Пока ополченцы отбивают атаки украинской армии под Донецком, в России растет недовольство собственным правительством, не оказывающим должной помощи восставшей Новороссии. Не только левые, но и многие консервативные патриоты, ещё вчера восхвалявшие Путина, сегодня возмущаются малодушием власти, двусмысленностью официальной политики и неготовностью правящих кругов принять вызов Запада. Редеющая когорта публицистов-охранителей продолжает повторять, что власть российская мудра и дальновидна, а то, что человеку неосведомленному представляется колебаниями, непоследовательностью и нерешительностью, на самом деле есть изощренная и продуманная тактика.
При этом сами деятели и активисты Новороссии готовы проявлять к российской власти гораздо больше снисхождения или, во всяком случае, признают, что “в сложившихся обстоятельствах” принимаемые в Москве решения являются наиболее разумными.
И в самом деле, если принять во внимание весь комплекс реальных обстоятельств — отсутствие у России какой-либо внятной внешнеполитической стратегии, очевидный раскол в верхах, нежелание большей части правящего класса идти на конфликт с Западом, нарастающую техническую отсталость и зависимость страны, отсутствие у отечественного бизнеса даже минимальной заинтересованности вкладывать деньги в собственную страну, тотальную коррупцию госаппарата вплоть до самых верхних эшелонов и столь же тотальную некомпетентность управленцев всех уровней, как в государственном, так и в частном секторе, то трудно будет отрицать, что наша страна к новому витку конфронтации не готова. Другой вопрос, что он всё равно неизбежен, нравится это отечественной олигархии или нет. Агрессивной стороной является именно Запад, причем тоже не от хорошей жизни — внешняя экспансия для Евросоюза это последний шанс избежать внутреннего социально-политического кризиса, масштабы которого будет беспрецедентными, по крайней мере для послевоенного времени.
Неготовность России к конфронтации не являлась секретом ни для брюссельских правителей “старой Европы”, ни для новых властей Киева. Именно поэтому они с первых же дней конфликта избрали крайне агрессивный тон. Развернутая в официальной украинской прессе истерия по поводу “неминуемого” ввода российских войск была подтекстована именно твердой уверенностью, что на самом деле никакого вторжения не будет и быть не может.
К несчастью для себя, все эти люди не учли, что кроме капитуляции перед Западом и вторжения на Украину был ещё “третий сценарий”, авторами и практическими исполнителями которого явились не кремлевские политики, а тысячи простых граждан украинского Юго-Востока, не сильно сведущие в тонкостях высокой политики.
Они поднялись в значительной мере потому, что поверили патриотической риторике Кремля. Не утруждая себя размышлениями о том, насколько эта риторика является искренней и содержательной. Но восстав и отстояв свои мятежные республики в мае-июне нынешнего года, они создали новую ситуацию, которая дала российским властям шанс выйти из кризиса с наименьшими моральными и политическими потерями. Теперь можно применить в Новороссии классические методы поддержки зарубежного восстания, хорошо известные по опыту Вьетнама, Афганистана, Западной Сахары и многих других стран. Не вмешиваясь в конфликт непосредственно, поддерживать восставших оружием, боеприпасами, а иногда и специалистами.
Гарантией продолжающейся, хоть и непоследовательной и материально явно недостаточной поддержки Новороссии со стороны России является нарастающее давление на власть со стороны всё более агрессивно настроенного и всё более активного общества. Это тоже оказалось неприятным сюрпризом как для Запада, так и для либеральной интеллигенции по обе стороны границы. Ещё более неприятным сюрпризом это стало для самой российской власти, не ожидавшей, что её патриотическая пропаганда вызовет эффект явно выходящий за рамки заранее запланированного пассивного одобрения.
Парадоксальным образом здесь сказываются и последствия массовых протестов 2011—12 годов пресловутой Болотной площади. Эти выступления идеологически имели мало общего с нынешним движением солидарности с Новороссией (хотя в них были и левый, и националистический компоненты), но они разбудили и политизировали общественное сознание, заставив власть почувствовать, что вожделенная стабильность оказалась поставлена под вопрос. В 2012 году Кремль спасла лояльность “Уралвагонзавода”, но сегодня правящие круги прекрасно понимают, что эта лояльность далеко не гарантирована — предав Новороссию, они превратят в своих смертельных врагов тех самых людей, с помощью которых удалось отбиться от “болотного протеста”. Собственно, это происходит уже сейчас, но сохраняя хотя бы видимость солидарности с повстанцами на Юго-Востоке Украины, наши правящие круги продлевают продолжительность своей политической жизни.
Забавно, что либералы, доминировавшие на Болотной площади, вопреки собственным планам и представлениями создали условия, при которых политически невозможным, самоубийственным для власти стал бы “слив Новороссии”. Но такова ирония истории.
Неприятные открытия переживает и власть, и те, кто ещё вчера считали себя “радикальной оппозицией”. Точно так же как киевские активисты на Майдане, скандировавшие “Юго-Восток, вставай!” — сейчас предпочли бы забыть эти свои призывы, так и московские либералы, призывавшие к пробуждению общественности, сегодня предпочли бы, чтобы она снова заснула. Они-то думали, будто общественное мнение это их мнение, транслируемое “Эхом” и “Новой”, а оказалось, что это — мнение общества.
Если раньше искусство политики в России состояло в поддержании равновесия между различными группировками олигархии, то сегодня Путину, или, вернее, той группе управленцев, что скрывается под этим коллективным псевдонимом, приходится заботиться о том, чтобы удерживать неустойчивый баланс между стратегически несовместимыми интересами олигархии и общества. В долгосрочной перспективе задача безнадежная, но на тактическом уровне худо-бедно решаемая — другое дело, что любой достигнутый таким образом компромисс тут же разрушается самим ходом событий и требует немедленной и болезненной корректировки.
Правящие круги Евросоюза и США явно не оценили масштаб и глубину происходящих в России перемен, тем более, что, как и всегда у нас, процессы эти пока происходят подспудно, прежде чем с треском и грохотом катастрофически вырваться на поверхность. Видя странное и непривычное для них поведение российской власти, которая вместо того, чтобы, ворча и жалуясь, приспосабливаться к диктуемым Западом условиям, начинает сопротивляться и делает это неожиданно эффективно, в Вашингтоне и Брюсселе решили добиваться своего, усиливая давление на наши правящие круги. Ясно, что с экономической точки зрения принятые Евросоюзом санкции неэффективны — любые меры, которые реально могли бы нанести ущерб России бумерангом ударили бы по европейцам, да ещё с такой силой, что скорее всего обрушили бы и без того шаткие надежды на послекризисное восстановление. Но санкции, принимаемые против России, отнюдь не являются пустым сотрясанием воздуха. Все прекрасно знают, где находятся капиталы отечественной буржуазии (включая не только лидеров бизнеса, но и верхушку бюрократии), где приобретают они собственность, куда отправляют своих детей. Отрезая им доступ к банковским счетам, недвижимости за рубежом, лишая возможности въехать в западные страны, авторы санкций пытаются “дожать и сломать” своих российских партнеров, проявивших неожиданную строптивость.
Увы, строптивость эта оказывается непреодолимой именно потому, что является вынужденной.
Охранительные публицисты отреагировали на произошедшие события восторженными призывами к “национальному перерождению” и “патриотическому перевоспитанию” правящего класса. Подобные наивные ожидания вполне закономерны для людей, верящих, будто начальство своим всемогуществом может обратить вспять естественные процессы и упорно запрещающих себе видеть объективную экономическую основу политических конфликтов. Но, увы, как бы ни была крепка их вера, она будет позорно посрамлена. Не потому, что отечественная бюрократия и олигархия не захотят быть патриотами, а потому, что из этого хотения всё равно ничего не получится. И дело тут отнюдь не в злом умысле и коварстве отдельных личностей, маскирующих под маской патриотизма свой “безродный космополитизм”. Нет, ни в коем случае! Когда наши олигархи и чиновники рассказывают нам, как самозабвенно они любят родину, нет ни малейших причин сомневаться в искренности их слов. Просто зная объективную структуру их интересов, мы можем быть вполне уверенными, что за этими словами дел не последует.
И тем не менее, к несчастью для политиков высшего уровня, отделаться только словами уже не удастся. Российская власть попала в ситуацию, когда она не просто вынуждена принимать решения и действовать, но и становится заложником ранее принятых решений, причем не только и не столько своих собственных, сколько принятых партнерами-соперниками на Западе, которые не нашли ничего лучшего, кроме как назначить именно Путина ответственным за собственные провалы. И чем дольше продолжается борьба на Украине, тем труднее участникам событий выйти из заданной траектории.
По всей видимости, заговор, направленный на сдачу Донецка, подавленный в Новороссии в начале июля, был последней попыткой кремлевских политтехнологов вырваться из образовавшейся колеи и начать новую игру, нащупывая потенциальные компромиссы с Западом. Однако план был сорван лидерами донецкого ополчения, что вызвало панику и раскол прежде всего в рядах российских идеологов-охранителей, которые теперь рьяно клеймят друг друга, обвиняя в предательстве и продажности. Действительно, одно дело произносить пустые речи о благе России, а совсем другое — брать на себя ответственность за её будущее, жертвуя сложившимися связями, отношениями, постами и даже источниками финансирования.
После таких событий президент Путин оказался в вынужденном одиночестве, ибо никто из правящей элиты не готов всерьез разделить с ним ответственность за решения, которые по сути и не принимались даже, а оказались логическим результатом стихийного хода вещей. Собственный круг общения, привычки, взгляды, интересы и даже жизненные планы президента находятся в противоречии с его нынешней ролью, но независимо от собственного желания или нежелания, правитель России обречен держать удар в противостоянии с испуганно-агрессивным Западом.
Очень часто бывает, что люди, оказавшиеся в новых обстоятельствах, берут на себя новую роль и неожиданно находят себя в ней. Но такое по большей части случается с людьми молодыми и не облеченными властью, которым внезапно выпадает прежде незнакомая ответственность. Вчерашние гражданские оказываются хорошими полководцами, а рабочие и мелкие служащие во время революции открывают в себе таланты публичных политиков и государственных деятелей. Необходимые дарования, на самом деле, были у них и раньше, только оставались невостребованными, будучи блокированы социальными обстоятельствами.
Совершенно иное дело, когда новую роль обстоятельства заставляют играть представителей старой элиты, уже долгие годы находящихся при власти. Да, эти люди тоже могут взяться за новое дело с максимальным старанием. Но всё равно получаться будет плохо. Ибо их собственный опыт, их связи, навыки и привычные приемы в сложившихся обстоятельствах становятся не полезным багажом, а тянущим на дно грузом.
При таких обстоятельствах следует признать, что пока российская власть справляется со вставшими перед ней задачами ещё относительно неплохо. Но лишь на тактическом уровне, поскольку никакой стратегии просто нет…
Для выработки стратегии нужна не только цель, идеология и программа, нужен новый политический субъект, нужны новые социальные силы и интересы, на которые можно было бы опереться. Такой субъект стремительно формируется по ходу борьбы в российском и в украинском обществе, но не сверху, а снизу. И его интересы очевидно противоречат интересам олигархических верхов.
Другой вопрос, что само собой общественное преобразование не случится. Без политического оформления никакие социальные процессы преобразовать систему не смогут. А правящие верхи, даже самые “патриотичные” в появлении новых политических сил совершенно не заинтересованы.
Но это — в России. А на Украине углубляющийся экономический кризис ставит вопрос о социальном протесте в повестку дня уже самого ближайшего времени. Однако и здесь нет оснований надеяться, будто события произойдут автоматически. Вернее, произойти-то они произойдут, но в какой форме и с каким результатом — вопрос совершенно иной.
Социальная энергия протеста не выплескивается наружу сама по себе, для этого нужен политический повод, позволяющий оформить недовольство в конкретные требования и лозунги. Тот, кто контролирует повод, контролирует и перспективу движения. Разумеется, у этого контроля есть пределы, что очень хорошо показали на Украине события, последовавшие за победой февральского Майдана. Но именно поэтому как на Украине, так и в России возникает потребность в формировании новой политической повестки дня.
Разворачивается борьба за гегемонию, от исхода которой будет зависеть не только судьба Новороссии, но и будущее всей Восточной Европы. Требованиям этой повестки дня очень хорошо отвечает лозунг “социальной республики”, провозглашенный в июле “Ялтинским манифестом” активистов из Новороссии.
Однако этот лозунг не менее актуален и для России. Причем речь здесь идет не только о построении социального государства на месте неолиберального режима, подчиненного олигархическим кланам, но и о торжестве собственно республиканских, гражданских ценностей, об ответственности, которую должен взять на себя каждый член общества.
Реализация этого лозунга неотделима от радикальных перемен в экономическом укладе. Эти перемены назрели и без них нет ни малейшего шанса выдержать масштабный международный конфликт с доведенными до отчаяния, а потому всё более агрессивными элитами Западной Европы и Америки. А это значит, что успех сопротивления в Новороссии и на Украине, в конечном счете, зависит от способности российского общества радикально и жестко изменить самого себя.
Авгиевы конюшни олигархического капитализма надо не просто очистить, а зачистить.