Мотивом для этой статьи стал краткий материал Владимира Рыжкова, опубликованный на сайте «Эха» с интригующим названием «Средний класс — прикормленная лояльность». Вообще рефлексия на всевозможный вздор, который периодически публикуется на «Эхе» радикально-либеральными фриками, дело безнадежное. Но сегодня ситуация иная, ведь со своим аналитическим взглядом в публичное пространство вышли не очередной Носик, Латынина, Собчак или Шендерович, а крупный и всё ещё перспективный политик либерального лагеря. Что же пишет известный оппозиционер?
Итоговый вывод его послания звучит так: «Лоялистский и консервативный российский средний класс — порождение и опора режима правящей бюрократии и монополистического госкапитализма». Сама статья состоит из статистических доказательств данного тезиса, в основе которых лежит исследование российского Института социологии РАН «Средний класс в России: 10 лет спустя». По данным авторов данного исследования, российский средний класс сегодня составляет 42% населения. Социологическое исследование ядра этой социальной группы (16% населения) показывает, что 40% респондентов «не видят в жизни вообще никаких проблем», 61% довольны своим рабочим местом, 78% выступают за стабильность (22% за перемены). По мнению Рыжкова, большая часть российского среднего класса — государственные служащие и бюджетники, которые составляют ядро политической поддержки режима. Дескать, он (средний класс — прим. авт.) «…отвергает западные ценности и верит в особый путь России. Доля сторонников западной модели снизилась за последние годы до трети среднего класса. Интересы государства и общества для наших «середняков» важнее, чем интересы отдельного человека, а задача оппозиции, по их мнению — помогать власти, а не критиковать ее. Средний класс России полностью принял и официальную версию украинских событий».
Кроме того, Рыжков фиксирует внимание читателей на повышении зарплат госслужащих и бюджетников как фактор покупки властью лояльности. «А еще, — утверждает он, — снижение доли среднего класса в ходе кризиса 2008—2009 гг. способствовало подрыву рейтинга власти, что вылилось в протестную волну 2011—2012 гг».
Статья Рыжкова оставляет больше вопросов, чем ответов. Главный, который можно задать авторам статьи и научного доклада: что такое средний класс? Это очень серьёзный вопрос, дискуссия по которому в научном сообществе длится более ста лет. Как измерить, найти средний класс, какими индикаторами и инструментарием пользоваться? Искать по уровню доходов или по потреблению, по уровню образования или специфическому мировоззрению, по склонности к индивидуализму или политическим предпочтениям? Единого аршина нет и никогда не было. Разработчики доклада поясняют, что для определения среднего класса использовалось два ключевых критерия — нефизический характер труда и уровень образования, позволяющий использовать его как актив, приносящий доход. Такой способ типологии позволил ученым занести в категорию среднего класса почти половину населения страны.
Стоит отметить, что это сугубо авторский подход. Следуя всем научным канонам, исследователи вправе давать свои определения некоторым терминам, предлагая соответствующие обоснования. Рабочим классом можно обозвать предпринимателей, а столичных высокооплачиваемых бездельников называть «креаклами». В такой трактовке авторов доклада средний класс абсолютно не совпадает с тем, что существует в массовом общественном восприятии как в России, так и на Западе, и состоит из мелких и средних предпринимателей, менеджеров, администраторов, высокооплачиваемых бело-воротничковых офисных работников, интеллигенции, лиц свободных профессий, рантье. В общественном понимании средний класс — это часть общества, обладающая материальным достатком, способным удовлетворить все основные потребительские запросы современного человека (еда, одежда, жилье, отдых, бытовая техника, отдых-путешествия, комфорт и пр.). Средний класс противопоставляется как беднейшей, так и богатейшей частям общества. В политике он служит здравомыслящей, центристской силой, стабилизирующей политическое поле от правых и левых перегибов.
Такого среднего класса в России нет. По данным Росстата, порядка 69% населения живут на доход в 17000 руб. в месяц и меньше. 80% доходов эта категория населения тратит на оплату продуктов питания и услуг ЖКХ, то есть по всем европейским методикам они относятся к категории бедных. Далее, порядка 92% трудоспособного населения живет за счет продажи своей рабочей силы, то есть являются наемными работниками. По определению Фридриха Энгельса, это ключевая черта рабочего класса — принадлежность к низшей позиции в общественной системе производства. Таким образом, даже при самых оптимистичных прикидках, оценить долю среднего класса в российском обществе можно в диапазоне 15—20%. Для более высокой оценки просто нет материальных оснований, средний класс не может быть настолько бедным.
Ссылаясь на РАНовский доклад, Рыжков пишет о принадлежности к рядам среднего класса бюджетников и государственных служащих. Тут нужно разобраться. Медианная заработная плата (не путать со средней) медицинского, педагогического персонала, социальных работников, работников культуры, научных сотрудников в регионах колеблется в диапазоне 7000—15000 руб. в месяц. О каком-либо мало-мальски приемлемом заработке бюджетников можно говорить только применительно к Москве, и то это не такой уж шикарный уровень жизни — 25000—35000 руб. Апелляция Рыжкова к словам Ольги Голодец о среднем месячном заработке российских бюджетников в 30000 руб. просто смехотворна. Давно известно, что такая статистика, подготавливаемая в регионах, берется фактически с потолка и превышает реальную в 2—3 раза, губернаторы рисуют то, что им нужно для отчетности.
Вряд ли можно занести в ряды среднего класса и пресловутую «армию чиновников». Так, порядка ¾ всех госслужащих относятся к специалистам младшей либо старшей категории и представляют собой простых клерков, нанятых госучреждениями. В регионах их доход обычно колеблется в границах 8—12 тыс. руб. в месяц. В Москве — 25000—35000 руб. со всеми возможными надбавками. Это тоже не средний класс.
Рыжков сильно ошибается еще в одном тезисе — о якобы значительном увеличении довольствия бюрократии и бюджетников благодаря «майским указам» Путина. Автор выдает полное отсутствие знаний о реальной ситуации на местах. На деле обещанное увеличение заработных плат тех же госслужащих оборачивается увеличением официальных фиксированных окладов и уменьшением премиальных выплат, доплат за особые условия работы, компенсаций за санаторное лечение. Получается, что, допустим, при увеличении оклада регионального чиновника с 2000 до 3000 руб., размер премий уменьшится с 7000 до 5000 руб. Та же ситуация в бюджетной сфере, официальное повышение зарплат медицинского персонала сочетается с увеличением норм выработки, необходимости приема большего количество пациентов за смену. Социальных работников обязывают брать больше стариков на попечение и навязывать тем платные услуги, т.к. от этого зависит их зарплата. Учителя должны принимать больше учеников в класс, давать больше уроков за месяц. Бюджетники вынуждены брать 1,5—2 ставки, работать по 10—12 часов, вместо положенных 8. Идет масштабное, но негласное сокращение штата работников бюджетных учреждений в регионах, ширится волна ликвидации школ, поликлиник, собесов, особенно в провинции.
Благостная картина того, как Путин якобы купил лояльность бюджетников, вообще не соответствует реальности. Такой псевдоанализ скрывает подлинные проблемы миллионов россиян — рабочих государственных предприятий, служащих, бюджетников, пенсионеров и пр. Рыжков не видит тяжелой ситуации, в которой оказываются эти люди вследствие политики правительства. Подавно не предлагается выходов из социального кризиса. Рыжков лишь констатирует для себя и читателей: «их купили, они лояльны».
Подобный жанр публицистики, который Рыжков продемонстрировал на «Эхе», не нов, я бы назвал его «аналитическая истерика» — попытка объяснить не лучший для себя расклад события простыми, идеологизированными отсылками к субъективным причинам. Истоки этого в грандиозном провале оппозиции, который наблюдается сегодня. Сложно представить, что еще 2—3 года назад сегодняшние экс-лидеры протеста всерьез рассчитывали свалить режим и прийти к власти, митинги собирали сотни тысяч участников, эйфория и энтузиазм охватили общество, люди ждали перемен, а власть начала идти на осторожные уступки. Сегодня этого нет, протест слит, оставив за собой деморализованные массы и дискредитированных вождей. Вождей, которые категорически не хотят уходить на свалку истории и надеются на реванш. Как этим людям оправдаться за неудачи? Естественно, ссылками на внешние условия, из которых главным постулируется неготовность общества к переменам.
Это очень забавно и показательно, что тот самый средний класс, который «во времена Болотной и Сахарова» воспевался элитой либерального лагеря как передовой, самый сознательный, движущий элемент народа, вышедший, по словам Парфенова, на «бунт сытых», сегодня повергается критике. Вчера его воспевали эпитетами «лучший, передовой, креативный, активный, инициативный, образованный, прогрессивный», сегодня поносят как «пассивный, конформистский, отсталый, темный, консервативный, послушный, патерналистский, лоялистский и т. д.». И все это о среднем классе, которому либералы традиционно отводят столь же мессианскую роль, как коммунисты пролетариату, а националисты титульному этносу.
Ну а могло ли быть по-другому? Могли бы люди средних доходов с хорошим образованием и самоуважением дальше выходить на бессмысленные прогулки по Москве, самозабвенно слушать ораторов Болотной, голосовать за координационные советы и т. д.? И с какой, кстати, этих господ должны были поддерживать те же бюджетники, когда основные раздражительные факторы для них — реформа бюджетной сферы, сокращение социальных расходов, реформирование образования, неолиберальные экономические эксперименты — так же составляют программу либералов, как и нынешней кремлевской администрации?
Начальники либеральных партий быстро всплыли на волне массового протеста против неграмотно фальсифицированных выборов 2011 г., но надежда долга удержаться на этой волне была наивной ошибкой. Более того, оппозиция ввязалась в глупую игру с властью, пытаясь вступать с ней в конфликт по любому информационному поводу: конфликт на Украине, отношение к ЛГБТ, увеличение военных расходов, внешняя политика, «майские указы». Если Путин высказался в пользу чего-то, лидеры оппозиции тут же стремились занять самую радикальную, диаметрально противоположную позицию. Фактически правящая элита просто поймала их на этом, публично поддерживая наиболее популярные требования и лозунги населения, заставляя оппозицию идти в самоубийственные атаки не только на мнение руководства страны, но и на общественное. Закономерно, что это обернулось крахом рейтинга оппозиции, ростом симпатий к Путину, стабилизацией кризисной политической ситуации 2011—2012 гг.
Результат подобной стратегии: даже на пике популярности оппозиция так и не смогла перешагнуть за МКАД, массово уйти в регионы и поднять городские низы той же Москвы, проголосовавшей сперва за Путина, потом за Собянина. Со временем от своих вождей отмежевалась и часть того самого немногочисленного реального среднего класса, который составил костяк белоленточного движения — «рассерженных горожан», менеджеров, предпринимателей, интеллигенции, столичных студентов, молодых людей с дипломом и модной профессией дизайнер, пиарщик или секретарь-ассистент. Даже те, кто был изначально ближе всего к либералам если не по идеологии, то по каким-то аспектам мировоззрения, в итоге ушли с протестных площадок, не скрывая недовольства и раздражения.
Будем откровенными, начальники несистемной правой оппозиции никогда не стремились устроить революцию, свергнуть режим, установить демократию. Кулуарно, за глаза, эти люди всегда видели выход для себя в расколе элит, в том, чтобы системное крыло либеральной оппозиции, окопавшейся в правительстве и администрации президента, победило, сменив курс страны сверху. В данной стратегии уличным толпам отводилась лишь роль массовки: показать картинку недовольства, легитимировать притязания боссов либеральной оппозиции на власть и припугнуть правящий класс. Массовые протесты стали подарком судьбы для системно-несистемной оппозиции, дополнительным козырем на торге, где новоиспеченная контрэлита, указывая руководству страны на Болотную площадь, говорила: «Народ ждет перемен. Только включение нас в состав управленческой элиты спасет ситуацию». В этом отношении либералы никогда не боролись против столь нелюбимой ими публично монополии на власть, они просто хотели включения в структуру этой монополии.
Увы, в своей статье подобным суждениям господин Рыжков места не нашел, предпочтя свалить вину на население, ну или по крайней мере на ту его часть, на которую либералы ранее возлагали наибольшие надежды. В след за констатацией того факта, что даже средние слои населения уже не поддерживают либеральную оппозицию, он упрекает почти половину населения РФ в том, что она куплена, лояльна, регрессивна. Слабость догматизированных либеральных концептов предопределяет бессилие анализа, зажатого в идеологические рамки возможного. Оппозиционные заправилы не могут признать ошибок и того, что среднего класса нет (иначе за чьи голоса борются либералы на выборах?). Им нужно объяснить свои неудачи так, чтобы это не бросило тень на их либеральные идеи. Единственный возможный выход в такой логической головоломке — обвинить общество, не готовое к столь мудрым руководителям как они.
На самом деле Владимира Рыжкова можно было бы назвать одним из наиболее адекватных и конструктивных лидеров либерального движения. Особенно на общем фоне «старой гвардии» либералов, уже побывавшей во власти в 90-е (Немцов, Касьянов) или младолибералов в стиле Каца-Кичановой. Без иронии, этот человек может заслуживать уважения хотя бы за то, что в нулевые остался одним из немногих правых политиков, не пошедших на открытое сотрудничество с режимом, трезво мыслит о перспективах либеральной идеологии в России, достаточно гибок в тактических вопросах. Так что если уже такие люди скатываются к пораженчеству, «наездам» на свою социальную базу, то, видимо, дело и вправду плохо. А тем, кто относит себя к категории среднего класса и не только, стоит подумать, можно ли доверить своё политическое представительство, судьбу массового движения и страны таким вот представителям либерального лагеря.
