Улица одного из городов на полуострове Крым. © Sputnik. Сергей Мальгавко
Отключение света в Крыму, ставшее следствием террористической атаки националистов-радикалов на беззащитные линии электропередач, заставило снова заговорить о полуострове. Пропагандистское внимание, казалось, окончательно переориентированное на Сирию и Турцию, снова было обращено к новоприобретенным территориям, которые, как оказалось, несут не только повышение рейтингов, но и вскрывают системные проблемы.
Оговорюсь сразу, торговая и энергетическая блокада, организованная радикалами при попустительстве киевских властей, не только не усилила проукраинские настроения в Крыму, но и наоборот, еще теснее сплотила крымчан вокруг России. Ненависть и недоумение – вот полюса эмоций, которые вызывают у них действия националистов по ту сторону границы.
Отмечу также, что наци-радикалы делают как раз все, чтобы привязать Крым к России – сначала обрывая торговые связи, а теперь и отрывая Крым от энергосистемы Украины.
Поэтому всякие утверждения о существовании, а тем более усилении каких-либо статистически значимых настроений в пользу возврата в Украину, которые мы можем читать на страницах украинских и либеральных российских изданий, просто не соответствуют действительности. Если оппозиционные настроения в Крыму и растут, то они, конечно, примут форму не проукраинской или либерально-прозападной оппозиции. Эти формы будут совсем иными. И вот почему.
Все более очевидным становится противоречие между той Россией, в которую хотел вернуться Которым, и той Россией, в которую он на деле вернулся. Не секрет, что на волне «Русской весны», большинство крымчан думали, что вернутся в Советский Союз, прямой наследницей которого для них была Российская Федерация. В тот момент не хотелось думать, что Россия пережила практически те же процессы – хищническую приватизацию, всевластие олигархов, системную коррупцию госаппарата, деиндустриализацию, разрушение социальной сферы, — что и Украина. Казалось, что все эти проблемы останутся по ту сторону границы.
Но проблемы, увы, были общими. И состояние российского государства разительно отличалось от того, что ожидали жители полуострова. Через полтора года после триумфального возвращения в РФ, выясняется, что даже самые насущные и предсказуемые проблемы вроде возможности материковой блокады со стороны Украины никак не проработаны властью. Например, тот же кабель, который протянули за две недели и который смог обеспечить бесперебойным питанием по крайней мере Симферополь и Севастополь. Возникает вопрос: а почему же его не протянули за эти полтора года, если риск отключения был столь велик и, главное, очевиден?
Блокада показала другой порок экономической системы: поскольку все поставки на полуостров осуществляются частными торговыми сетями, они не нашли ничего лучшего, как нажиться на бедах Крыма: сначала взлетели цены на овощи и фрукты, когда был перекрыт путь фурам из Херсонской области Украины, а затем, после начала энергоблокады, на свечи и портативные генераторы.
Та воображаемая Россия, в которую хотели вернуться крымчане, решила бы этот вопрос командно-административными методами, но реальная Россия не смогла предложить ничего, кроме людоедского рыночного решения: свет только для тех, кто может платить.
Казалось бы, что может быть проще, чем собрать свечи со складов Южного Федерального округа и наладить их продажу по твердой государственной цене? Однако система мышления российского чиновничества, воспитанного десятилетиями тотального господства либеральной парадигмы, просто не оставляет места для таких решений. Логика экономической войны, в которую вползает мир, требует решений в духе мобилизационной экономики, которая исходит из того, что нужно стране и населению, а не из возможной нормы прибыли на капитал. И тут бросается в глаза очевидный разрыв между тем образом преемника всего лучшего, что было в СССР, который пытается создать себе нынешняя российская власть, и реальностью неолиберальной экономики, в которой Россия живет и которую эта власть последовательно защищает. Внимательно следя за федеральными телеканалами, крымчане ожидали от российской власти именно мобилизационной логики (что естественным образом вытекает из пропаганды той же власти), и в расчете на это народ сделал свой выбор, но оказалось, что за патриотическим фасадом скрыто старое либеральное здание, выстроенное по рецептам Егора Гайдара и Анатолия Чубайса.
В условиях энергетического кризиса власть показала, что просто не справляется. Не было даже толком организовано элементарного информирования населения при помощи каких-нибудь ежедневных боевых листков. А ведь люди, оставшиеся без света, остались и без информации – интернета, телевизора. Такая ситуация, продлись она дольше, неизбежно привела бы к распространению слухов и, возможно, панике.
Вопрос, как бы действовала власть в реальной военной ситуации, даже не хочется себе задавать.
Получается, что любая частная проблема, будь то блокада Крыма со стороны Украины или ситуация с дальнобойщиками, показывает системные недостатки. И хуже всего то, что на фоне оглушающей патриотической пропаганды, любой, кто будет указывать на эти недостатки, рискует оказаться в числе «врагов», хотя им могут двигать самые что ни на есть патриотические мотивы. Это еще одно печальное следствие противоречия между государственно-патриотической пропагандой и продолжением либерального курса в интересах крупного капитала, связанного с Западом.
Гигантский авторитет, который получила в Крыму как центральная российская власть, так и местные лидеры – Аксенов и Константинов – бездумно растрачиваются.
Крым, вместо того чтобы стать точкой системной перезагрузки ситуации во всей России, принялся интенсивно импортировать худшие элементы российской модели.
Все это не может не привести и уже приводит к разочарованию крымчан. Однако, вопреки розовым мечтам отечественных либералов и украинских националистов, это будет разочарованием не в историческом выборе в пользу возврата в Россию. Это будет разочарованием в той внутренней ситуации, которая создалась в результате 25 лет либеральных реформ.
Кто сможет воспользоваться этой ситуацией? Конечно, не либеральная оппозиция и не мифические «проукраинские силы». Возможно, именно Крым станет точкой сборки нового левопатриотического блока, который начал вырисовываться в российской политике под воздействием событий на Украине. Новый расклад поломал прежние политические деления, развел прежних союзников, объединил бывших оппонентов. Общей базой такого левопатриотического фронта может стать пока что умеренная программа социальных реформ, ориентированных на преодоление либерального порядка – что-то типа «плана Глазьева». Такая платформа сможет стать первым толчком реальной России в сторону той России, о которой мечтали крымчане.
