В Севастополе насчитывается более 2000 памятников. Не удивительно для города, пережившего за относительно короткую 230-летнюю историю две осады, две мировые войны, три революции и выход из состава России. Последнее обстоятельство сделало «монументальную пропаганду» острым политическим вопросом местного значения в последнее десятилетие. В то время как пророссийски настроенные местные жители возводят памятник Екатерине II, которая своим указом «построила» Севастополь (точь в точь как «граф Петр Андреевич Клейнмихель» некрасовскую железную дорогу), исполнительная власть этого теперь уже украинского города всячески пытается им помешать. Со своей стороны она не перестает устанавливать монументы вроде памятника Тарасу Шевченко, купленному на пожертвования канадских украинцев, или памятника гетману Сагайдачному (надо сказать, весьма экстравагантного).
В 2008-м году украинские власти решили напомнить всем об истории своего флота и событиях гражданской войны. В 1918-м году небольшая часть экипажей старого царского флота подняла на своих кораблях двухцветный украинский флаг. Этому событию власти решили посвятить мемориальную доску. Впрочем, при установке она была украдена местной патриотической (русской) общественностью, и утоплена в Севастопольской бухте. Мирно обосновавшуюся у «Графской пристани» плиту в честь удравших из Севастополя в 1920 году белогвардейцев общественность, озабоченная идеей возрождения «Единой и неделимой», не тронула.
Налицо прискорбный факт — гражданская война продолжается, пусть даже не в степях Украины и не на равнинах средней полосы, а как разруха «в головах». Но не будем отчаиваться! У левых есть средство «примирения» пророссийской общественности и проукраинской власти. Для этого надо установить всего лишь один памятник, не изображающий, ни гетманов, ни адмиралов, ни царей. Памятник, которого Севастополю очень не хватало. Памятник должен быть посвящен событию, произошедшему ровно 94 года назад.
Дело в том, что кроме старого царского флота, эпизодически возникшего украинского флота и немецкого флота, обосновавшегося в городе как раз во время переговоров в Брест-Литовске в 1918 году, отметились в Севастополе и военно-морские силы Франции. Хронология их присутствия прослеживается еще с 1917 года, когда Клемансо и Ллойд-Джордж договорились о разделе рушащейся России на сферы влияния. Франции досталась территория современной Украины. Первые французские десанты были организованы еще в конце 1918 года. 23 ноября первый десант высадился в Севастополе, а 2 декабря в Одессу прибыл французский линейный корабль «Мирабо». В середине декабря в Одессе началась высадка пятнадцатитысячного военного десанта Антанты, а 13 января там уже расположился французский штаб. Однако интервенты, среди которых были не только французы, но также болгары, греки и многие другие, не задержались на «Юге России» надолго. Французские солдаты и матросы, недовольные тем фактом, что их заставляют воевать вдали от родины, в то время как мировая война уже закончилась, ответили на «миротворческие» инициативы протестными выступлениями.
Кроме недовольства войной, фактором, предопределившим относительный успех восстаний, (они были подавлены, но достигли своей цели) было крайне слабо поставленное снабжение французского контингента. Достаточно сказать, что войскам Антанты на оккупированных территориях не хватало нормального обмундирования. Отчасти это было вызвано тем, что Франция начала демобилизацию гражданского флота и ей пришлось использовать для снабжения своих войск уже порядком поизносившийся русский торговый флот. Мало помогла даже логистическая поддержка британцев и перевалочные базы в Румынии. Кроме того, военный флот, отправлявшийся из Тулона, был, мягко говоря, крайне устаревшим с технической точки зрения. Так, крейсеры «Вальдек-Руссо» и «Верньо», хоть и были построены в 1908 – 1910 годах, относились к классам кораблей, разработанным еще до русско-японской войны. В составе эскадры были даже корабли, спущенные на воду в XIX веке. Но это еще полбеды. Дело в том, что экипажи кораблей были укомплектованы на две трети, что создавало дополнительную нагрузку на рядовой состав. Командующий эскадрой адмирал Аме впоследствии отмечал: «Мы против своей воли превратили своих матросов в грузчиков».
Восстание во французском флоте началось с румынского порта Галац. Выступление на миноносце «Проте» было организовано старшим механиком Андре Марти, в планы которого входило даже присоединение к большевикам. Несмотря на провал этого выступления, восстание вспыхнуло с новой силой и в гораздо более серьезных масштабах. Ночью 19-го апреля на броненосцах «Франция» и «Жан бар» команды отказались идти в наряды для пополнения запасов угля. Попытка поставить экипажи на место обернулась массовым неподчинением — матросы начали петь «Интернационал». Песня была подхвачена на других кораблях. Утром 20-го апреля уже над двумя броненосцами развевался красный флаг (правда, французский триколор матросы спускать не стали). Примечательно, что на крейсере «Вальдек-Руссо» красный флаг был поднят будущим вторым президентом Демократической Республики Вьетнам Тон Дык Тхангом (правда, некоторые его биографы оспаривают данный факт). В тот же день с крейсера «Жан Бар» был спущен паровой катер, на котором небольшое количество матросов стало обходить другие корабли эскадры, призывая их экипажи присоединиться к выступлению. Командованию не помогли ни угрозы капитана корабля «Дю Шайла», ни обещания скорого возвращения домой от самого адмирала Аме. В ответ на них матросы продолжали скандировать «В Тулон! В Тулон!».
20-го же апреля произошло центральное событие всего восстания — совместная демонстрация севастопольских рабочих и французских моряков, сошедших на берег специально для участия в ней. Попытка запретить любую высадку на берег вызвала лишь дополнительное возмущение среди матросов. Итак, небольшая демонстрация под красным флагом из пятидесяти севастопольцев и примерно такого же количества французских моряков начала свое движение по проспекту Нахимова к началу улицы Большая морская. Путь им преградил лояльный союзническому командованию вооруженный отряд греческой пехоты, который открыл по демонстрантам огонь. Некоторые источники утверждают, что командовавший отрядом французский офицер вскоре после этого происшествия застрелился. Данные о жертвах этого расстрела разнятся, возможно, французы действительно не понесли больших потерь (хотя как минимум шесть матросов получили ранения, один из них — смертельное), но, во всяком случае, они не могли не осознавать серьезного риска, на который идут. Учтем, что потери восставшие понесли и во время столкновений на кораблях, и тот факт, что очень многих матросов осудили на длительные сроки тюремного заключения и ссылку в колонии. Важнее было то, что матросы заставили командование отказаться от планов захвата территорий бывшей Российской империи.
Утопление таблички 90-летнего украинского флота © fcr.org.ua
Стоит вспомнить, конечно, и о работе проделанной «иностранной коллегией» КП(б)У в Одессе. Во многом усилия именно этой организации, возглавляемой Жанной Лябурб (француженки, искавшей в России работу и присоединившейся к революционному движению еще в 1903-м году), предопределили отказ французских сухопутных частей сражаться с наступавшей в то время на Одессу и Севастополь красной армией. К сожалению, в конце февраля 1919 года французская контрразведка раскрыла организацию и без суда расстреляла ее участников. Кстати, стоит учесть, что внезапный успех красных был предопределен переходом на их сторону частей атамана Григорьева, ранее подчинявшегося Центральной Раде. Несмотря на то, что в итоге Григорьев поднял мятеж и против советской власти, в тот момент его переход на сторону красных был вовсе не случайным. В то же самое время к ним присоединился и будущий советский и украинский режиссер Александр Довженко, участвовавший ранее в подавлении восстания рабочих киевского «Арсенала» в составе войск Петлюры. Вообще множество сторонников украинской государственности к тому моменту поняли, что она возможна только при условии поддержки интернационалистических принципов. Они обеспечивали равноправное сосуществование народов в новом социалистическом государстве и гарантировали его от внешней агрессии. Последний факт наглядно продемонстрировали выступления французских солдат и моряков.
Надо сказать, что это очень серьезный и далеко не до конца исследованный как отечественной, так и французской историографией эпизод. Подводя итог событиям 1919 года на Черном море, волнения на французских кораблях и в сухопутных частях можно отнести к целой серии протестных выступлений во французской армии, начавшихся в 1917 году. Власти первой в Европе республики даже почти спустя сто лет не очень охотно комментируют эти события, и с такой же неохотой открывают военные архивы. Кстати, к ним относится и восстание русского экспедиционного корпуса во Франции, произошедшее 1-го мая 1917 года, в котором принял участие и будущий маршал Советского союза Родион Малиновский. Все без исключения восстания не только замалчивались официальными источниками, но и подавлялись французским командованием самыми варварскими методами.
Но если французские власти даже сейчас относятся к мятежникам по принципу «прокляты и забыты», то это хотя бы объяснимо. Удивительно то, что на людей, многие из которых пожертвовали свободой, а некоторые и жизнью ради независимости чужой страны, севастопольцам, эту бросившую их страну обожающим, совершенно наплевать. Кстати, одесситы, не в пример своим соседям по Чёрному морю, помнят о подвиге Жанны Лябурб — ее именем названы улица и спуск в Одессе. Может быть, тут сказывается интернационализм жителей бывшего порто-франко? Но, во всяком случае, это не оправдывает жителей города-героя Севастополя, ко всему прочему лояльно относящихся к белому движению. Белые, напомним, открыто снабжались оружием и финансами державами, которые строили планы по разделу России.
Так что пока скромная мраморная доска на месте расстрела демонстрации французских моряков и севастопольских рабочих — единственное, что напоминает гостям и жителям города о событиях 20 апреля 19-го года. Они скорее вспомнят о том, что 20 апреля родился Адольф Гитлер. А между тем, если бы не выступление французских матросов, Севастополь сейчас наверняка входил бы в состав одного из заморских департаментов пятой республики. И ни Россия, ни Украина не могли бы предъявлять на него свои права (если бы вообще сохранились как независимые государства). Правда, возможно для севастопольских патриотов разных расцветок памятник этому проявлению интернациональной солидарности неудобен, так как будет напоминать об упущенных возможностях? Может, им было бы гораздо приятнее оказаться французскими подданными, пусть даже второго сорта, чем гражданами России или Украины?
