Протест против премьер-министра в Рекьявике. © Reuters
Единственная действительно удивительная вещь в «Панамском досье» — это то, что ничего удивительного в этих документах нет. Разве мы не узнали из них именно то, что и ожидали узнать? Хотя, конечно, одно дело — знать об офшорных банковских счетах в общих чертах, а другое дело — увидеть конкретные доказательства. Одно дело — просто знать, что ваш партнер вас обманывает (абстрактное знание еще как-то можно принять), однако больно узнавать разные сальные подробности, когда видишь фотографии, показывающие, чем именно он занимался.
И вот сейчас, благодаря «Панамскому досье», у нас есть эти отвратительные фото с финансовой порнографией богатых мира сего. И теперь мы уже не можем делать вид, что ничего не знали.
Еще в 1843 году молодой Карл Маркс утверждал, что немецкий старый режим «только лишь воображает, что верит в себя, и требует от мира, чтобы тот воображал то же самое». В такой ситуации возможность опозорить власть имущих — это уже оружие или, как продолжает Маркс: «Надо сделать действительный гнет еще более гнетущим, добавляя к нему осознание гнета; позор – еще более позорным, разглашая его».
В такой же ситуации и мы сейчас находимся: мы сталкиваемся с бесстыдным цинизмом существующего мирового порядка, чьи агенты лишь воображают, что верят в свои идеи демократии, прав человека и т. д.
Однако когда разоблачения Wikileaks и «Панамское досье» становятся достоянием общественности, тогда позор становится еще более позорным.
Даже беглого взгляда на «Панамское досье» достаточно, чтобы увидеть его основные положительный и негативный аспекты. Положительный аспект — это абсолютная солидарность участников: в теневом мире глобального капитала все являются братьями. Тут вам и западные развитые страны (в том числе неподверженные коррупции скандинавы) пожимают руку Владимиру Путину. Там же и китайский президент Си, а также представители Ирана и Северной Кореи. Мусульмане и евреи дружественно подмигивают друг другу. Здесь тотальное царство мультикультурализма, где все равны в разнообразии. Негативный аспект — неприятно сознавать отсутствие там США, что уже придает правдоподобности заявлениям России и Китая об определенной политической заинтересованности данного расследования.
Так что же нам делать со всеми этими данными? Первая (и основная) реакция — конечно, взрыв морального негодования. Однако после этого нам сразу же следует переключиться с моральной стороны проблемы на экономическую: политики, банкиры и менеджеры всегда были алчными, так что же такого в нашей юридической и экономической системе, что позволяет удовлетворять свою алчность в таких масштабах?
С самого момента финансового кризиса 2008-го общественные деятели от папы до менее значимых фигур настойчиво твердят нам о необходимости бороться с культурой чрезмерного потребления и алчности. Как сказал один из теологов, приближенных к папе:
«Нынешний кризис – это не кризис капитализма, а кризис нравственности».
Даже некоторая часть левых встала на тот же путь. Сегодня у нас нет недостатка в антикапитализме: пару лет назад вспыхнули протесты движения Occupy; мы слишком часто слышим об ужасах капитализма – книги, журналистские расследования и телерепортажи переполнены информацией о компаниях, безжалостно загрязняющих окружающую среду, о коррумпированных банкирах, продолжающих получать «жирные бонусы», в то время как их банки спасаются за государственный счет. Мы слышим о «потогонках», где сверхурочно работают дети.
Тем не менее есть некий подвох во всем этом потоке критики: как правило, не оспариваются демократически-либеральные рамки борьбы против перегибов капитализма. Явная или подразумеваемая цель здесь — демократизация капитализма вплоть до введения демократического контроля над сферой экономики посредством давления со стороны масс-медиа, расследований государственных органов, ужесточения законов и честных полицейских расследований. Однако сама система при этом не оспаривается, а демократические институциональные рамки правового государства остаются священной коровой для самых радикальных форм «этического антикапитализма» – и такие движения, как Occupy, их не трогают.
В данном случае следует избегать ошибки, которую лучше всего иллюстрирует история (хотя я и не ручаюсь за ее достоверность), связанная с Джоном Гэлбрейтом – экономистом и сторонником левого кейнсианства. Незадолго до поездки в СССР в конце 1950-х годах он писал своему другу антикоммунисту Сидни Хуку:
«Не волнуйся, Советы меня не соблазнят, и по возвращении я не стану заявлять, что у них там социализм». Хук ответил ему: «Вот это меня как раз и беспокоит – что, вернувшись, ты скажешь, что в СССР НЕТ социализма!»
Хук в данном случае опасался наивной защиты чистоты самой концепции: если в процессе строительства социалистического общества что-то и пошло не так, как надо, то это никоим образом не свидетельствует о несостоятельности самой идеи, а лишь о том, что ее неверно воплощали в жизнь. И разве вы не замечаете такой же наивности в рассуждениях современных фундаменталистов свободного рынка?
Пару лет назад во Франции в ходе теледебатов философ и экономист Ги Сорман утверждал, что демократия и капитализм неизменно сопутствуют друг другу. Я тогда не смог удержаться, чтобы не задать ему вполне естественный вопрос: «А как же тогда насчет современного Китая»? В ответ он только огрызнулся: «В Китае нет капитализма!». Для такого фанатичного приверженца капитализма, как Сорман, если некая страна не является демократической, то, стало быть, она не является и по-настоящему капиталистической, а лишь искаженной версией капитализма. Точно так же, как для демократического коммуниста сталинизм не являлся подлинным коммунизмом.
Ошибку, лежащую в основе такого понимания, не трудно определить — это как в известной шутке: «Моя невеста никогда не опаздывает на свидания, потому что если она опаздывает, она больше не моя невеста».
Нынешние апологеты свободного рынка, совершая неслыханный идеологический кульбит, точно таким же образом интерпретируют кризис 2008-го: он, дескать, был вызван отнюдь не провалом самой концепции свободного рынка, а чрезмерным государственным регулированием, у нас якобы была не настоящая рыночная экономика, а экономика, зажатая в тисках государства всеобщего благоденствия.
«Панамское досье» как раз и учит нас тому, что это отнюдь не так: коррупция не является каким-то искажением глобальной капиталистической системы, происходящим при определенных обстоятельствах, она есть основная часть того, что позволяет данной системе функционировать.
Реальность, предстающая перед нами в результате «слива» «Панамского досье», – это реальность классового разделения. Все очень просто. Эти документы показывают нам, что богатые живут в своем отдельном мире, в котором действуют иные правила; в мире, где функции правовой системы и полиции сильно искажены, и они не просто защищают богатых, но и готовы систематически подстраивать закон под нужды богатых.
Многие из правых либералов уже отреагировали на «Панамское досье» — они возлагают вину на крайности нашего государства всеобщего благоденствия, вернее на то, что от него осталось. Поскольку богатство облагают высокими налогами, неудивительно, дескать, что его владельцы стремятся вывести его туда, где налоги меньше, и в этом нет абсолютно ничего противозаконного. Пусть это и нелепый аргумент, но зерно истины в нем имеется. И в этом плане следует отметить два момента: во-первых, сама линия, разделяющая законные и противозаконные трансакции, все более размывается — все чаще это лишь вопрос интерпретации. Во-вторых, собственники богатств, выводимых на офшорные счета и в налоговые гавани, не какие-то алчные монстры, а индивидуумы, которые действуют рационально, стремясь защитить свое богатство. При капитализме просто невозможно выплеснуть грязную воду финансовых спекуляций и не выплеснуть при этом здорового ребенка реальной экономики. Грязная вода и здоровый ребенок фактически нераздельны.
Не стоит бояться идти здесь до конца. Глобальная капиталистическая правовая система сама по себе, в основе своей, это и есть узаконенная коррупция. Вопрос о том, где начинается преступление (и какая финансовая операция является незаконной) — не юридический вопрос, а исключительно политический — вопрос борьбы за власть.
Так почему же тысячи бизнесменов и политических деятелей делают то, что документально подтверждает «Панамское досье»? В качестве ответа могу привести одну старую пошлую шутку: «Почему собака вылизывается? Потому что она это может».
