В политическом отношении, уходящий год начался с завинчивания гаек и репрессий, а заканчивается амнистией. На свободу вышли не только Михаил Ходорковский и девушки из группы Pussy Riot, но и часть активистов, арестованных по “болотному делу”. Правда, общественный резонанс этих освобождений был совершенно разный. Узники, имевшие “хороший пиар”, сразу же стали георями дня. Пострадавший в борьбе за власть олигарх, как и панк-певицы Мария Алехина и Надежда Толоконникова, оказались на несколько дней в центре внимания прессы. Другим жертвам политических репрессий повезло меньше, проинформировав публику об их освобождении, журналисты тут же про них забыли.
В течение нескольких лет западные издания сводили проблемы России к делам Ходорковского и Pussy Riot, к которым напоследок добавились экологи из “Гринписа”. По крайней мере, эти три сюжета должны были суммировать все претензии к нашему государству и все его пороки. Ассортимент критики в российской либеральной прессе и в интернете был несколько более широк: наряду с чекистским прошлым Путина, обязательно упомнинаемым во время каждой “пятиминутки ненависти”, есть ещё и тема коррупции, которая, естественно, никуда не денется. Но для поддержания интереса к подобным сюжетам постоянно нужны новые скандалы, а поставщиком скандалов, увы, является сама власть, которая время от времени пытается навести в своих рядах хотя бы подобие порядка, и в результате непреднамеренно выносит сор из избы. Если борьбу с коррупцией на время прекратить, то и поводов для разоблачительных статей станет меньше.
Правящие круги приняли неожиданно простое и разумное решение – отправить на свободу именно тех заключенных, вокруг которых развернуты мощные пиар-кампании. И тем самым свести на нет все эти кампании разом. А что теперь говорить? Если все беды нашей страны воплощены были делом Ходорковского и Pussy Riot, то теперь выходит, что критиковать Кремль не за что. Вернее, журналисты знают, что надо критиковать, но не знают за что, потому как вот уже несколько лет никакими другими темами не интересовались. В самом деле, кого волнует такая чепуха, как уничтожение Академии Наук или такая мелочь, как разгром службы “Скорой помощи” в России! А уж коммерциализация медицины или закрытие школ, это вообще не новость, поскольку во многих передовых странах Запада происходит то же самое. И если послушать таких уважаемых либеральной оппозицией гуру экономической мысли, как Сергей Гуриев или Ярослав Кузьминов, то должно быть совершенно ясно, что социальная и экономическая политика Кремля полностью верна, всем хороша, жаль только приходится ещё некоторое количество денег тратить на оборону, и не до конца удалось преодолеть сопротивление провинциального среднего класса, который почему-то упорно надеется получать “медицинские и образовательные услуги” бесплатно.
Марина Алехина и Надежда Толоконникова © altyn-orda.kz
К несчастью для авторов подобных текстов, большая часть населения России видит ситуацию прямо противоположным образом. Вовсе не страдания Михаила Ходорковского, не очевидная несправедливость приговора Алехиной и Толоконниковой и даже не безобразная жестокость по отношению к активистам, обвиняемым в “организации беспорядков” 6 мая 2012 года, вызывают по-настоящему серьезное недовольство общества, а именно те решения власти, которые либеральной оппозицией и её западными единомышленниками (включая либеральных левых) либо одобряются, либо воспринимаются как нечто малосущественное.
Именно здесь, однако, находим мы ключ к ответу на вопрос, мучающий всевозможных комментаторов и толкователей кремлевских решений: почему амнистия вообще состоялась, и почему именно сейчас? Ответы предлагаются самые разные, в лучших конспирологических традициях: от страха Кремля за судьбу Олимпиады в Сочи до желания Путина поскорее бежать за границу. Но поразительным образом никто (действительно НИКТО) из этих интерпретаторов даже не задумался о связи политических решений с социально-экономическими процессами, происходящими в стране. И о том, какова общая логика действий власти, объективная комплексная логика их решений и действий. Понятно, что на практике эти действия и решения бывают крайне противоречивыми, но даже в этих противоречиях и в этой непоследовательности всё равно должна быть какая-то логика, отражающая общие тенденции развития системы.
В действительности же противоречия власти вполне соответствуют таким же точно противоречиям оппозиции. В 2012 году на президентских выборах за Владимира Путина проголосовала провинция, включая тот самый провинциальный средний класс, который обвиняется Ярославом Кузьминовым в нежелании платить за “услуги”, проголосовали рабочие “Уралвагонзавода”, проголосовали жители моногородов, проголосовали чиновники нижнего и среднего звена по всей России. Они голосовали не за власть, а за сохранение той минимальной стабильности и того уровня материального благополучия, которые они получили на протяжении 2000-х годов. Проголосовали потому, что не без основания опасались: торжество оппозиции лишит их остатков социального государства, ещё существующих в России.
Увы, сразу же после выборов власть стала последовательно, жестко и бескомпромиссно выполнять именно ту самую программу, которую пропагандировала оппозиция. Для людей, знакомых с хотя бы с азами социологии (не обязательно даже марксистской), здесь нет ничего загадочного. Оппозиция по своей классовой природе и по своим интересам гораздо ближе к власти, чем большинство избирателей (независимо, кстати, от того, за кого эти массы голосовали, если они голосовали вообще). Тактически, в рамках конкретной ситуации, кремлевская элита могла обратится за помощью к низам общества, борясь со своими соперниками, но как только исход борьбы был решен, на передний план вышли стратегические вопросы экономической политики, а тут приоритеты у правящих кругов примерно те же, что и у оппозиции. И те и другие глубоко буржуазны. Просто правящая ныне часть нашей буржуазии вышла из чекистской среды, а либеральная ведет свою родословную от комсомольских функционеров.
Либеральный поворот власти в экономике произошел задолго до того, как он наметился в политике. Как раз наоборот, на протяжении всего 2013 года сохранялось противоречие между экономическим либерализмом правящих кругов и их же риторикой – клерикальной, консервативной, державно-охранительной. Но и это противоречие было вполне логично: с помощью консервативной риторики пытались удерживать политическую лояльность низов, по которым одновременно наносились удары в социальной сфере. Однако последние месяцы показали, что это удается всё сложнее: именно та часть населения, которая поддержала Путина в 2012 году, испытывает растущее раздражение. Причем относится это не только к провинциальным средним слоям и низам общества, но и к значительной части бюрократии. В такой ситуации власть оказывается вынуждена воевать на два фронта: против старой оппозиции, поддержанной Западом, и против собственных недавних сторонников. Чтобы избежать этого и был предпринят либеральный маневр. Освобождаются политзаключенные “с хорошим пиаром”. Сворачивается гомофобская кампания. “Духовные скрепы” уносят на склад. Да и риторика борьбы со злокозненным Западом уже звучит как-то не так громко.
Удастся ли нынешний либеральный маневр власти – вопрос иной. Не исключено, что предпринят он слишком поздно. И даже если “историческое примирение” либералов провластных с либералами оппозиционными (на что откровенно намекнул в своем интервью Ходорковский) встало в повестку дня, подобные процессы требуют времени. А времени уже может не быть – всё зависит от темпов развития кризиса.
Изрядная часть заключенных, таких как, например, Алексей Гаскаров, остается за решеткой. Но это уже не те заключенные, у них нет VIP-статуса и за них не ведут пиар-кампании видные политики и общественные деятели. Разумеется, хочется верить, что в делах Гаскарова, Удальцова, Развозжаева и других тоже наступит перелом. И нужно напоминать об их судьбе не только мировому сообществу, но и отечественным СМИ, которые вообще-то живут по той же логике, что и зарубежные. Но даже если все политзаключенные выйдут на свободу, это само по себе не улучшит ситуации для большинства жителей России, проблемы которых не только не решаются, но, зачастую, даже не признаются в качестве проблем “либеральной общественностью”.
