Как всякий мыслящий человек своего поколения, я с детства ненавидел авторскую песню. Эта ненависть не была, впрочем, чем-то всепоглощающим, страстным – как, возможно, у тех, кто вынужден был сталкиваться с культурой советских бардов каждый день. Скорее речь идет о презрении, перераставшем в холодное безразличие. Тексты песен, интонации исполнителей, весь сопровождавший их эстетический ряд создавали настолько явное и мгновенно обволакивающее ощущение дискомфорта, что я стремился как можно быстрее покинуть территорию распространения этих песен, как только где-либо становился их нечаянным слушателем. Это чувство было настолько естественным, что я даже не пытался серьезно задаться вопросом – что мне именно в них не нравится?