/ praktikatheatre.ru
На сцене четыре души. Их зовут Эми, Чарли, Моника и Криштоф. Неисповедимыми путями шли они и дошли сперва до Нью-Йорка, а потом до Берлина, сперва умерли, а потом начали жить, сперва ожили, а потом умерли. Самоубийство, наркотики, беспорядочные связи, воровство, предательство и духовное пробуждение — вот неполный перечень тем, с которыми предстоит столкнуться зрителю нового спектакля Ивана Вырыпаева в театре «Практика».
Пьеса «Невыносимо долгие объятия» была написана специально для берлинского театра Deutsches Theater. Однако там ее прочли как социальную драму — предсказуемо, скучно. Вырыпаев расстроился и поставил «Объятия» сам, затратив на репетиции с актерами почти целый год. Получилось действо медитативное: туман и голубые огоньки, четыре черных стула вместо декораций, мистическая музыка и точный, но очень спокойный свет. И актеры: красивы, убедительны, с по-хорошему хипстерским обаянием — томная Анна-Мария Сивицкая, деловитый Алексей Розин, серьезная Равшана Куркова, растерянный Александр Алябьев. Правда, главной роли ни одному из них не досталось — ведь в вырыпаевской пьесе главную роль играет Текст.
Четыре актера не проживают историю — они ее только рассказывают. По очереди произносят реплики в третьем лице, начиная обычно со слова «сейчас». Примерно так:
«Сейчас Моника встречает Чарли».
«Сейчас Чарли ведет Монику к алтарю».
«Сейчас Моника делает аборт. Врач выскребает из нее нерожденного человека и бросает кровавые ошметки в таз».
Это — уже на первой минуте спектакля, и это — тот самый момент, когда зритель, вжимаясь в кресло, думает обреченно: сейчас его, зрителя, будут пытать.
Небольшое отступление: девять лет назад Вырыпаев уже проделывал этот трюк — вспомним «Июль» в постановке Виктора Рыжакова, монолог-исповедь шестидесятилетнего маньяка Петра: о том, как тот заколол соседа, убил бомжа, разорвал голыми руками собаку, разрезал на куски священника, возложил куски священника на алтарь, съел медсестру в больнице. Не монолог, а воплощенный хтонический ужас. Со сцены «Практики» этот текст читала воздушная, тонкая Полина Агуреева. Даже не читала — транслировала, проводила через себя, отстраняла и возвышала, помогала зрителю заглянуть дальше собственных страха и ненависти, уйти на мгновенье в над-логику. Страшный текст взламывал границы, а хрупкая Агуреева аккуратно, за руку, подводила ошеломленного зрителя к образовавшимся прорехам в тонкой ткани реальности.
В 2015-м границ, которые стоило бы взломать, по-прежнему предостаточно. Сначала кажется, что этим спектакль и займется: вот одиночество, вот подмена, вот гребаный снег, вот кайф по вене, вот пластмассовый мир, вот все несчастны, вот шевелит чешуйчатым телом Зверь, вот пульсирует синяя точка, вот… и вдруг понимаешь — не болит. Становишься бесстрастным наблюдателем: сейчас Чарли изменяет Монике с Эми, сейчас Эми курит косяк, сейчас Моника рассказывает Чарли об аборте, сейчас Криштоф прилетел в Нью-Йорк и собирается посетить Самый Лучший веганский ресторан в городе.
«Июль» резко, беспардонно влезал зрителю глубоко в душу. «Объятия» же, несмотря на энное количество «жести», почти убаюкивают. Здесь и сейчас слово становится музыкой, история — песней, спектакль — медитацией. Но разница между двумя спектаклями — в подходе, а не в сути. Вырыпаев по-прежнему работает напрямую с эмоцией, в обход разума:
«Как можно описать реальность в словах? Никак нельзя. Но слова могут вызывать состояние, которое и является контактом с жизнью внутри нас».
А пока этого контакта нет, все, по Вырыпаеву, бессмысленно. Он и немецких коллег, проваливших спектакль, не осуждает за грубость трактовки: большинство людей контакт с жизнью ощущают редко, а ведь это точно не то, что объясняют словами. К этому большинству и относятся все четыре героя «Невыносимо долгих объятий». Обычные тридцатилетние люди: подвигов не совершают, духовными практиками не увлекаются, спасением души не заморачиваются — живут себе и живут. Женятся, изменяют, делают аборты, принимают наркотики, мастурбируют, воруют, влюбляются, предают, улетают в Берлин, глотают сразу целую упаковку таблеток. Тоскуют, но продолжают брести по колено в киселе, в зыбком трансе. В аду. И у каждого из них есть желание — попасть в рай.
К счастью, Вырыпаев не Балабанов — его рай открыт для всех, кто готов этот рай увидеть. Если и не в виде инсайта с сессии медитации, то хотя бы методом логического анализа осмыслив происшедшее. Но лучше, конечно, так, как советует Анна-Мария Савицкая: «Красота этого спектакля в том, что его не нужно понимать головой. Это спектакль про контакт автора с сердцами зрителей через сердца актеров, это спектакль про передачу некого знания от сердца к сердцу. Поэтому, идя на «Невыносимо долгие объятия», постарайтесь открыться чувственно и довериться тому путешествию, на которое вы купили билет. И чудо произойдет».
