Знакомство
Не каждый день меня приглашают поупражняться с пращой. Один из них подошел ко мне после спектакля в «Практике». Хороший спектакль («Революционер и девушка») про то, что мог думать и делать Сталин в день Октябрьской революции, занимаясь любовью с шестнадцатилетней девушкой, своей будущей женой – отношение к Троцкому, планы на будущее, в конце все перепрыгивает в нашу современность. Молодой незнакомец, обратившийся ко мне, объяснил, что праща делается из резиновой скакалки, стоит лишь завязать на ней пару правильных узлов. Он читал мою последнюю книгу, узнал меня по фото с обложки и подошел сделать пару замечаний по неточностям в тексте. Короткий ирокез на выбритой голове отливал черно-синим. Вспомнив себя с похожей прической, я уступил любопытству и согласился к ним приехать.
Пространство
Прямо на стене от пола до потолка – не очень приличная фреска цветными маркерами. Нарисована та же самая комната, что остроумно удваивает пространство, и все пятеро постоянных обитателей запечатлены в ней, занятые групповым сексом. Без особого смущения или гордости они признаются, что такое случается «по праздникам» и в реальности. Кроме трех шатучих табуреток и разбросанных всюду потертых турецких подушек, в углу преступно поблескивают качели, переделанные из угнанной магазинной тележки. На качелях, если бросить внутрь подушку, очень удобно сидеть. Вместо шкафа с их общей одеждой и прочей собственностью в коммуне – с десяток самых разнородных ящиков, обвязанных сбоку застегнутым сверху ремнем. В общем, почти весь интерьер воплощает анархистский принцип «сделай сам».
В остальном, если не замечать двух ноутбуков, их жилье похоже на то, что называлось в моей молодости «рок-н-рольный флэт» – плакаты Anti-Flag и Янки Дягилевой прямо на потолке и автографы каких-то бывавших тут людей маркером прямо на паркетном полу.
Экономика
Самая частая фраза, которую тут говорят друг другу: «Чего сидишь, может, покурим?». Что курить, выращивают сами в горшках на балконе. Еще мне бросилось в глаза, что повсюду разбросаны деньги. Здесь доверяют, как друг другу, так и гостям. Если верить панкам, все деньги у них общие и хранятся в доступном всем пятерым «сейфе», то есть в полости под паркетом. О любой трате должны знать остальные четверо. Запрещать трату нельзя, но можно высказать настоятельную рекомендацию отказаться от покупки, если она кому-то представляется непозволительной или эгоистичной. Макароны, пельмени, сосиски – базовая еда, но много всяких разностей приносят близкие к коммуне друзья на регулярные вечеринки и квартирные концерты. Кто-то из коммуны постоянно имеет работу: программист, гитарист и звукорежиссер, бисероплетение, резьба по дереву – на пятерых у них шесть относительно доходных специальностей. А кто-то работу постоянно теряет. Безработный становится главным «домохозяином» и следит за чистотой, едой и выплатой коммунальных счетов. Изготовление сувениров для рок-магазинов и просто знакомых или поддержка чьих-то сайтов плюс друзья вполне могут удержать на плаву этот маленький коллектив с невысокими материальными запросами. Четверо из пяти, кстати – дети мелких провинциальных предпринимателей, мечтавших переселить отпрысков в Москву. «Мой папа – такой микробуржуй-патриот, у него есть даже Конституция России, от руки переписанная древнерусскими буквами, специальные люди на заказ делали», – смеется тот панк, что подошел ко мне в театре. Его папа – бывший челночник, владеет двумя магазинчиками, прозябающими в глуши, и ничтожным числом каких-то акций. С сыном он давно не общается.
Вкусы
Они интересуются современным искусством, а тех панков, которые не интересуются, обидно называют «говнопанками». Обычно ходили на «Арт-стрелку», пока она не закрылась. Напоследок, перед закрытием, там художник-анархист Илья Фальковский показывал свое видео: «Либертарные коммуны будущего», а другой художник, Ваня Лунгин, ломал галерею и строил из нее баррикады. То есть этим летом на «стрелке» одновременно демонстрировались и цель (либертарные коммуны), и метод ее достижения (баррикады). Впрочем, с их точки зрения можно обойтись и без баррикад.
Еще они уважают Люцию Ганиеву, видели ее фото-триптихи, где последовательно запечатлены советские станки ткацких фабрик, ткань, которая на них производится, и рабочие, которые до сих пор на них трудятся в Иваново. «Этой пролетарской правдой, машина-работник-результат, хоть ночной клуб оформляй». В Ганиевой они находят некую голландскую стильность, и ее фото, образцы советских тканей – рабочие столы их компьютеров.
Политика
Мою идею «перезапустить коммунизм» в нашей стране они приняли с громким одобрением, впрочем, от любого участия в ее реализации, и вообще от всякого активизма, сразу отказались, сославшись на то, что «У нас коммунизм давно достигнут!». И бороться, таким образом, не за что. Я продолжал объяснять, что хочу сделать эту идеологию максимально модной, но без потери радикализма. Им стало интересно, есть ли у нынешних коммунистов сеть, такая же, как «одноклассники», «в контакте», или хотя бы как у свингеров, чтобы там шел перманентный «митинг», то есть встреча – все «красные» могли бы знакомиться, меняться музыкой и чем угодно еще. Я промямлил нечто туманное про «форумы», «рассылки», то ли не знаю, то ли нету общей сети, и это их явно разочаровало. «ПАНК» они иногда расшифровывают как «партию новых коммунистов», добавляя: «В которой каждый день меняется генеральный секретарь!». Но это шутка, а всерьез они против любых партий и организованной борьбы. «Мы уже победили капитализм»,– говорят про себя, а про других – «Пусть засунут себе в жопу свои офисы, бутики, банки, тюрьмы, школы». Этим ограничивается их политическая позиция. Немного сочувствуют «антиглобалистам», когда таковых показывают по «Евроньюс», но выясняется, что антиглобалистов они представляют себе по повести «Антиглобо» Ланы Берн и Милы Окс. Это такая «молодежная проза», где все немножко балуются наркотиками, слушают умеренно-независимую музыку («Наиф», «Кирпичи», «Король и Шут»), девочки любят девочек, а скинхеды бьют растаманов в подворотнях. Антиглобалисты там изображены эдакими радикальными вегетарианцами, наводящими «дестрой» в кинотеатрах, «макдоналдсах» и других фастфудовых сетях. По ходу действия в повести дается немало остроумных рецептов «нанесения ущерба» корпорациям.
О причинах кризиса панки судят так: «Капитализм, как в фильме “Адреналин”, где, чтобы электронное сердце не остановилось, нужно постоянно шибать себя, не жалея, электричеством». Но конкретизировать не могут. Где именно у капитализма «сердце» и какой именно ему нужен «ток», отвечают расплывчато. Еще им нравится фильм «Волна», там школьный учитель критикует демократию с анархистских позиций и понявшие все по своему ученики устанавливают тоталитарную диктатуру в отдельно взятой школе. Для панков такой сюжет – аргумент против любой революционной деятельности «во внешнем мире». Более политического кино они не выносят.
«Борьба в одиночку – strike out for oneself обречена, а толпа к борьбе не способна». Остается маленькая община, которая обособила себя от толпы, чтобы иметь то, за что бесполезно бороться в большом обществе.
Женская часть
Женская часть коммуны себя «женской» не очень-то считает. «Коммуна позволила мне выйти из шкафа», – как выразилась одна из девушек. Имеется в виду платяной шкаф и послушные вещи в нем. «Сначала я принадлежала родителям, а потом пора было принадлежать мужу и начальнику». В границах коммуны все принадлежит всем, и это дает чувство свободы.
Война за сознательность
«Мы не “Дом-2”, в пиаре не нуждаемся», – несколько раз напомнили мне они. Поэтому я не пишу их подробных портретов, не описываю татуировок, словечек и любимых мест и не уточняю, поставив кавычки, кто именно сказал эти слова. Даже когда знакомые начинают водить к ним знакомых, это не всегда хорошо, еды становится меньше, вещи заняты чаще. «Не готовые к панк-коммунизму люди воспринимают нас как халяву и представляют угрозу». Тут требуется «война за сознательность». Такая война часто требуется и в других случаях: когда кого-то все еще «колбасит» и он хочет «рубиться под музыку», а остальные уже захотели спать. Они не убеждали меня, что их жизнь – гармоничный рай, но и со всеми проблемами она им интереснее, чем привычное проживание по отдельным семейным квартирам.
Забор
У панков есть мечта – проехать автостопом по сквотам всей Европы – параллельно сдав квартиру каким-нибудь людям, которые согласятся в ней жить, ничего там не «нормализуя». За этим я им, собственно, и понадобился – явки, пароли, знакомства, ключевые слова. Интернета тут не всегда достаточно.
Летом они морозят лед в пластиковых ячейках для яиц, чтобы получить отличные ледяные ядра для пращи, а носят их к месту упражнений в пивном кейсе-холодильнике. На бетонном заборе у железной дороги нужно было нарисовать углем мишени. «Попы, менты и журналисты / Им всем нужны капиталисты / А нам буржуи не нужны / И сдохнуть все они должны!» – пришла мне на ум песенка для так и не состоявшейся группы, сочиненная еще в студенческие годы. И мы нарисовали на сером пористом бетоне попа, мента и журналиста, а потом отошли на должное число шагов, чтобы метать свой лед, раскручивая пращу. Это не так просто, как кажется со стороны.
И поняв, насколько слабо я владею этим оружием, я решил, что буду бывать у них, раз никакого коммунизма ни в каком другом доступном мне месте пока не построено. Хотя бы для того, чтобы упражняться с пращой.
