© John McCann
Вот уже без малого сорок лет по всему свету идёт демонтаж социального государства. Далеко не всегда речь идёт о непосредственно разрушении. Многие институты регулируемого капитализма на Западе и «реального социализма» на Востоке сохраняются, но в преобразованном под нужды олигархии виде. Параллельно идёт атака на гражданское общество в его истинном смысле — то есть на формы низовой, горизонтальной самоорганизации. Рано или поздно это вызвало резкий рост числа и усугубление последствий всевозможных чрезвычайных ситуаций — как природных, так и техногенных. Недавний взрыв на складе боеприпасов в Балаклее под Харьковом в этом плане, увы, не уникален. Поиски виновников этой катастрофы нужны сейчас только нечистым на руку идеологам — что в Киеве, что в Москве. Гораздо важнее взглянуть на неё как на пример бессилия власти и общества перед лицом катастрофы.
Балаклея — город очень провинциальный даже по украинским меркам. Получить какую-то информацию в обход официальных украинских и российских каналов было довольно сложно. Но даже того, что удалось найти, вполне хватает, чтобы сделать некоторые выводы.
Местные власти лишний раз показали, что большинство институтов украинского государства фактически развалилось.
Сразу же не было организовано централизованной эвакуации, многие люди покидали город пешком или на личном транспорте. Более или менее организованно эвакуировать население начали только в 10-11 часов утра, спустя 7 часов после начала взрывов.
Очень показательно поведение некоторых местных депутатов — сначала эти почтенные граждане озаботились спасением своего имущества и родни, а уже потом занялись всеми остальными. При этом, если своих эти люди размещали в хороших гостиницах, остальным приходилось сидеть на голом полу в каких-то бараках без еды и питья. Тем временем в Балаклее началось мародёрство. В частности, по сообщениям местных жителей, был разграблен магазин.
Не менее важно и то, что тушение пожара было организованно крайне медленно. По словам местных жителей всё началось с чёрного пороха и фейерверков. И уже утром следующего дня начали взрываться артиллерийские снаряды, а вслед за ними начали самопроизвольно запускаться ракеты. Последнее было особенно страшно — многие люди, которые не смогли или не захотели покинуть город, прятались от ракет в подвалах и бомбоубежищах. Даже спустя два дня продолжались одиночные взрывы, а население Балаклеи продолжало сидеть без газа.
Когда официальная власть оказывается бессильна, её место часто занимает гражданское общество.
Так произошло, например, во время знаменитого наводнения в Крымске. Точно так же во многих глухих уголках Северного Кавказа местные жители сами ремонтируют дороги, не полагаясь ни на государство, ни на частный бизнес. Но в Балаклее налицо было также полное отсутствие даже примитивной самоорганизации снизу. На первый взгляд это даже странно — ведь городок-то маленький, где все друг друга знают. Но тридцать тысяч балаклейцев оказались отчуждены друг от друга не меньше, чем жители любого мегаполиса.
Ещё более безответственным можно назвать поведение украинских СМИ. Вместо того чтобы помогать пострадавшим найти своих родных и близких, они занимались дилетантскими поисками виновников взрыва или обманывали население, прикрывая откровенную некомпетентность властей. Потерявшихся в общем хаосе людей их родственники — как на Украине, так и в России — искали сами, на свой страх и риск.
За всё сказанное выше с удовольствием ухватятся многие наши ура-патриоты. Мол, такое бывает только у них, на «майданутой» Украине. А в нашем богоспасаемом отечестве такой хаос невозможен! А вот и нет, господа! Такие ситуации вполне типичны и для российской глубинки. Вымирающие деревни, отрезанные от железнодорожной ветки, страшные лесные пожары, с которыми наша проржавевшая система уже не способна эффективно бороться. Список можно продолжать бесконечно. Как бы в насмешку над нашими квасными патриотами буквально через пару дней после взрыва в Балаклее произошёл пожар на заводе взрывчатых веществ в Казани.
Главное мерило цивилизованности состоит вовсе не в усвоении каких-то духовных ценностей и даже не формальном уровне благосостояния. Всё это — лишь вторичные признаки. Первична же способность человеческого коллектива защитить себя от разрушительных сил — как природы, так и самого общества.
Неолиберализм нанёс сокрушительный удар по двум главным механизмам, которые обеспечивали такую защиту — социальному государству и гражданскому обществу.
Цинизм ситуации в том, что неолиберальная контрреволюция использовала противоречия между этими двумя системами. Чтобы это понять, нужно вспомнить историю социального государства. Дело в том, что как на Западе, так и на Востоке социальное государство сложилось под мощным, в том числе вооружённым давлением гражданского общества с рабочим движением во главе. Но сложившееся государство оказалось на порядок сильнее того, с которым доселе боролось гражданское общество.
Более мощная и совершенная бюрократия с лёгкостью подчинила себе наиболее опасные институты гражданского общества — профсоюзы, студенческие и молодёжные организации, левые политические партии. Наиболее рельефно этот процесс протекал в Советском Союзе, но и на Западе он шёл, хотя и со своими особенностями. По мере того, как социальное государство всё больше порывало со своими корнями, нарастал гнев и разочарование в обществе.
На фоне этого процесса правящий класс оправился от поражения и вооружился новой, свежей, наступательной идеологией. Большим преимуществом неолиберализма было то, что стоявший за ним эгоизм жалкого меньшинства умело прикрывался апелляцией к интересам всего общества в целом. Удары по старому миру наносились попеременно. Сначала неолибералы поддержали стремление немалой части гражданского общества существенно умерить аппетиты государства. Заручившись шумной поддержкой активного меньшинства общества, господа-реформаторы били вовсе не по бюрократии или полиции, а по системе образования, здравоохранения и социального обеспечения.
На другом этапе эти же господа сделали резкий поворот, поддержав стремление бюрократии ограничить «излишнюю» свободу гражданского общества. При этом борьба шла вовсе не с разгулом преступности, межэтническими конфликтами или бесконтрольностью частного бизнеса, а с независимыми профсоюзами, социальными движениями, некоммерческой культурой и прочими подобными явлениями.
Надо заметить, что правящая олигархия переформатировала под себя не только выжившие институты социального государства, но и некоторые элементы гражданского общества. Современное «гражданское общество», как его понимают буржуазные идеологи, привело бы в ужас старика Гегеля, который, собственно, и ввёл этот термин в научный оборот. Марионеточная партийная система, всевозможные «общественные палаты», банды консервативных погромщиков и либеральных эксгибиционистов, порабощённые рынком субкультуры, насквозь криминализованные этнические диаспоры — это ещё не полный список обитателей того зоопарка, который у нас по ошибке принимают за гражданское общество.
Уничтожая социальное государство и гражданское общество, правящая элита и её ближайшая обслуга фактически демонтируют цивилизацию.
Наш обыватель не хочет этому верить. Тех же, кто прямо об этом говорит, он обзывает паникёрами. Да, среди тех, кто озабочен сегодняшним мировым кризисом, немало действительных паникёров, кричащих «О ужас, мы все умрём!». Но не меньше и тех, кто просто хочет быть готов к грядущим потрясениям. Встречаются среди них и те, кто уже осознал необходимость остановить и повернуть вспять процесс разрушения цивилизации. Именно за этими людьми будущее. Просто потому, что если они не возьмут ситуацию в свои руки и не организуют под своими знамёнами большинство общества, то будущего у нас не будет никакого. Слова Розы Люксембург «Социализм или смерть в варварстве» из красивого лозунга превращаются в насущное требование сегодняшнего дня.
Внимательный читатель тут же спросит — а неужели нет другой, не социалистической альтернативы всеобщему одичанию? Неужели не придумано больше ничего, что способно не только восстановить основные функции цивилизации, но и дать импульс к их дальнейшему развитию? Ответ на этот вопрос даёт сама история. Регулируемый капитализм — как в западном, так и в восточном варианте, изжил сам себя и вполне закономерно сменился неолиберальной контрреволюцией. Соответственно, возрождение кейнсианского социального государства в его историческом виде возродит и те противоречия, которые привели к его падению и неолиберальной контрреволюции. Получается сказка про белого бычка.
У истории даже есть свежий пример такой попытки — взлёт и падение «красной волны» в Латинской Америке. Как только успокоенное реформами большинство ослабило давление на ещё не добитую олигархию, неолиберальный капитализм вновь показал свою звериную пасть. Хуже того, у капиталистической реставрации находились новые союзники из числа «поднявшейся» за время реформ мелкой и средней буржуазии, чиновничества, интеллигенции и коррумпированных профсоюзных вожаков. Протекционизм в экономике при сохранении крупного капитала приводил лишь к тому, что местные «национально-ориентированные» капиталисты за какие-то десять лет превращались в самых обыкновенных компрадоров. Ничем не лучше тех, что сейчас растаскивают по кусочку Россию и Украину.
Следовательно, простое перераспределение прибыли без действительного обобществления всех функций производства в лучшем случае лишь ненадолго притормозит скатывание современной цивилизации в постиндустриальное варварство. В худшем же случае оно создаст эдакий мафиозный феодализм, основанный на отношениях клиентской зависимости.
Развращённые подачками сверху, низы отучаются от политической самостоятельности, а верхи получают в свои руки отличный инструмент для упрочения своей власти.
И, что немаловажно, такое примитивное общество только и способно, что проедать достижения предыдущих эпох. Оно слишком атомизировано, слишком пассивно не только для того, чтобы строить что-то новое, но и сохранять достижения прошлого. Собственно, на позднем этапе своего развития такие паразитические общества сложились как на Западе, так и на Востоке.
Собственно, пассивность, неорганизованность и узкий эгоизм современного обывателя есть продукт именно такого общества. Дети брежневской «золотой пятилетки» способны к активной солидарности даже меньше нынешней молодёжи, выросшей в условиях дикого капитализма. А ведь именно это старшее поколение сейчас господствует в обществе, начиная от мелкого провинциального чиновника или депутата и заканчивая верхушкой олигархии.
Нынешний системный кризис судит не только всю систему в целом, но и это поколение мелких стяжателей и эгоистов.
Пытаясь хорошо устроить своё личное существование на развалинах социального государства, эти люди спокойно прохлопали действительно важные процессы, угрожающие не только их личному благополучию, но и будущему их детей и внуков. Хуже того, когда дело дошло до настоящей катастрофы, эти «основательные дамы и господа» оказались не прочь заняться мелким мародёрством и вандализмом.
Молодое поколение, выросшее на руинах, должно порвать со своими отцами вовсе не для того, чтобы свести какие-то мелкие личные счёты. Мы должны отказаться от бесперспективной и преступной стратегии личного выживания, мы должны отказаться от принципа «умри ты сегодня, а я завтра» — всего того, что некогда впитали с молоком матери. Иначе будущего не будет не только у нас, но и у всего человечества.
Владимир Афиногенов
