Свершилось: российская экономика возвращается на путь, завещанный Егором Гайдаром. Последовательный демонтаж остатков социального государства, новые приватизации, отказ от попыток поддерживать занятость и создание массовой безработицы, вот краткое изложение программы, исполнение которой, по мнению правительственных мудрецов, поможет нам выбраться из кризиса.
Разумеется, отечественная экономическая политика и прежде не была особенно левой, а вера в непобедимую силу рынка начиная, по крайней мере, с конца 1980-х годов неизменно владела умами всевозможного начальства, тогда ещё формально советского. Но после дефолта 1998 года наступило некое подобие просветления, когда веру в рынок пытались сочетать с каким-то подобием социальной политики, а государство сознавало необходимость стимулировать внутренний рынок и спрос.
Происходило это через жесткую борьбу ведомств, а либеральное руководство Минфина прилагало все силы для того, чтобы блокировать любые попытки направить государственные средства на решение каких-либо практических проблем, но тем не менее суммарный вектор хозяйственных решений складывался по итогу компромисса между фундаменталистами-рыночниками и прагматиками, понимавшими, что надо заботиться не только о финансовом секторе, но и о других сферах. Эти две группировки хоть как-то уравновешивали друг друга, создавая определенный баланс, делавший условия нашего хозяйственного развития если не оптимальными, то хотя бы терпимыми.
Путин был воплощением этого компромисса и его хранителем. В глазах масс российского населения он был отнюдь не гарантом конституции, но безусловно гарантом стабильности, понимаемой просто как уверенность в том, что “лихие 90-е” не вернутся. Но сегодня этому компромиссу пришел конец.
Все принципиальные решения были приняты уже около года назад, когда правительство, дождавшись спада столичных протестов, решилось резко положить руль вправо, свернув почти всю работу по поддержке внутреннего рынка и стимулированию спроса. В начале 2012 года власти удалось реально мобилизовать массовую поддержку среди людей, увидевших для себя и для страны угрозу в наступлении либеральной оппозиции. Именно эта поддержка, а вовсе не полицейские меры и репрессии, переломили ситуацию вокруг президентских выборов. Но как только выборы завершились, правящие круги без малейших колебаний взялись за выполнение на практике того самого либерального курса, которым перед тем пугали народ.
Даже принятые под выборы “социальные” указы президента Путина откровенно игнорировались Министерством финансов. Было ратифицировано соглашение о вступлении России в ВТО, немедленно ударившее и по промышленности и по сельскому хозяйству. Тогда же возник новый масштабный план приватизации, получила новый импульс “реформа образования” (массовое слияние вузов, сокращение преподавателей и закрытие школ), а затем по её образцу началась ещё более катастрофическая реформа здравоохранения. Напоследок подготовили и реформу Российской Академии Наук, развернувшуюся в форме блицкрига уже нынешним летом.
Результатов долго ждать не пришлось. Промышленность начала сокращать производство, в экономике установился застой, который правительственные эксперты деликатно назвали “паузой роста”. Предприятия остались без заказов, моногорода — без будущего. Финальными штрихами к этой картине стали сентябрьская статья Дмитрия Медведева в газете “Ведомости” и речи представителей правительства на Инвестиционном форуме в Сочи.
Констатировав углубление кризиса (но не свою ответственность за происходящее), высшие правительственные чиновники пообещали своим подданным тяжелые времена и потребовали от них очередных жертв. Опять зазвучали привычные слова про необходимые, но болезненные реформы. Это повторяется на нашей памяти уже не первый раз. То, что реформы будут болезненными, все понимают сразу. И лишь задним числом обнаруживают, что они не являлись необходимыми.
До сих пор одним из немногих специфических преимуществ российского варианта капитализма была низкая безработица. Такая ситуация стала возможна не только из-за демографического кризиса, переживаемого нашей страной, но в первую очередь из-за крайне низкой заработной платы во многих отраслях и нищенских пособий по безработице. Поскольку выжить на пособие в принципе невозможно, люди готовы соглашаться на зарплату, которая лишь незначительно выше пособия. Большое число людей вообще не регистрируется на бирже труда, не видя в этом особого смысла (порой регистрируются в службе занятости как раз те люди, которые на самом деле трудятся неофициально или не собираются искать работу — они просто живут продуктами со своего огорода).
Нынешний кризис должен изменить ситуацию. Граждан России призывают смириться с высокой безработицей, доказывая, что полная занятость не только не должна быть целью государственной социальной политики, но и вовсе является злом.
Массовые увольнения уже начинаются, и правительственные чиновники открыто сообщают нам, что ничего делать по этому поводу не собираются. Если раньше предпринимались хотя бы попытки спасать моногорода, поддерживать работающие там предприятия или создавать там альтернативную занятость, кредитуя социально-значимые инвестиционные проекты, то сейчас, если верить обещаниям премьера и его окружения, подобной практике придет конец. Глава Минэкономразвития Алексей Улюкаев философски заметил, что острый кризис лучше, чем затяжная стагнация. Так что предотвращать кризис или бороться с ним нет особой необходимости, всё идет естественным путем. Выкарабкиваться из кризиса россияне должны будут самостоятельно, без помощи государства. Им предлагают массово менять профессию, работу и даже место жительства, кочуя по стране в поисках пропитания.
Мало того, что, пропагандируя увеличение безработицы как часть перехода к “нормальной экономике”, правительственные чиновники даже не заикаются о повышении пособий, они идут дальше, призывая лишить часть граждан страны права на бесплатную медицинскую помощь. Министр труда и социальной защиты Максим Топилин возмущен тем, что из бюджета “перечисляются деньги в фонд обязательного медстрахования за неработающих людей”. Министр уверен, что надо всех проверять, и только те, кто докажет отсутствие “левых” доходов, получит право лечиться. Вопрос о том, насколько такой подход соответствует всё ещё действующей Конституции РФ, даже не пришел в голову чиновнику. Как и вопрос о том, во что обошлась бы государству такая тотальная проверка.
Предлагаемая правительством “корректировка” ситуации поразительным образом позволяет соединить в одно целое негативные черты западноевропейского и отечественного капитализма. Из западноевропейской модели мы берем высокую безработицу, а из отечественной — низкий уровень пособий и заработной платы.
Впрочем, увольнения заденут не только тех, кто работает в промышленности и живет в провинции. Преуспевающим столичным менеджерам, представителям креативного класса и офисным работникам тоже предстоит столкнуться с серьезными проблемами, только несколько позже. По мере того, как экономика будет “остывать”, их тоже начнут оптимизировать. И никаких альтернативных вариантов занятости для этих категорий работников никто пока не готовит.
В целом стратегию правительства можно выразить простой формулой: переложить всю тяжесть кризиса на плечи населения. В рамках такой же логики принято и решение о том, чтобы заморозить энергетические тарифы только для предприятий, но не для рядовых граждан. На самом деле плата за электричество в России давно уже завышена, потребители фактически оплачивают компаниям потери энергии и неэффективную работу. Замораживание тарифов является единственным экономическим методом, с помощью которого можно принудить естественных монополистов повысить эффективность (как известно, “административные” методы, связанные с национализацией компаний, у нас просто не обсуждаются). Однако даже делая этот разумный шаг, правительство специально заботится, чтобы рядовые граждане от этого ничего не выиграли. Возникает чувство, что министры и топ-бюрократы не просто безразличны к нашей судьбе, но ещё и стараются не упустить ни одной возможности нагадить свои подданным.
Однако даже на фоне подобной экономической политики наступление на Российскую Академию Наук, предпринятое министром Ливановым и думскими депутатами, выглядит совершенно беспрецедентным. По сведениям, просачивающимся в Интернет, после РАН настанет очередь и Ленинской библиотеки, некогда являвшейся крупнейшим в мире собранием книг. Здание собираются снести, а книги запаковать и вывезти куда-то в “Новую Москву”, где предположительно что-то будет когда-нибудь построено заново. По той же методике, очевидно, будет происходить и ликвидация научных учреждений: “Новая Москва” — идеальное место ссылки, географически обозначенная точка невозврата, вернее — место, откуда уже не возвращаются.
Начавшийся под видом реформы управления институциональный разгром всей системы производства научных знаний и подготовки кадров в России, не имеет прецедента в истории последних пяти столетий и выходит даже за рамки ельцинско-гайдаровских начинаний.
В конечном счете, промышленность можно восстановить, людей обучить, технологии обновить. Но страна, ликвидирующая собственные научные институты, обрекает себя на участь колонии. Впрочем, если посмотреть историю европейских империй, во многих колониях иностранные завоеватели относились к туземцам с большим уважением, чем наши начальники — к собственному народу.
Разгром РАН является переломной точкой в идеологическом и моральном плане. В очередной раз людям показали, что надеяться можно только на самих себя. Тех, кто возлагал надежды на здравомыслие и защиту начальства, ждало жестокое разочарование. Президент не выполнил своих обещаний перед руководством Академии, а те, в свою очередь, сдали своих сотрудников. Вряд ли это стало большим сюрпризом для самих ученых, которые в массе свой не питали особых иллюзий относительно власти (не случайно значительная часть академической интеллигенции с первых дней демократических протестов участвовала в движении). Но для масс людей, всё ещё верящих в патриотическую риторику начальства и связывающих с российской наукой надежды на возрождение и подъем страны, разгром РАН стал символическим событием, демонстрирующим, что высшие чины государства не только не являются силой, защищающей общества от реформаторов-погромщиков, но, напротив, выступают их сообщниками.
А что же оппозиция? Где гневные слова разоблачителей, где патентованные борцы с коррупцией и защитники демократии? Деятели либерального лагеря либо молчат, как Алексей Навальный, либо открыто выражают солидарность с погромными инициативами правительства, как Дмитрий Быков. И это не удивительно, ведь правительство взялось проводить в жизнь их собственную программу, осуществлять те самые меры, на которых они сами бы настаивали, окажись поближе к власти. Ведь не случайно же бывший ректор Российской экономической школы Сергей Гуриев консультировал и правительственных чиновников, и оппозиционных деятелей. Для многих из тех, кто верил в либеральную оппозицию, события нынешней осени стали таким же моральным переломом, как и для тех, кто верил в патриотизм кремлевского начальства. И те, и другие обнаружили себя обманутыми и преданными.
В общем, всё произошло в соответствии с известной формулой Михаила Булгакова: “сеанс черной магии с последующим разоблачением”.
Единственный вопрос, который остается принципиально непонятным, состоит в том, как долго и до каких пределов российское население будет терпеть подобное отношение к себе. И сколько потребуется времени, чтобы наши люди поняли, что спасти их не может никто, кроме их самих. На данный момент среднестатистический россиянин демонстрирует чудеса добродушия и благорасположения по отношению к любым начальникам, независимо от реализуемых ими мер. Наша адаптивность, способность выживать в любых условиях, приспосабливаться к любым обстоятельствам и выносить любое обращение с собой фактически не знает ни границ, ни прецедентов.
Тем не менее намерение начальства снова и снова подвергать эти качества экспериментальной проверке — далеко не лучшее решение. В один прекрасный день что-то может пойти не так. И в этом случае, уже не рядовым россиянам, а правительственным министрам придется в пожарном порядке менять профессию, работу и место жительства.