Семь лет тучных, семь лет тощих…

Похоже, для всех становится очевидным, что та эпоха, в которой мы жили практически 15 лет, которую в одной из предыдущих своих статей я условно назвал «догоняющая консьюмеризация», заканчивается. Увы, у нас нет больших причин для оптимизма по данному поводу. Напряженность между Россией и Западом вряд ли снизится в ближайшее время. Эта борьба за рынки вполне закономерна. Факторы, вызвавшие падение цен на нефть: замедление темпов роста в странах Восточной Азии, в первую очередь в Китае, и экономическая политика ОПЕК, нацеленная на сохранение доли на нефтяном рынке, также носят долгосрочный характер. Напротив, к 2017-2019 годам стоит ожидать следующий циклический кризис. Я не сторонник точки зрения, что мировая экономика не преодолела кризис 2008-2009 годов. Она смогла перестроиться и восстановить положительную динамику роста. В то же время ее рост не исключает кризиса или стагнации в отдельных регионах, не способных эффективно приспособиться к изменяющимся условиям. В 1990 годы такими регионами были СНГ и Япония, в 2010-е это ЕС и, похоже, вновь страны СНГ. Но в то же время те меры, что помогли мировым лидерам преодолеть кризис, породили новые противоречия внутри их экономик, которые также будут преодолены через новый кризис. В связи с наступлением новой эпохи хотелось рассмотреть сценарии экономического развития России на ближайшие 10-15 лет, их эффективность и реалистичность.

Темпы роста ВВП Мира в целом, %1

С начала обострения отношений с Западом все громче и громче звучат голоса сторонников импортозамещения. И чем хуже становится ситуация в стране, тем многочисленнее и сильнее их хор. После обвала рубля эта стратегия стала, кажется, идеей, объединяющей нацию. Об импортозамещении говорят президент в послании к Федеральному Собранию и левые активисты на подпольных встречах, Зюганов с трибуны в Госдуме и Усманов на встрече в Давосе. Речь идет не о замещении в отдельных отраслях импортной продукции отечественной. Ставится цель построения полноценной современной практически автономной от импорта национальной экономики. Это-де позволит решить как минимум три проблемы сразу – провести модернизацию производства, повысить уровень жизни населения и обеспечить реальный суверенитет страны.

Такое единодушие всех политических сил само по себе странно.

Еще более удивительным его делает тот факт, что содержательные дискуссии о перспективах быстрой модернизации экономики России на базе импортозамещения в научном сообществе окончательно закончились еще где-то в 2008-2010 гг. В управленческих кругах, думается, нереальность таких идей осознали еще раньше, где-то в конце девяностых – начале нулевых. Министры и директора не разрабатывали данный вопрос теоретически. Они просто пытались просчитать эффективность проектов по модернизации и импортозамещению и практически не находили таких, которые обеспечивали реальную прибыль. Поэтому в нулевые актуальным вопрос элиты заключался не в том, как провести модернизацию экономики страны, а как под лозунгами об инновациях освоить бюджеты с выгодой для себя и своего окружения, да так, чтобы тебя потом не поубивал свой собственный народ. Проблема в том, что многие в нашей стране не хотят признать неприятную правду и понять, что нельзя просто механически повторить то, что уже было сделано, и получить такой же результат. Поэтому я считаю важным подчеркнуть некоторые принципиальные тезисы и показать, что объективные факторы, по которым импортозамещение не было осуществлено в предыдущем десятилетии, не исчезли, а скорее, усилились.

Первый фактор, делающий невозможным полномасштабную политику импортозамещения, это отсутствие источников финансирования. В своем докладе на круглом столе «Глобализация, СССР, Россия», проходившим в 2010 году, руководитель «Школы экспертов» Максим Козырев подробно анализировал стоимость проекта реиндустриализации российской экономики 2. На 2010 год объективная оценка такого проекта была равна приблизительно 12-15 триллионам долларов. Хочу напомнить, что в 2013 году номинальный ВВП России составил чуть больше 2 триллионов долларов 3. А максимальный размер Стабилизационного Фонда России, который наше государство копило все тучные годы, в максимуме достигал чуть более 156 миллиардов долларов. Схожие цифры называл и Григорий Ханин – один из наиболее компетентных и честных современных российских экономистов 4. Его оценки интересны еще и тем, что сам он сторонник модернизационного проекта. Ханин говорит о необходимости ежегодных инвестиций в размере 1,1 триллиона долларов на протяжении 12-15 лет. Источник данных инвестиций он видит в сокращении личного потребления населения вдвое. Но если адекватно оценивать расстановку приоритетов у наших граждан, становится ясно, что ни о каком сокращении потребления вдвое не может идти и речи.

Хорошо, допустим, что каким-то чудесным способом Россия изыщет эти огромные средства для развития своей индустрии. Что именно предлагают развивать сторонники импортозамещения? Так как технологического прорыва в ближайшие 5-10 лет не предвидится, предлагается развивать передовые отрасли индустрии, в первую очередь машиностроение. Но в таком случае совершенно не ясно, что позволит добиться реального, а не декларируемого экономического эффекта. Для получения положительного эффекта от инвестиций необходимо не только создать производственные мощности, но и найти рынки для реализации продукции, найти области приложения для товаров. По мнению Самира Амина, минимальный размер рынка, необходимый для окупаемости современного производства — 500 миллионов потребителей 5. То есть даже введя запретительные протекционистские тарифы и заставив покупать своих граждан дорогую отечественную продукцию, мы не сможем обеспечить рентабельность своей индустрии. Для окупаемости индустриальных проектов емкости отечественного рынка недостаточно, России необходимо будет конкурировать на международном рынке.

За счет каких конкурентных преимуществ российские товары смогут выиграть конкурентную борьбу, неясно.

Если отечественного гражданина таможенные меры вынудят покупать дорогой низкокачественный товар, то на мировом рынке аналогичных «способов мотивации» нет. В высокотехнологичных отраслях мы будем проигрывать по качеству товаров западному производителю, в низкотехнологичных – азиатским компаниям по издержкам производства, так как наш труд в разы дороже. Таким образом, если перевести план модернизации на базе импортозамещения с языка лозунгов на язык экономической практики он будет звучать так: «Давайте за счет ресурсов, которых у нас нет, создадим нерентабельное производство, которое будет производить никому не нужный некачественный товар».

Есть другой вариант перехода к импортозамещению. Его реализация возможна в случае победы политической логики автаркии над экономической, а точнее экономических интересов узкой группы, в этой автаркии заинтересованных, над общественными экономическими интересами. В таком случае путем сверхжестких мер политического, административного и таможенного контроля может быть воссоздана практически полностью самодостаточная экономическая система. Грубо говоря, если очень захотеть и хорошо постараться, то можно принудить население ездить на «Ладах» и носить ивановский трикотаж. Но с развитием такое импортозамещение не будет иметь ничего общего. Это будет даже не откат к уровню потребления СССР. СССР — это 300 миллионов населения и более 14% мирового ВВП, а не 140 миллионов и 3,4%.

Такой сценарий маловероятен, но в отличие от проектов модернизации, движущих Россию вперед, у него есть шанс на реализацию. Проводить его будет точно не правящая элита в нынешнем составе, оформившаяся в тучные годы, внешне ориентированная и нацеленная на внутриэлитарный и социальный компромиссы. Его будут продавливать куда более реакционные силы, по сравнению с которыми Путин покажется либеральным правителем, а патриарх Кирилл – современным просветителем. Если называть вещи своими именами, речь идет о фашистском варианте. В современной России мы можем наблюдать относительно быстрый процесс кристаллизации националистической альтернативы. Коричневая зараза больше не стесняется использовать шовинистическую риторику, она активно ищет для себя лидеров, старается расширить свою социальную базу, ищет союзников за рубежом. Достаточно упомянуть недавний съезд европейских нацистов, прошедший в Санкт-Петербурге. И лишний раз повторюсь: использование жестких методов управления, в отличие, скажем, от 1930-х годов, не будет способствовать росту экономики в силу вышеописанных объективных факторов.

К сожалению, реальность такова, что России приходится выбирать между плохим и худшим.

Внешне ориентированные стратегии также не выглядят привлекательными. Как уже было сказано выше, энергоресурсы перестали быть локомотивом роста российской экономики. Попытки же России как-то диверсифицировать свой экспорт и побороться за внешние рынки столкнулись с естественным сопротивлением Запада. ЕС, в первую очередь Германия, сами усиливают экспансию, дабы сгладить внутренние проблемы за счет внешних рынков. США же скорее руководствуются геополитической мотивацией: политика России для них — крайне неприятный прецедент посягательства на их роль мирового гегемона. Для США принципиально важно показать, чем оборачиваются такие попытки. Излишняя самостоятельность и инициативность России раздражает «наших партнеров», и, по-видимому, они приняли решение лишить Россию того уровня суверенитета, который она имеет на данный момент. На крайний случай, поставить РФ в положение страны-изгоя. Поэтому ожидать улучшения отношений с Западом за счет «косметических мер» (таких как смена первого лица государства без существенного изменения политико-экономического курса) не приходится.

Некоторыми как альтернатива предлагается политическая и экономическая переориентация на Китай. Но, во-первых, Китай достаточно ясно показал, что не будет вступать в конфликт со странами центра мир-системы на стороне России ни на экономическом, ни на политическом, на тем более на военном поле. Во-вторых, Китай скорее настроен воспользоваться проблемами России в своих интересах, например, добиваясь для себя более выгодных условий двусторонних отношений. Кроме того, ориентация на Китай несет еще большие угрозы суверенитету и целостности страны, чем прозападная политика. При более благоприятных условиях Китай без особых трудностей может включить экономически и политически Сибирь и Дальний Восток в свою орбиту. И для этого даже необязательно заселение данных регионов этническими китайцами. Мы видим, как идеология разрыва с «отсталой имперской Россией» и союза с «прогрессивной цивилизованной Европой» эффективно применяется заинтересованными элитами на Украине. В таком случае почему бы не появиться идее союза Сибири с «прогрессивным цивилизованным Китаем»? Что будет представлять собой без Сибири и Дальнего Востока Европейская Россия со 110-миллионным стареющим населением, отсталой деградирующей промышленностью и без сырьевой ренты, страшно представить.

Ожидать какой-то социалистической альтернативы при нынешней разобщенности народных масс, при нынешнем состоянии левых партий, профсоюзного движения, не приходится. В случае проявления протеста массами, скорее всего он будет использован либералами или националистами. Я ни в коем случае не утверждаю, что народ не должен протестовать против антинародных действий власти. Массовый протест — в принципе практически неуправляемый процесс. Думать наоборот значит быть в плену конспирологических теорий. Тем более я не имею в виду, что левые льют воду на мельницу идеологических врагов, организуя социальные протесты. Левые делают то, что должны – отстаивают социальные и экономические интересы масс. Я лишь констатирую факт, что организованных сил, способных предложить и реализовать конкурентный на политическом поле левый проект, на данный момент нет. Не останавливаясь на этой теме подробно, так как она заслуживает отдельного подробного рассмотрения, скажу лишь, что такое состояние левых сил обусловлено той самой непреодолимой неконкурентоспособностью российской промышленности и свершившимся переходом к сырьевой специфике экономики. Данные факторы не могли не снизить экономического, а, следовательно, и политического влияния масс, в первую очередь промышленных рабочих.

При разборе всех альтернатив приходишь к неутешительному выводу, что нынешнее противоречивое, казалось бы, не соответствующее в достаточной степени ценностям ни либералов, ни патриотов и националистов, ни левых, политическое и экономическое состояние есть лучшая из реальных альтернатив.

Марши российских и натовских солдат вдоль границ и локальные конфликты на границах все же лучше, чем широкомасштабное политическое противостояние. Нынешняя грызущаяся элита все же лучше, чем фашистская альтернатива или потеря суверенитета. России необходимо продержаться ближайшие 10-15 лет с минимальными потерями и остаться единой страной. В заключение могу добавить лишь два позитивных момента. Первый – нынешний уровень жизни в России не так плох, хотя нас он, естественно, не устраивает. Но большая часть населения Земли пока может только мечтать о таком уровне потребления, безопасности, здравоохранения. Россия – страна, успевшая запрыгнуть на подножку автобуса под названием «Первый мир», с которой нас активно пытаются столкнуть. Остаться на ней и есть для нас задача максимум. Второй позитивный момент – это тот факт, что в 2025-2030 годах перед Россией откроются новые экономические и политические возможности. Появление их будет вызвано той же неумолимой долгосрочной логикой развития, которая Россию в текущее состояние поставила. Разбор этой логики заслуживает отдельного исследования. Я надеюсь более подробно раскрыть последний тезис в одной из следующих работ.