Затяните пояса!

© theaimn.com

Люди, следящие за внутренней политикой в нашей стране, могли заметить, как с начала 2000-х из лексикона правящих чиновников исчез ранее очень популярный термин «социальная нагрузка». Вместо него стало модно говорить о «социальной ответственности», «социальных обязательствах», «социальной направленности» (например бюджета). Такая лексическая подмена скрывает нечто большее, чем простое расширение вокабуляра правящих персон. Руководству страны стало ясно, что с идеологией социального дарвинизма 90-х снискать поддержку широких народных слоев вряд ли получится. А вот пропаганда заботы власти о народе, особенно его социально незащищенной части, может дать хороший политический бонус.

Так получилось, что именно правящая элита начиная с 2000-х первая откликнулась на общественный запрос, требующий активной государственной социальной политики. И, надо сказать, немалая толика запредельной общественной поддержки власти (социологической и электоральной) — это заслуга целенаправленных мер и правильных обещаний в области социальной политики, сформировавших вокруг правящий персон имидж людей, способных подумать о простом человеке.

Однако следует различать риторику и политику. Курс социального блока всех путинских правительств сложно назвать социальным.

С одной стороны, начался рост социальных расходов (с 2008 по 2013 гг. на 80%)1, Россия ушла от ситуации социальной катастрофы 90-х с задержкой пенсий, массовой невыплатой зарплат, колоссальной нищетой, брошенными на произвол судьбы ветеранами. Государство на нормативном уровне взяло на себя ряд дополнительных обязательств. Например, в пользу многодетных семьей был создан механизм материнского капитала2, принят закон о бесплатном выделении земельных участков3. Малообеспеченные граждане получили право на компенсацию части коммунальных расходов4 и социальную доплату к пенсии до уровня прожиточного минимума5. Граждане успели привыкнуть к стабильному росту пенсий и прожиточного минимума. Отступила угроза массовой безработицы по аналогии с «лихими 90-ми». Изменилась политика в отношении помощи ветеранам войны, впервые данная категория получила уровень жизни значительно лучший, чем у рядовых пенсионеров.

С другой стороны, даже в «сытые» годы профицитного бюджета правительство не оставляло попыток сократить социальные расходы государства, используя инструменты коммерциализации, приватизации, монетизации социальных гарантий. В этой логике проводилась пенсионная реформа 2002 г. со всеми её дальнейшими дополнениями, реформа ЖКХ, знаменитая монетизация льгот (см. ФЗ-122 от 22.08.2004 г), проталкивался ФЗ-83 от 08.05.2010 г. о новом порядке финансирования бюджетных учреждений. Не забыть антирабочий Трудовой кодекс 2002 г., значительно усложнивший для работников борьбу за свои права. Общий рост социальных расходов не отразился на величине социальных пособий (детских, по безработице, по инвалидности), стипендий, зарплат бюджетников. Рост потребительских цен все 2000-е годы нивелировал рост пенсий и зарплат. Государственные программы льготного жилищного строительства, социального обеспечения инвалидов (лекарственное обеспечение, санаторно-курортное лечение, обеспечение ТСР), поддержки молодых/многодетных семей и пр. оказались тотально недофинансированными.

Коренным образом ситуация стала меняться с конца 2013 г., когда стагнация и последующий кризис экономики поставили перед федеральным правительством и администрациями регионов проблему бюджетного дефицита, так что удержать даже те немногие социальные достижения прошлых лет стало непростой задачей. И хотя от перспектив «пустить социалку под нож» долгое время отнекивались, в конце концов именно к этому и пришли российские власти. Что не повлияло на их же риторику, насыщенную словами о социальной ответственности и обязательствах.

Тренд на сокращение бюджетных расходов закладывался еще в трехлетнем бюджете 2013-2016 гг.

В течение трех лет предусматривалось сокращение общих бюджетных расходов на образование с 5,4% до 3,9% (доли в ВВП с 1% до 0,7%), на здравоохранение с 3,8% до 2,6% (доли в ВВП с 0,8% до 0,5%), на социальную защиту с 30,8% до 29,7%.

На днях стал ясен контур секвестра расходов на 2016 г., одобренных Федеральным собранием РФ, в виде проекта годового федерального бюджета. Так, правительство одобрило индексацию пенсий в 2016–2018 годах всего на 4–5,5% при прогнозируемых темпах инфляции 10-12%. Сокращаются ассигнования на оплату труда педагогических, медицинских и социальных работников на общую сумму 34,2 млрд руб. На 16% сокращается финансирование программы «Развитие здравоохранения». Финансирование подпрограммы развития скорой помощи урезается на 66%, подпрограммы управления развитием отрасли на 55%, профилактики заболеваний и развития первичной помощи на 42%. Расходы на программу «Развитие образования» в 2016 году снизятся на 9,1. Особенно сократится финансовое обеспечение подпрограмм дошкольного и профессионального образования.

Параллельно с бюджетными маневрами правительство приступило к изменению нормативной базы социальной защиты населения. Речь идет о законопроекте, поступившем на рассмотрение из Правительства РФ, который предусматривает увеличение компонентов «адресности», «нуждаемости», «избирательности» при назначении социальных пособий, государственной материальной помощи и льгот. Называя вещи своими именами, речь идет о том, чтобы те меры социальной защиты, которые ранее были универсальными и всеобщими, теперь стали выборочными и индивидуальными. Например, в случае принятия законопроекта регионы получат возможность платить детские пособия не по факту рождения ребенка, а в случае, если семья будет относиться к категории «малообеспеченных». По тому же принципу планируется начислять компенсации на дошкольное образование.

Предусматривается заморозка на три года 25%-ной надбавки к пенсии за 30-летний стаж работникам сельского хозяйства. Усложняется процедура получения звания «Ветеран труда» с положенным пакетом социальных гарантий, коммунальных льгот для педагогов и медицинских работников сельской местности, признания статуса ликвидаторов аварии на Чернобыльской АЭС. Таким образом получить от государства социальную помощь и положенные льготы станет сложнее. Одновременно с этим запускается механизм внедрения принципов «адресности/нуждаемости» в регионах (где и без этого уже давно идет урезание социальных гарантий и социальных расходов) по то той же схеме: то, что раньше было положено всем, остается доступным немногим и только после прохождениям ими сложных бюрократических процедур.

Такой серьезный секвестр — безусловная победа неолиберального блока правительства, использующего кризис для перехода от мягкой «оптимизации расходов» к полноценной «жёсткой экономии» в греческом духе.

Социальные нужды населения снова негласно объявлены праздной роскошью, излишним балластом, от которого можно избавиться по соображениям бухгалтерского утилитаризма. Нужно понять важную вещь: трактовка бюджетной экономии как единственно возможного рационального поведения в условиях кризиса, абсолютно ошибочна и умозрительна. Да, с точки зрения маленького домохозяйства затянуть пояса в кризис — это логично. Но с точки зрения макроэкономики, как минимум со времен Джона Кейнса, бесспорно утверждение, что именно рост государственных расходов, в том числе и социальных, является тем стимулирующим фактором с мультипликативным эффектом, который способен поднять экономику и наполнить бюджет новыми доходами. Именно такая политика не раз срабатывала еще со времен Великой депрессии. В то же время назвать страну, выбравшуюся из кризисной ямы с помощью неолиберальной экономии, апологеты этого пути не могут в принципе.

Цинизм ситуации в том, что для праволиберальных экономистов в правительстве и вне его кризис — не столь уж плохое явление. Напротив, чем хуже чувствует себя экономика страны, уже переведенная однажды на рыночные рельсы «шоковым» путем, тем громче призывы поклонников Гайдара снова впустить ход те же рецепты: удешевление рабочей силы, отказ от социальных обременений, сокращение налогов и приватизация общественного сектора. Теперь это называется модным словом «структурные реформы».

Интересно, что альтернатива этому в виде роста социальных расходов, программ национализации, государственного инвестирования, стратегического планирования экономического роста, внешнеторгового протекционизма линчуется апологетами либерально-рыночного курса как поворот к «мобилизационной экономике», в Советский Союз, в тоталитарное прошлое. Это мы видели и слышали в ответ на очень ограниченный, умеренный доклад Сергея Глазьева, посвящённый новой стратегии экономического развития.

Однако еще одним парадоксом данной ситуации является пассивность широких слоев общества, которых затрагивает политика экономии социальных расходов. Население продолжает верить в житейскую мудрость: «Не жили хорошо – нечего и начинать», а так же в уверения чиновников, что плохо будет недолго, когда цена нефти вырастет (что якобы неизбежно), все вернется и будет как раньше в «сытые» 2000-е.

При этом нужно понимать, что социальные права и гарантии – это то, что дается в борьбе, что низы выбивают из имущих классов выборами, забастовками, протестами, иногда революциями.

Для нынешних россиян это наследие прошлых поколений. Отказавшись от них однажды, мы теряем их навсегда. Если мы позволим имущим классам забыть о наших социальных правах сегодня, они уже не вспомнят о них завтра. Отката не будет. Недофинансирование образования отталкивает систему на многие годы назад. Недофинансирование здравоохранения – это подорванное здоровье вследствие неоказания медицинской помощи и сломанные судьбы. Пассивность населения обескураживает экспертное сообщество и воодушевляет правящий класс, видящий, как население покорно проглатывает очередное наступление на свои интересы.

Тем не менее сокращение социальных расходов способно стать новым фактором российской политики. Сокращение льгот, пособий, уменьшение реального содержания пенсий (с учетом неполной индексации), падение качества образования, здравоохранения, социального обслуживания создают в широких слоях общества чувство внутреннего недовольства и озлобления. Этот фактор способен долго оставаться в латентной скрытой форме, но всегда таит в себе потенциал социальных протестов или политической нестабильности. Социологические исследования показывают, что сегодня власть полностью контролирует общественную повестку, в основном за счет внешнеполитических мотивов (Украина-Крым-Донбасс-Сирия), однако потенциал этих тем не бесконечен, и внутренние проблемы, особенно социальные, всегда могут занять первое место. А значит, контроль над нынешней социальной базой правящей власти может взять иная политическая сила. Такая ситуация пока кажется умозрительной, но в истории случалось всякое.

Итак, сокращение социальных расходов — не роковая неизбежность, а часть идеологии нашего правительства. При этом в политическом плане неолиберальное мировоззрение правительства нашло для себя идеальное прикрытие в виде высокого доверия населения президенту страны, которое в свою очередь частично основано на имидже социально-ответственного политика. Это противоречие становится ключевым фактором дестабилизации выстраиваемой годами политической системы в стране. Сможет ли власть удержать социально-политическую устойчивость в таких условиях, мы увидим уже в ближайшие годы.