Вчера ты боялся восставших чудовищ, завтра восставшим чудовищем, «наймитом Госдепа», опасным красным можешь оказаться ты сам. © os.colta.ru
В произведениях американского фантаста Филиппа Дика царствует паранойя, они пронизаны тревогой, и реальность в них всегда оказывается не такой, как кажется. Все начинается с какой-то детали, некого изменения — и все, мир поражен безумием, распадаясь на перепутанные фрагменты. Произведениям Дика близка стилистика саспенса. Саспенс (англ. suspense — неопределённость, беспокойство, тревога ожидания, приостановка) — это состояние тревожного ожидания, беспокойства. Этим словом обозначают художественный эффект, особое продолжительное тревожное состояние зрителя при просмотре кинофильма; а также набор художественных приёмов, используемых для погружения зрителя в это состояние. Персонажи этого фантаста, попадая в круговерть странных событий, всегда вынуждены решать вопрос: что есть реальность? В некотором смысле, мы теперь находимся в схожей ситуации.
Один мой знакомый любит читать бредовые самопародийные заголовки, реагируя на них так же, как на очередные новости нашей страны чудес. Заголовки отечественных политических новостей для него вписываются в один ряд с кричащими заголовками таблоидов. Читая их, он, по-видимому, испытывает смесь отвращения и странного извращенного удовольствия. Уроки ОПК в школах, бобры-мутанты съели заключенного, опричники на машинах с мигалками, работник ФСКН торговал наркотиками, инопланетные ящеры среди нас. История, распыленная в микронарративах заголовков таблоидов. За последние 10-20 лет с обществом произошли значимые и странные изменения и, похоже, все становится только «страньше и страньше». У кого-то накопилась усталость, у других появился извращенный азарт, но реакция и у тех, и у других на эти изменения аналогична реакции моего знакомого: ну что, что там еще, что?!
Масс-медиа способствуют когнитивной дезориентации, бомбардируя население шоу, разоблачительными фильмами и «научными» передачами об атлантах, торсионных полях и пришельцах.
Некоторые отечественные ученые теперь просто отказываются давать интервью определенным телеканалам — журналисты могут вырвать их слова из контекста и вставить в сенсационный фильм о тайнах, скажем, Бермудского треугольника. Отвращение и интеллектуальная честность все же могут быть ресурсом сопротивления.
Подобное состояние дезориентации можно назвать когнитивным прекаритетом. Прекаритет — это состояние нестабильной занятости без ясных перспектив. Исследовательские работы и статьи о прекаризованном труде изобилуют словами «тревога» и «неопределенность». Если прекаритет — это состояние неустойчивой занятости, то когнитивный прекаритет — это состояние неустойчивости мировоззрения, в котором в условиях российской версии позднего капитализма оказывается постоянно переучивающийся и разочарованный индивид.
Уже много раз было сказано, что пародия и сатира в России сейчас плохо работают, поскольку реальность, так сказать, опережает мечту.
Поэтому кроме саспенса можно еще вспомнить об эстетике пастиша по Фредрику Джеймисону: «Пастиш, как и пародия, это имитация единичного или уникального стиля, ношение стилистической маски, речь на мертвом языке. Но это нейтральная мимикрия, без скрытого мотива пародии, без сатирического импульса, без смеха, без этого еще теплящегося где-то в глубине чувства, что существует нечто нормальное, по сравнению с которым объект подражания выглядит весьма комично»1. В этом смысле, косплей по Сорокину уже не веселит, потому что в России он слился с кожей. Нормы нет, реальность пародирует саму себя.
Атомизированный, но хоть сколько-то думающий индивид похож на героев Дика в том, что ему тоже приходится решать вопрос «что есть реальность»? Кому верить? Каналу НТВ, «Эху Москвы», лектору в вузе, государственным учебникам истории, древним знаниям великих предков, экспертам в ток-шоу, колумнистам Рабкора? Сдвиг времени по-российски. Изменчивое прошлое, непредсказуемое будущее, стабильно-безумное настоящее.
Поскольку в России наряду с прекаритетом обычным господствует когнитивный прекаритет, жизнь в ней просто таки пропитана саспенсом — порой уже и не знаешь, откуда ждать подвоха, и пребываешь в состоянии постоянного тревожного ожидания. У многих это порождает защитную реакцию в виде отрицания и яростной аполитичности. С этой точки зрения Россия — образцовое позднекапиталистическое государство. Не обязательно верить в план Путина, достаточно не верить в искренность планов оппозиции. Не обязательно верить либеральным историкам, достаточно не верить нынешним левым. Единственное, что сохраняет прочность в этом свихнувшемся мире, как и во многих романах Дика, это деньги, капитал. Как заметил Станислав Лем о социально-экономической картине романа Дика «Убик»: «Для «Убика» характерно это чрезвычайно упрямое, неодолимое функционирование капитализма, которое благодаря соответствующей ауре осуществляется, как по маслу, в отличие от других повестей Дика; до покойников можно дозвониться по телефону; бизнесмены подкладывают конкурентам бомбу на двух ногах; девушки силой воли меняют реальность, но все это стоит денег, за все нужно платить. Мир встает с ног на голову, но бизнес, как уже сказано, продолжается». 2 Суть такого капиталистического реализма, как назвал подобное мышление Марк Фишер, можно выразить известным анекдотом о пофигисте, которому пофигу все, кроме денег.
К счастью, позднекапиталистическое общество саспенса, в отличие от произведений Дика, наполнено и другими антагонизмами, помимо антагонизма между решающим онтологические проблемы индивидом и съехавшим с катушек миром — о чем напомнили глобальный кризис и движение Оккупай с его, пусть несколько наивным, лозунгом про 99%.
Видимое безумие мира это результат не злой воли потустороннего Нечто, а взаимодействия и борьбы различных общественных сил и интересов, имеющих конкретное историческое происхождение. Защита городского пространства, борьба на рабочем месте, «аполитичная» борьба за доступ к образованию и здравоохранению вталкивает людей в историю, часто неожиданно для них самих. Тогда людям приходится все-таки на собственном опыте учиться разбираться в хитросплетениях политики и экономики. Так приходит понимание, что то, что кажется безумием мира, это эффект, а не тавтологичная, сама себя вызывающая причина.
И вот уже опасные массы получают шанс стать источником тревоги для своих классовых противников. Голливудские фильмы демонстрируют растущий страх утратить порядок. Главные персонажи ведут героические бои — иногда сами с собой, чтобы поддержать ценности, которые больше не являются самоочевидными. С 2000-х идентичность противников менялась согласно этому сдвигу (который, как я считаю, вызван продолжающимся кризисом глобального капитализма). Наоборот, противник больше не изображается как кто-то вне системы, но, как все чаще и чаще предполагают, находится среди нас». Саспенс против сапсенса. Тревога в обществе усиливается, но меняет свой знак, вырываясь наружу и побуждая к действию. Вчера ты боялся восставших чудовищ, завтра восставшим чудовищем, «наймитом Госдепа», опасным красным можешь оказаться ты сам.
