Хроника запланированной кражи
О том, что выборы будут украдены, все знали заранее. Вопрос состоял лишь в масштабах, последствиях этого воровства и в том, будет ли кто-либо из пострадавших сопротивляться.
Ожидаемая фальсификация состоялась, причем в случае Москвы оказалась ещё и предельно наглой, а также удивительно бездарной. Вместо того, чтобы вбросить результаты электронного голосования сразу, объявив победу «Единой России» уже вечером 19-го сентября, власти ждали почти два дня, когда успех оппозиционных кандидатов в половине столичных округов стал не только очевиден, но и был публично объявлен в средствах массовой информации. К тому же обнаружилась неправдоподобная и абсурдная разница между данными обычного и электронного голосования. Иными словами, электронное голосование не просто было сфальсифицировано, но было сфальсифицировано публично и открыто. Мало того, что отменили уже состоявшиеся победы оппозиции, но и по партийным спискам на треть понизили результат КПРФ.
Может показаться, что в современной России разучились даже грамотно фальсифицировать выборы. Однако не исключено, что всё сделано было осознанно, дабы публично унизить оппозиционеров и вообще москвичей, продемонстрировав: власть не собирается даже делать вид, будто считается с обществом и реальным положением дел. В свою очередь всплеск массового возмущения 20 сентября был вызван даже не фальсификацией как таковой (её ждали и к ней готовились), а именно нагло-идиотской формой, в которой она была проведена.
Оппозиционные кандидаты, у которых украли победу (и ряд их конкурентов, честно проигравших в выборной гонке), создали коалицию, призвавшую людей выходить на улицы. И вечером 20 сентября Валерий Рашкин, Михаил Лобанов и ещё несколько оппозиционных политиков призвали отменить итоги электронного голосования.
Надо отметить, что в случае с дистанционным электронным голосованием(ДЭГ) проблема не только в фальсификации его результатов. Оно являлось бы противозаконным даже в том случае, если бы считали по-честному. Дело в том, что внедренная в Москве система противоречит законодательному принципу равного и тайного голосования. Избиратели, голосующие бюллетенями и электронно, находятся в неравных условиях.
Начнем, конечно, с самого скандального: пресловутые «переголосования», о которых уже успел рассказать пропагандирующий данную «инновацию» руководитель «Эха Москвы» Алексей Венедиктов. С его точки зрения, это является чуть ли не достижением нынешних выборов. очень хорошо, что гражданин, которого принуждали голосовать на работе в присутствии и под присмотром начальника, теперь может прийти домой и переголосовать. Не говоря уже о том, что тем самым Венедиктов не только признал факт принуждения, но ещё и подтвердил, что данный факт заранее был известен организаторам выборов и предусмотрен их процедурой, возникает принципиальный вопрос: коль скоро граждане, голосующие электронно, имеют право на переголосование, то исходя из принципа РАВЕНСТВА такое же право должно быть предоставлено и тем, кто пользуется бумажными бюллетенями. Этого права, конечно, у них нет.
Право на переголосования, которым так гордится Венедиктов, кстати, может быть использовано в обе стороны. И если уж он сам признал факт принуждения, то почему начальник не может заставить своего сотрудника уже проголосовавшего из дома, повторно выйти в сеть и «исправиться». К тому же сама возможность переголосования доказывает отсутсвие анонимности. Ведь бумажные бюллетени, опущенные в урну, становятся одинаковыми и нет никакой возможности определить, кто какой бюллетень опустил. Напротив, если вы можете отменить и исправить свой выбор, значит след от вашего голосования остается в системе и можно точно сказать, кто как голосовал. Иными словами, отменяется не только принцип равенства избирателей, но и принцип тайного голосования. При этом, однако, голосование не становится открытым. Поскольку при открытом голосовании все сразу видят не только кто и как голосует, но и то, какой получается результат. При электронном голосовании начальство может проследить, что вы думаете на самом деле, но у публики нет возможности самостоятельно узнать и проконтролировать итог.
Важно отметить, что в отличие от обычного голосования, ДЭГ не предусматривает ни института наблюдателей, ни публичного подсчета и составления протоколов в присутствии комиссии.
И наконец, самое главное: а кто голосует? Опуская бюллетень в урну, вы обязаны предъявить не только паспорт, но и себя самого. Голосовать по паспорту, при отсутствии конкретного избирателя, обладающего физическим телом, невозможно. А вот с электронным голосованием такой проблемы нет. Голосуют некие виртуальные единицы, за которыми может быть и не стоит никакого физического лица. Утечка личных данных — лишь один вариант. В конце концов современные технологии позволяют без особых проблем сконструировать и виртуального избирателя, не более (но и не менее) реального, чем нарисованные на экране человечки из игры SIMS. Журналисты давно уже пишут о существовании в электронном документообороте целых «домов-призраков», возникших из-за бюрократических ошибок, манипуляции и путаницы с данными. Можно вспомнить и знаменитый «берег затонувших кораблей» во время выборов 2018 года в Приморье, когда суда, много лет назад ушедшие на дно или пущенные на металлолом, исправно отбивали телеграммы с отчетами о голосовании своего экипажа. Несложно догадаться, что экипаж и пассажиры «Летучего голландца» неизменно поддерживали партию власти. Начальство точно знает, что нет никого лояльнее покойников.
В условиях электронного голосования шансы всевозможных призраков повлиять на исход выборов становятся просто безграничными. Именно поэтому данная система столь мила сердцу начальства. Но, увы, она является антиконституционной и противоречит фундаментальным принципам, закрепленным в избирательном законодательстве.
Не удивительно, что призыв к отмене результатов ДЭГ вызвал массовую поддержку, а фальсификация, которую провернули в столице, где раньше пытались сохранять благопристойность, не оставляла никаких шансов регионам. Столичная организация КПРФ, а за ней целый ряд других региональных организаций (Иркутская, Саратовская, Бурятская и т. д.) одна за другой принимали резолюции о непризнании выборов и требовали отменить результаты ДЭГ. Под давлением снизу даже лидер партии Геннадий Зюганов вынужден был произнести несколько грозных слов и назначить на 25 сентября всероссийскую акцию протеста.
В свою очередь власти на первых порах отнеслись к данной угрозе с чрезвычайной серьезностью. Они взяли в осаду помещение московского комитета КПРФ, задержали депутата Мосгордумы Елену Янчук, заперли в здании городской Думы депутата Екатерину Енгалычеву. Полиция ходила по домам, пытаясь запугивать потенциальных участников объявленного на 25-е народного схода и тех, кто выразил им симпатию.
Конфликт, развернувшийся в Москве вокруг ДЭГ обострил для Кремля проблему КПРФ. Раньше всё было относительно хорошо. Партия оставалась в своей социально-культурной и политической нише, не создавая особых проблем. Но углубление политического, социального и морального кризиса изменило приоритеты власти, которая отказалась в 2020 году от практики «управляемой демократии», оформленной ещё при Владиславе Суркове, заменив её стратегией тотального контроля. С ЛДПР сделать это было нетрудно, а «Справедливая Россия» была принудительно реформирована. С КПРФ так не получилось, поскольку данная партия не просто больше, но и представляет собой более сложный механизм, где есть локальные центры силы, автономные группы интересов, есть масса избирателей и рядовых членов, мнение которых невозможно полностью игнорировать. Раньше, когда через высшее руководство президентская администрация влияла на процессы внутри КПРФ, всё более или менее работало. Но теперь потребовался механический и тотальный контроль. А это не получается сделать так же, как и в случае с более маленькими и более централизованными структурам.
Чем более успешными были усилия Кремля по установлению контроля над политическим полем, тем значительнее становилась роль КПРФ как последнего прибежища тех, кто пытается заниматься легальной оппозиционной политикой. Сюда устремились участники митингов в поддержку Навального, левые радикалы и осторожные либералы. Те, кто не могли и не хотели вступать в организацию, где всё ещё висят портреты Сталина, делались её союзниками, попутчиками или хотя бы избирателями, усиливая оппозиционность партии, которая должна удерживать свой новый электорат и опираться на новые кадры. Резко выросло и число избирателей партии. Правда, вопреки бахвальству Владимира Кашина и других членов зюгановской команды, это был своего рода «рост взаймы», вызванный не ростом авторитета партии или одобрением её идей (точно также, как не был успех КПРФ вызван исключительно поддержкой команды Алексея Навального и их любимым «умным голосованием»). Безо всякого УГ избиратель, желавший выразить протест против власти, по большей части не имел иных вариантов, кроме поддержки коммунистов.
В свою очередь власть воспринимала происходящее как попытку лидеров КПРФ выйти из-под контроля в то самое время, когда именно ужесточение контроля стало главным приоритетом Кремля. Тут сработали ещё и усугубляющиеся с течением времени психологические пороки Сергея Кириенко и Владимира Путина, являющихся типичными control freaks — это уже классический диагноз, паранойя тотального контроля.
В результате выборы 2021 превратились в лобовое столкновение власти и КПРФ, хотя ни та ни другая сторона этого не планировала. Проблему КПРФ администрации так или иначе придется решать и не исключено, что прибегнут к жестким методам.
Сложившаяся ситуация в первую очередь ударила по Геннадию Зюганову. Лидер КПРФ, привыкший годами сидеть на двух стульях, оказался в ситуации выбора: поссориться с Кремлем — потерять статус, влияние, всё, чем Геннадий Андреевич так дорожит. Не поссориться — потерять половину партии. А главное, при любом исходе событий, оставалось будет ли Кремль по-прежнему нуждаться в Зюганове?
Как и следовало ожидать, Зюганов предпочел лояльность Кремлю. Однако сделал это в обычном своем стиле, произнеся несколько резких слов в адрес власть имущих, но дальше слов не пошел. Акции протеста, организованные КПРФ, оказались предсказуемо слабыми. На митинг в Москве лидер партии не явился, сославшись на уважительную причину — онлайн общение с президентом, против политики которого партия должна была в это время протестовать. А на встрече с Путиным он ни словом не обмолвился о непризнании выборов. Что-то невнятное о вреде электронного голосования Зюганов всё же пробормотал, но не в связи с фальсификациями в столице, а исключительно в контексте каких-то будущих выборов (хотя сами же руководители КПРФ ещё в начале сентября объявляли голосование 2021 года последним шансом что-то в стране изменить мирно и с помощью бюллетеней). Также невпопад прозвучали слова Зюганова о необходимости освободить сидящего много месяцев без суда Андрея Левченко. Путин предсказуемо возразил, что этот вопрос его не касается, у нас как бы разделение властей. И хотя никто всерьез такие отговорки не примет, Зюганов возражать не стал. И логично. Иного ответа от Путина можно было бы ждать лишь в том случае, если бы партия смогла и захотела пригрозить власти чем-то серьезным. Например, многодневными массовыми протестами или бойкотом Госдумы.
Единственное, что Зюганов был готов обсуждать всерьез, это количество и значимость комитетов, которые его коллеги получат в новом составе парламента. Причем на фоне происходящих событий выглядело это как верноподданническая просьба о компенсации за украденные мандаты. Комитеты, конечно, дадут, но и тут вряд ли власть поделится особенно жирными кусками, ведь лидеры КПРФ только что показали, что говорить с администрацией языком силы они не хотят и не могут, а другого языка наши начальники не понимают.
Для низового актива КПРФ подобный исход протестной кампании и в самом деле оказывался крушением последнего шанса, хотя речь шла отнюдь не о том, чтобы мирным голосованием сменить систему. На местном уровне выборы раз за разом проходят благодаря отчаянным усилиям небольшого числа молодых активистов, работающих на износ, однако отказываясь всерьез защищать полученный результат, партийная верхушка предает и деморализует их. Объявив всероссийский протест руководство партии вызвало у активистов если не энтузиазм, то хотя бы надежду, что речь идет о борьбе всерьез. Эту надежду отняли у них уже к вечеру следующего дня.
И всё же главная проблема КПРФ состояла не в совершенно предсказуемой позиции Зюганова, а в том, что куда более решительные и добросовестные партийные лидеры на местах вывести значительное количество людей на улицы не смогли. Пассивная поддержка партии на выборах проявляется в высоком проценте получаемых ей голосов, но, как уже было сказано, это в значительной мере одолженные избиратели. А вот мобилизовать своих сторонников на улице партии критически не удается, если не считать локального успеха Николая Бондаренко в Саратове. Даже в Москве, где людей было сравнительно много, бросалось в глаза, что на Пушкинской площади собралось всё же меньше протестующих, чем бывало в прошлые годы, а по меньшей мере половина из них явно не являлась сторонниками КПРФ. Официальную речь Владимира Кашина, с которой начался митинг, выслушали с почти нескрываемым раздражением. И в самом деле, вместо того, чтобы выразить протест против фальсификации, оратор рассуждал о том, какая большая одержана партией победа и как народ поддержал её программу.
Конечно, Нина Останина, Сергей Обухов и Валерий Рашкин выступали куда радикальнее и гораздо лучше понимали настроение толпы. Но вот вопрос: где в это время были тысячи членов партии и многочисленные сотрудники аппарата КПРФ, проживающие в столице? Если бы партийное руководство просто мобилизовало всех, кто так или иначе входит в эту систему, на площади было бы не 1200 человек, а как минимум в пять раз больше. Зная настрой Валерия Рашкина, можно констатировать, что причина тут уже не в нежелании поднять людей, а в том, что у партии вообще нет мобилизационного механизма, нет мотивированных и деятельных сторонников на местах. Всё, к чему прикасается аппарат КПРФ, как в сказке, превращается в сонное царство, оживить и пробудить обитателей которого неспособны даже яркие речи Валерия Федоровича.
Можно ли из всего этого сделать вывод, что Кремль в очередной раз победил оппозицию? Да, несомненно, власть добилась своего, но не без некоторых издержек, подлинное значение которых выяснится лишь много позднее. С одной стороны, массовое голосование против ЕР, наблюдавшееся по всей стране, свидетельствует о том, что в обществе накопился изрядный запас протестной энергии, которая всё равно вырывается наружу. С другой стороны, избирательная кампания и акции протеста подняли на местах новых лидеров, таких как Михаил Лобанов. Более решительных, более политически компетентных и зачастую более левых по своим взглядам. Произошедший весной разгром либеральной оппозиции создает предпосылки для появления новой оппозиции — народной.
Кремль попал в ту же ловушку, что и многие авторитарные режимы в прежние времена. Считая, будто можно вместо решения реальных общественных проблем ограничиться подавлением недовольства, режим в первую очередь стремится обезглавить оппозицию и разгромить её структуры. Но поскольку недовольство имеет объективные причины, не устраняемые никакими репрессиями, меры против первого эшелона оппозиционных лидеров лишь расчищают путь для появления новой группы лидеров и активистов, как правило — более радикальных.
