Московский кризис
Как бы мы со своих политических позиций ни относились к тому, что произошло на московских улицах 27 июля, объективная картина говорит нам о том, что всё становится слишком серьёзно. И этот странный летний политический кризис — очень плохой признак для российской власти. Ситуацтя с выборами в Мосгордуму оказалась гораздо серьезнее, чем предполагалось ранее, и не только потому, что некоторые оппозиционеры наделали шуму своими активными действиями.
Неинтересно обсуждать персоналии: всех этих яшиных, гудковых, соболей и прочих. С одной стороны, они и так давно уже медийные персоны и весьма мейнстримные политики, с другой, сейчас важны не столько личные качества вожаков уличных выступлений, сколько сама ситуация, её развитие.
Помните, в лубочные лужковские времена был такой персонаж — Платонов? Бессменный председатель Мосгордумы. Исключительно сервильный, с бегающими глазками, сто раз пойманный на вранье. При нём МГД всегда принимала то, что нужно было Дорогой Елене Николаевне (зачёркнуто) нашей дорогой столице. Впрочем, водилось и несколько оппозиционеров.
Надо сказать, и сам прошлый хозяин Москвы был если не оппозиционером, то вообще-то Личностью и одним из центров силы. В конце концов, главный претендент на президентский пост после Ельцина, если бы не спецоперация по внедрению Путина, ну вы все сами помните.
Тем не менее, Москва, даже при наличии серьёзных самостоятельных игроков и какой-никакой публичной политики, никогда не считалась проблемным для власти городом. Да — своеобразная, но ведь это столица, и в ней по всем законам больше число тех людей, которые имеют собственные ресурсы и собственное мнение. Тут сосредоточены основные силы т.н. “либеральной оппозиции”, вечно бузящей и вопящей. Тут были митинги в 2011-2012. И всё же история никогда не выходила далеко за рамки обычного буржуазного властно-выборного процесса. Даже для обыденных в Германии или Испании многосоттысячных манифестаций Москве было далековато, не говоря уже о пресловутом “Париже”, которого никто по-настоящему не хотел. Наверное, самый яркий и, так сказать, “опасный” персонаж тех ламповых лужковских времён — политик-акционист Эдуард Лимонов, бойцы которого норовили захватить здание или обосноваться на одной из площадей по 31-м числам.
И вот теперь мы дожили до каких-то совсем странных времён. Крымский консенсус, удачно совпавший с затяжным экономическим кризисом. С одной стороны, сужающаяся база, с которой кормятся олигархические группировки. С другой, внешнее санкционное давление и подстроенная под него пропаганда жизни в осаждённой крепости. Всё это привело к тому, что мы видим сейчас, а именно:
– просто иметь иную точку зрения по политическим вопросам считается чуть ли не госизменой.
Согласитесь, это откровенный нонсенс для того типа государства, который у нас существует как минимум в законах и ещё пока функционирующих государственных институтах.
Современные развитые буржуазные государства не могут обходиться без механизмов публичного обсуждения и легитимации главенствующей точки зрения, а также легализвции представителей, которые её отстаивают. Когда-то в странах, раньше вставших на путь капиталистического развития, власть буржуа была по происхождению оппозиционной по отношению к старым элитам и до известной степени демократичной. Потом времена изменились, но тем не менее механизмы остались.
Само действо буржуазных выборов, особенно выборов парламентов, партий призвано упрочнять власть настоящих хозяев — крупных капиталистов. Люди влияют на политическую жизнь, решают свои насущные (но не сущностные) вопросы, одерживают победы. Короче говоря, занимаются постоянным пересотворением и поддержанием своей политической системы. Она — их более или менее реальный инструмент для внедрения хоть каких-то положительных изменений. Она — клей общества. Активные люди вовлекаются в легальный и безопасный с точки зрения настоящей классовой власти процесс. Так обеспечивается длительная устойчивость буржуазных государств и, если повезёт, согласование интересов разных слоёв, хотя бы до известного предела, поставленного настоящими властителями — представителями крупнейшей буржуазии.
Конечно, в последнее время мы может наблюдать эрозию политических институтов в старых буржуазных странах. Политика превращается в шоу, решения становятся всё менее взвешенными, являясь часто результатом сиюминутных спекулятивных разборок в верхах. И всё же, общества развитых капиталистических стран остаются в большой степени связаны, скреплены своей политической традицией. Даже современные радикальные европейские течения, вроде “Альтернативы для Германии”, прежде всего стараются захватить парламентскую власть. То же можно сказать и про США: современные политические течения, вроде т.н. “американских левых”, успешно захватывают одну из двух главных партий страны — Демократическую, предпочитая путь легальной борьбы всем остальным.
У нас же, в первую очередь, в силу другого генезиса экономической и политической власти, всё очень быстро выродилось в некую пародию на якобы просвещённую монархию. Нет, конечно, в верхах никто не верит ни в какого бога и ни в какую историческую предопределённость. Но просто централизованное управление слишком хорошо для завоевания экономических высот. Чертовски выгодно иметь такой ресурс, которого нет ни у одного из конкурентов. И вот ты — Газпром, вот ты — Роснефть. Да хоть Сбербанк и Яндекс — но ты монополист или почти монополист на своём поле. Ты слишком много можешь дать представителям власти, что бы они забыли наконец про этот неведомый “дух Конституции”. Ты эффективнее, с тобой проще. Экономическая сила и централизованная власть — что может быть прочнее этого монолита? Не было времени на становление гражданских институтов, низовую самоорганизацию, настоящее партийное строительство, произрастание демократии снизу? — Да и не нужно, если гораздо эффективнее решать вопросы внутри Садового кольца на личных встречах Уважаемых Людей, либо телефонными звонками в регионы. Современный политический бог — Эффективность, а про “институты” пусть исполняют привычные песни московские либералы, которые, впрочем, сами сытно кормятся со стола корпораций, в частности, Газпрома.
Так, видимо, думают наши властители, и в этой иллюзии становятся всё более безумными. Логика “эффективного управления” довела до того, что на все естественные проявления экономической и политической активности людей даётся один ответ — “не пущать”. Постоянно закручиваются гайки в области законодательства, ужесточается политическая практика. Сначала было практически полностью выжжено легальное политическое поле, вместо которого был явлен симулякр в виде вечно заседающего “политбюро” в телевизоре у Соловьёва, где все важные вопросы “решают” кем-то назначенные “эксперты” на зарплате. Потом принялись бороться с совсем уж невинными по мировым меркам проявлениями самостоятельности.
В самом деле, кому реально угрожает оппозиция в виде того же Яшина или Митрохина, заседающих в мало на что влияющей Мосгордуме? Или кому так сильно угрожал избранный народом губернатор Приморья, просто не от той партии, от которой надо (но тоже глубоко системный человек)? Хакассия, Владимир — туда же. Вдруг все увидели, что от прежней позиции “мы тут власть и деньги наши, но вы можете что-то изображать, не выходя за легальное поле” ничего не осталось. Разнарядка теперь другая: “Мы тут власть, а вы вообще ничего не можете”.
При всей моей скептичности к деятелям типа Навального или семьи Гудковых, то, что вытворяет власть на этапе (не)допуска кандидатов (всего лишь кандидатов!) на выборах в всего лишь Мосгордуму — это самый натуральный позор. Даже больше — тихая истерика. Власть, повинуясь примитивной логике быстрых, простых и неправильных решений, сама себя загнала в очень неприятную ситуацию.
Оказалось, что избиратели не хотят видеть и тем более принимать как должное “эффективные” решения. Несмотря на бумажный рост ВВП и всё более успешные реляции госпропаганды, люди упорно не хотят выбирать представителей той партии, с которой они связывают безнадёгу, воровство и несправедливость. И вот власти нашей “региональной супердержавы” показывают политический кульбит, который совсем не часто можно увидеть в мире вообще: вместо того, чтобы, повинуясь логике буржуазного политического процесса, подставить под удар одну партию и на этом выдвинуть вперёд другую (пусть состоящую из таких же буржуев и политиканов, но хотя бы с новыми лицами), российская власть… просто прячет “Единую Россию” у всех на виду, прямо как Нед Старк спратял своего бастарда-Таргариена: вроде родной сын, а вроде и никакого отношения не имеет! Встречайте: единственная и уникальная в своём роде правящая партия, которая на очередных выборах выставляет от себя 0 (ноль) кандидатов, но тем не менее планирует и дальше оставаться правящей партией!
Однако, развитие буржуазного государства невозможно без учёта разных мнений. Развитие — это прежде всего увеличение сложности. Пусть с издержками на транзакции, но для данного типа общества иных более эффективных мер согласования интересов не придумано (что там говорил Черчилль по поводу демократии?). Общество, его представители хотят этого развития: кто осознанно, кто просто повинуясь необходимости решать текущие вопросы, вроде ЖКХ, экологии, других проблем реальной жизни. Собственно, как только нужно решать вопросы по существу, сложность вырастает сама собой, из естественного движения жизни.
Российская власть боится сложности, боится самого политического процесса. Она ищет простых и часто силовых, грубых решений. Российской элите власть представляется как приз, артефакт, который можно захватить и удержать. Они пока ещё не доросли до мысли, что властью может быть способность влиять на сам процесс, на развитие общества. Влияние не всегда равно обладанию.
Упрощение политического процесса ведёт к деградации сначала институтов, потом производства. Деградация производства ведёт к падению размера общего пирога, который делят властители. Им снова приходится закручивать гайки и всё более ожесточённо бороться друг с другом за ещё остающиеся куски экономики. И вот мы видим, как из-под ковра вылетают то ментовские, то фсбшные мундиры, а также камазы, доверху гружённые зелёной наличностью. Кого-то постоянно сажают, коррупционеров ловят пачками, а прорыва всё нет как не было. Только стагнация и рост общественного пессимизма.
Пока мы не ведём речи о скорой социалистической революции, точнее, возращении народу тех завоеваний, которых добились большевики. Но и до серьёзной, взрослой буржуазной республики Россия, очевидно, не доросла: она, вслед за батискафом Путина, опустилась глубже. Некоторые наблюдатели удивлены: почему это на улицы выходит протестовать сытая московская публика? Очевидно, она хотя бы не голодна и в целом является скорее выгодоприобретателем сложившейся системы внутренней колонизации страны. Иные смотрят чуть дальше: раз власть сама проводит ультралиберальный экономический курс, отнимая у народа последние социальные завоевания, то нужно ли лезть под омоновские дубинки только лишь ради того, чтобы кто-то другой олицетворял в России приверженность благословенному курсу МФВ?
Так вот, московская публика в значительной своей части выходит именно потому, что политическая практика перестаёт соответствовать даже тому невысокому уровню развития производительных сил общества, который сложился к данному времени. Политическая надстройка, объявленная в какой-то момент самоценностью, на деле идёт против объективно необходимого развития производства. Люди борются за свои свободные местные выборы, за свободный интернет и за социальные права именно потому, что лучше среднего представителя российской власти понимают своё реальное положение, его ценность по сравнению с более архаичными формами бытия. Таким образом, московский хипстер, высмеиваемый лоялистами за любовь к безобидным протестам против “всякой ерунды”, на деле поступает более мудро, чем солидные представители власти, окружённые толпами аналитиков, пропагандистов и правоохранителей. Именно поэтому протесты не перестают затухать: люди постепенно стали осознавать, что борьба в итоге идёт не за персоналии, а за самих себя, за будущее, которое просто запрещено: при Путине возможно только вечное “сегодня”, которое, повинуясь диалектическим законам, постоянно превращается во “вчера”.
Сейчас власть потакает этой дурной бесконечности. Она не думает, как сохранить саму систему, пусть и с потерями для некоторых влиятельных участников. После контрреволюции, окончившейся в 1991 году, мы отброшены назад по линии исторического процесса. Нам, возможно, только ещё предстоит увидеть рождение настоящей российской буржуазной республики. Быть может, мы снова на пороге пресловутого 1905-го года. Или же мы увидим окончательную деградацию этого типа государства с последующим его распадом — такое тоже возможно.
В любом случае, это не только просто очередные выборы в ничего не значащую Мосгордуму. Это примечательная веха. Мы — свидетели истории.
