего этого Бруно должен был отречься, и тогда ему обещали сохранить жизнь. Как пишет историк И. Григулевич, «24 марта 1597 г. инквизиторы постановили допросить его «крепко», т. е. подвергнуть пыткам», которые не дали результата и ноланец продолжал отстаивать свои взгляды. В 1598 году его мучения временно прекратились, так как произошло наводнение. Воды затопили тюрьму инквизиции, и заключенный чуть не утонул. Когда стихия угомонилась, истязания продолжились. В конце концов, осознав, что сломить философа не удастся, Бруно приговорили к обряду проклятия и передаче в руки светского суда для вынесения смертного приговора. Последнее было обычной практикой, и светские суды крайне редко проявляли гуманизм по отношению к переданным им жертвам.
Как следует из описания, составленного иезуитом Правитттом, в церкви св. Агнессы Бруно, предварительно одев во все облачения, которые он получал соответственно степеням духовного посвящения, подвели к алтарю и срезали у него кожу с большого и указательного пальцев обеих рук. Последнее символизировало уничтожение следов миропомазания. Затем с него сорвали все одежды священника, произнося при этом положенную в таких случаях теологическую абракадабру, смысл которой состоял в том, что Бруно низлагали, отлучали и извергали из всякого духовного сана и лишали всех титулов. 17 февраля его сожгли.
Практически сразу после этого все сведения о процессе над Бруно были засекречены.
Больше двух веков церковь скрывала их и позволяла своим приспешникам даже отрицать сам факт сожжения. Некий Т. Дедуи в 1885 году осчастливил человечество бессмертным творением «Трагическая легенда о Джордано Бруно», где утверждал, что на костре спалили портрет ноланца, а он сам прожил до самой смерти в доминиканском монастыре.
Церковь сопротивлялась очень долго. Даже в 1886 году, когда один из хранителей архива Ватикана отыскал рукопись с материалами по делу Бруно, тогдашний папа Лев XIII распорядился хранить в строжайшей тайне сам факт обнаружения этого документа, который был опубликован лишь в 1940 году1.
В наши дни отрицать очевидное не получается, и тогда вступает в действие другой метод — лицемерие. Даже такой либеральный папа, как Иоанн-Павел II, заявил, что принять предложение о реабилитации Бруно нельзя, «так как осужден он за неверное теологическое утверждение, будто его учение о множественности обитаемых миров не противоречит Священному писанию». От подобных слов становится очень мерзко — выходит, что решение заживо сжечь человека, а перед этим еще и пытать его было правильным? Да, из того, что говорил Бруно, многое оказалось неверным, но разве это достаточное основание для мучительной казни? Видимо, церковь не изменилась, она лишь надела маску. Создается впечатление, что в сущности своей это все тот же, что и прежде, средневековый, жестокий и бесчеловечный институт, и лишь нормы светского государства вынуждают его вести себя прилично.
Тем более не прибавляет католической церкви авторитета заявление ее кардинала Анджело Содана, который в год 400-летия со дня смерти Бруно, назвал сожжение этого человека «печальным эпизодом», заявив, однако, что инквизиторы действовали правильно и «сделали все возможное, чтобы сохранить ему жизнь»2. Если отец Федор из «Двенадцати стульев» собирал весь сарказм, положенный ему богом, то этот итальянский поп, видимо, проделал то же самое, только с таким своим качеством, как лицемерие.
Отечественные священники тоже не отстают.
На ниве обличения Бруно отметился даже Андрей Кураев, заявивший, что Бруно не сделал ни одного открытия, не создал ни одного инструмента, а был журналистом-оккультистом. Кроме того, Кураев заметил, что утверждение Бруно о бесконечности мира нельзя принять за научное, если оставаться в рамках концепции Большого взрыва (по словам Кураева, возраст Вселенной — 10 млрд лет, тогда как ей более 13 млрд, о чем и говорит современная космология). Ну что тут сказать. Во-первых, ученым он все-таки был, так как активно изучал и распространял коперниковскую гелиоцентрическую модель мира, да так хорошо, что даже король Франции Генрих III дал ему рекомендательные письма для поездки в Англию. Кроме того, Бруно был прекрасным знатоком мнемоники, и впоследствии написавший на него донос венецианец Мочениго пригласил Бруно в Венецию именно для того, чтобы брать у него уроки. Во-вторых, Кураеву не мешало бы знать, что ученые пока так и не определились окончательно (пусть физики меня поправят) с будущим Вселенной. Есть мнение, что она пульсирует, сжимается и снова расширяется. Кроме того, распространена модель так называемой мульти-вселенной, согласно которой вселенных может быть бесконечное количество. Таким образом, пока рано отвергать идеи Бруно о вечности и бесчисленности миров.
Да и имеет ли все это вообще хоть какое-то значение? В фильме Стэнли Крамера «Нюрнбергский процесс» показан суд над судьями Третьего Рейха, адвокат которых пытается доказать, что обвиняемые невиновны, так как выносили приговоры, допустимые и разрешенные в рамках законодательства нацистской Германии. Тем не менее, их признают виновными. С аналогичной ситуацией мы сталкиваемся, когда речь заходит о Бруно. Его обвинители прежде и сейчас стараются доказать, что по тогдашним законам ноланца осудили справедливо. Тогда, выходит, палачи гестапо так же невиновны, как и инквизиторы, ибо и первые и вторые руководствовались буквой своих законов? Не логичнее ли предположить, что и инквизиция, и гестапо были просто преступными организациями, так как действовали во времена господства преступных режимов, в основу идеологии которых легли экстремистская литература, нетерпимость и желание тотального контроля над умами и сердцами людей? Вряд ли клерикалы смогут ответить на этот вопрос утвердительно.
