Совсем недавно Quacquarelli Symonds опубликовала рейтинг лучших университетов мира. МГУ в этом списке опустился на четыре позиции, что нашло отклик в целом ряде публикаций и заметок, посвящённых этому печальному событию. Каждая такая публикация – это, безусловно, повод задуматься над будущим высшего образования в России. Но почему-то в связи с этим редко кто думает о самих таких рейтингах. Насколько можно доверять им, да и самой по себе философии рейтинга?
Начнём с того, что академических рейтингов достаточно много, и цели у всех разные. Упомянутый нами рейтинг составляется своего рода элитным кадровым агентством, которое продаёт услуги в сфере рекрутинга выпускникам престижных вузов, желающим продолжить своё образование или карьеру в заведениях соответствующего уровня. На страничке сайта «о нас» его составители так и пишут: «Мы верим, что образование и карьера слишком важны, чтобы оставлять их на волю случая». «Академический рейтинг университетов мира» (первый рейтинг такого рода) был создан китайцами, чтобы сравнить китайские университеты с американскими. Мировой рейтинг университетов Timeshighereducation – ещё один пример рейтинга, составляемого уже солидным изданием, начинавшим как приложение газеты Times.
Надо сказать, что место МГУ во всех этих рейтингах сильно разнится. В рейтинге Таймс он даже не входит в первые две сотни. В рейтинге QS он находится на 120-м месте, а китайский рейтинг отводит ему почётное 79-е место. Так какому источнику верить? Тот же самый эффект наблюдается в случае с французскими университетами. Парижская École normale supérieure, к примеру, в рейтинге QS занимает 29-е место, в рейтинге THE – только 59-е, а вот у китайцев – лишь 78-е. Зато в нём на гораздо более видных местах значатся другие университеты Франции, например, Университет Пьера и Мари Кюри (37-е место), который в рейтинге THE стоит на 81-м месте, а в рейтинге QS – на 112-м.
Очевидно, что такие серьёзные разночтения не могут объясняться случайностью. Скорее всего, речь идёт о разных источниках, которые дают разные данные. Не удивительно, например, что МГУ в китайском рейтинге занимает гораздо более высокую позицию, чем в английских и американских. Благодаря известного рода историческим обстоятельствам академические связи между российскими и китайскими вузами гораздо теснее. Они, в свою очередь, могут сильно повлиять на такой важный показатель, как академическая репутация университета.
Точно так же дело обстоит с высокими показателями американских и английских университетов в рейтингах QS и THE. Многие из них давно стали кузницей кадров для англо-саксонской элиты, зачастую воспроизводящей себя через систему корпоративных связей, к которой университеты в Европе и (как следствие) в Америке имели самое прямое отношение со Средних веков. Этим вполне могут объясняться высокие показатели востребованности у работодателей. Известно, что большая часть транснациональных корпораций держит головные офисы именно в США, которые, ко всему прочему, со времён Второй мировой войны являются финансовым сердцем мира. Не удивительно, что спрос на высококлассных специалистов там выше, чем в России и даже чем в Европе. Тем более, что речь далеко не всегда идёт именно о высококлассных специалистах, к которым точно не относится Джордж Буш-младший – выпускник Йельского университета и Гарвардской школы бизнеса, работавший также в Harken Energy Corporation (компании, разрабатывающей месторождения нефти и газа).
В России, понятное дело, хватает своих синекур и своей коррупции. Здесь тоже (и даже больше) влиятельные родители отправляют своих детей в престижные учебные заведения. Но у нас золотая молодёжь гораздо чаще попадает на государственные должности, а рынок этих вакансий в гораздо большей степени закрыт для наблюдателей, составляющих университетские рейтинги.
Кроме того, что у рейтингов очень разные цели, а многие показатели релевантны лишь в весьма ограниченных рамках, стоит заметить, что есть среди них и такой параметр, который просто начисто лишает всякого смысла погоню за лидерами рейтингов – университетами США и Англии. Это показатель цитируемости. С одной стороны, нельзя не учитывать данный показатель, но он мог бы служить объективным датчиком скорее в те времена, когда международным языком академического сообщества являлась латынь. Когда эти функции исполняет вполне живой и более чем востребованный английский, ясно, что преимущество заведомо оказывается на стороне англоязычных учебных заведений.
Впрочем, не стоит демонизировать университетские рейтинги. Их составители хорошо понимают ограниченность своих методов. Именно поэтому Quacquarelli Symonds, кроме прочего, выпускают и ежегодный рейтинг университетов Азии и Латинской Америки. И конечно всегда следует помнить, что они работают на строго определённые цели. Наверняка эти цели составителями рейтингов достигаются. Другое дело, что праздное цитирование их результатов никак не помогает высшему образованию в специфических условиях России.
Возможно, выходом стала бы своя система оценки мировой системы высшего образования. Правда, стоит ли её строить на принципах рейтинга, то есть снова становиться догоняющими по отношению к США? Это серьёзный вопрос, ведь научное открытие или концепцию нельзя оценивать по шкале от одного до десяти. Правда, вряд ли это интересует российских чиновников от образования, для которых эффективность тождественна прибыльности. Видимо, то же самое волнует и СМИ, которые закатывают истерики по поводу очередного падения в рейтинге главного университета страны. Эта паника может только сбить с толку и направить по ложному пути тех, кто обеспокоен судьбами российского высшего образования.
