События в Киеве преподносятся российской либеральной прессой как выражение зрелого гражданского протеста, чуть ли не как «буржуазно-демократическая революция», способная (не сразу, так позже) привести к глубоким социальным переменам. При этом игнорируются факты, что Украина и до событий февраля 2014 года была вполне «буржуазной» (в том смысле, что рынок там имел легальный статус) и даже вполне демократической (по сравнению с Россией); что свергнутый президент не был диктатором, а пришел к власти вполне легитимно, в результате выборов; что в программных заявлениях восставших полностью отсутствует социально-экономическая составляющая; что представления о будущем своей страны они связывают только с политическими и символическими переменами.
Левые же по большей части трактуют эти события как «фашистский переворот», а сам майдан называют «фашистским гнездом», «оранжевой революцией» и т.п. При этом левых нисколько не смущает, что их точка зрения совпадает с риторикой правительства Януковича и российских официальных СМИ. Одно это совпадение может заставить задуматься — но почему-то не заставляет.
В обоих случаях не учитывается один существенный момент. Он состоит в том, что идеологическая форма этих событий не исчерпывает всё их содержание. Этого не понимают как сторонники майдана, так и его противники. Поэтому и появляются однозначные и односторонние оценки. Первая точка зрения является проекцией желаемого на действительность со стороны либеральной общественности, видящей в буржуазной демократии единственную альтернативу новономенклатурным постсоветским режимам, вторая основана на том, что слышится из уст самих участников майдана. Однако не следует доверять как первой, так и второй.
Сторонники майдана настроены антикоммунистически, поскольку коммунизм для них связан с социальным насилием эпохи сталинских репрессий. Они сбрасывают памятники Ленину, потому что у них нет никакой положительной эмоциональной связи с советской символикой. Собственно антикоммунистического и даже антилевого здесь нет ничего, кроме отрицания левых символов. Понятно, что с советской эпохой всё обстоит сложнее, чем им представляется. Но кто им будет это объяснять? КПУ, которая дискредитировала себя связью с буржуазно-номенклатурной ПР? Или какие-то другие левые, которые за 20 лет «незалежности» так и не смогли предложить своей стране какого-либо другого привлекательного проекта, кроме пролетарской теодицеи и ностальгических вздохов об утраченном Золотом веке советской эпохи?
Майдан настроен против таможенного союза с олигархической Россией? А что получит от этого союза народ Украины, если сам российский народ мало чего получает от союза с собственным правительством? Майдан в большинстве своём — украинские националисты? Но почему тогда на майдане звучала, помимо украинской, и русская речь? Почему тогда майдан поддерживали и русскоязычные киевляне? Не является ли этот «национализм» лишь неадекватным выражением каких-то иных смыслов, отличных от ксенофобии и шовинизма, которых можно встретить и на востоке Украины и в Крыму, не говоря уже о самой России? Исчерпывает ли национализм идеологию и практикувсего майдана?
Задним числом приходится констатировать, что именно национализм оказался на Украине идеологией, способной мобилизовать массы на антиправительственные выступления. Это факт. Однако в этом факте нет ничего нового. То же самое имело место и на всем постсоветском пространстве в конце 80-х – начале 90-х годов: национализм, вкупе с другими правыми идеологиями, стал знаменем социального протеста. Последний получил сублимированные формы, но это само по себе ничуть не говорит о том, что он был не обоснован в той конкретной социальной ситуации. Равно как и сейчас на Украине он принимает идеологические формы, противоречащие своему общегражданскому содержанию, и так же ни в малой степени не утрачивает обоснованности. Связана эта идеологическая сублимация с факторами, никак не зависящими от чьей-либо воли: таково состояние общественного сознания на всем постсоветском пространстве, таковы его «идолы рынка» и «идолы театра», которые нельзя изменить одной пропагандой правильных идей. От своих иллюзий общество освобождается, идя путем проб и ошибок, а не только читая умные книжки и слушая умных агитаторов.
Естественно, человек левой культуры не будет испытывать ни малейшей симпатии к тому, кто поёт петлюровский гимн и кто ходит по улицам с портретом Бандеры. Но в данной ситуации существенным является отнюдь не то, какие песни поют на майдане — поют те, которые знают. Реакция многих левых на майдан — это по преимуществу реакция на его риторику, на его слова да на провокационные сентенции национал-радикала Яроша. Однако проблема не в той ахинее, которую несет Ярош, а в том, почему его слушают люди, и в том, почему они ему доверяют. Если бы мы ждали, пока народы научатся правильно выражать свои протестные настроения, мы бы до сих пор жили при стареющих генсеках, а то и при царях, а Франция — при Бурбонах. Если бы мы ждали, когда левые научат политически активное население Украины «правильно мыслить», «Янык» до сих пор бы блаженствовал в своем Мижегорье. Является ли целью левых обеспечить длительное благополучие грабительских режимов? Неужели в самом деле как раз это является целью тех левых, которые видят в защитниках майдана только «фашистов», а сам переворот на Украине оценивают лишь как «реакционный»?
Левым стоило бы поразмыслить вот над чем. Может быть, Маркс осуждал Парижскую Коммуну за то, что ее руководство не разделяет его учение, и предлагал подождать с революцией, с забастовками, стачками и т.д., пока он не соизволит завершить свой «Капитал», пока все не прочтут его книгу и не проникнутся его идеями? Нет. Маркс лучше, чем кто-то другой, понимал, что народные протесты происходят стихийно. Их вожди используют любую идеологию, которая способна мобилизовать массы. Почему такой идеологией оказался в феврале 2014 года на Украине национализм, а не коммунизм, об этом украинским левым следовало бы спросить у самих себя: чем они занимались 20 лет «незалежности» и относительной идеологической свободы?
Единственное разумное, что они сейчас могут сделать — показать свою способность к самокритике и готовность пересмотреть свои программы. Это необходимо хотя бы для того, чтобы быть готовым к будущим социальным протестам, которые не за горами. К сожалению, по большей части они сейчас заняты лишь навешиванием ярлыков на защитников майдана и поиском соринок в чужом глазу без малейшего желания увидеть бревно в своем.
Однако при этом хотелось бы посоветовать украинским левым не переусердствовать в своем самобичевании: коренная причина их поражения не в том, что они произносили глупости (хотя этого было немало), а в том, что обществом оказались востребованы глупости другие, еще бóльшие. Стало быть, есть объективные общественные факторы, от левых и от кого бы то ни было не зависящие, и с ними необходимо считаться.
Если мы оставим в стороне многоцветную риторику майдана, то увидим, что на самом деле майдан на момент боев объективно был ни левым, ни правым. Он объективно,практически выражал общегражданский протест против прогнившей, коррумпированной власти, протест, в котором объективно заинтересованы не только «западенцы», но и крымчане, и одесситы и донбассцы. Во время боевых действий его защитников объединяли не какие-либо умозрительные принципы, а ненависть к буржуазно-номенклатурному режиму «Яныка». Его иные практические ориентиры стали обозначаться только сейчас, после его победы, и то лишь едва-едва. Майдан отказал в поддержке коалиции прозападных партий. Он скептически отнесся к политическим амбициям Тимошенко.
Сейчас боевые командиры майдана ушли из-под контроля любых представителей центральной власти и пытаются играть свою политическую игру. Это вполне понятно: героически победив в противостоянии с «Беркутом», они не хотят, чтобы у них украли победу. При этом превращение майдана в независимую политическую силу после выполнения им боевых задач мгновенно вызвало раскол среди его защитников и поляризовало всю страну.
Когда я пишу эти строки, со всей Украины приходят сообщения об организации отрядов самообороны. Общегражданский протест развалился на множество майданов и антимайданов, образованных с диаметрально противоположными целями. Иначе не могло быть: никакой долгосрочной интеграционной программы у киевского майдананет и не было. Свергнув Януковича, майдан всего на мгновение объединил Украину и тут же объективно стал фактором национального распада вследствие особого состояния украинского общественного сознания, не готового к такому объединению. Таков объективный исход борьбы на майдане. Но, вероятно, это не ее конец. Весьма сомнительно, что новая власть будет терпеть независимую народную вольницу в самом центре столицы. Гражданское движение частью будет покупаться, частью подавляться при неспособности властей решать социальные проблемы без поддержки снизу. Следовательно, новый майдан не за горами.
Распад уже приобрел юридические формы: юго-восточные области Украины, а также автономная Республика Крым и Севастополь, объявили о готовности взять на себя всю полноту власти до обеспечения конституционного порядка в Киеве. В резолюции съезда депутатов юго-восточных областей Украины, который прошел 22 февраля в Харькове, говорится: «Мы, органы местного самоуправления всех уровней, Верховный совет автономной Республики Крым, город Севастополь решили взять на себя ответственность за обеспечение конституционного порядка, закона и прав граждан на своей территории». И, как подчеркивается далее в резолюции, данное решение будет действовать до обеспечения конституционного порядка в Киеве, иначе говоря, пока в столице не примут конституцию, которая понравится в Крыму, Донецке и в Харькове. Ясно, как день, что понравится им только то, что не понравится западным областям, в которых сильны проевропейские настроения.
Фактически в настоящее время осуществляется «распил» Украины по политико-административной горизонтали: между «западенскими» и восточными олигархическими кланами, каждый из которых получил свое население, имеющее свои специфические социокультурные ориентиры. И противоречия между этими двумя территориями сильнее, чем противоречия «вертикальные» — между гражданским обществом и власть имущими. Институализируется ли этот раскол и в каких формах — покажет дальнейшая политическая борьба.
Национализм стал мобилизующей силой, но в силу исторически сложившихся причин он не способен интегрировать украинское общество, о котором нам расскажет любой украинский сайт — украиноязычный или русскоязычный, каждый по-своему. Стало быть, не решенными останутся и экономические проблемы Украины, в том числе самая важная из них — экономическая основа ее независимости.
Пока она решалась способами, противоречащими самой идее «незалежности»: выпрашиванием денег то у ЕС, то у России. Само по себе это превращало украинскую независимость в карикатуру. Но если раньше она была лишь проектом постсоветской обуржуазившейся номенклатуры и в действительности означала лишь независимость последней от своего народа, то майдан своим сопротивлением властям породил надежду (в какой степени обоснованную — вопрос другой) на перспективу такой государственной независимости, которая была бы выражением реальных общественных интересов.
Насколько реальна такая перспектива? Она способна стать реальной только опираясь на широкое гражданское движение и на интеграционные процессы в самом украинском обществе. Без этой опоры любое правительство, рискнувшее проводить действительно независимую политику, будет задушено экономически и политически либо неолиберальным ЕС, либо путинским Кремлем. Поэтому, с точки зрения общественных интересов, суть не в том, с кем Украина — с ЕС или с Россией, а в том, какаяУкраина с какими ЕС и Россией. От союзников, практикующих неолиберализм, ничего хорошего Украине ждать нельзя.
Однако в то же время шансы на интеграцию украинского общества «по горизонтали» ничтожно малы. Сама идеология гражданского протеста — как «евромайданского», так и «антимайданского» — такова, что позволяет олигархическим кланам манипулировать им и становится препятствием на пути перерастания его в социальную революцию — в буржуазно-демократическую или какую-либо иную. Как и в России 90-х, борьба с символами и за символы на Украине становится заменой социальной борьбы.
Следовательно, пока судьба Украины будет решаться за ее пределами. Революция заблудилась на националистическом майдане, но, после его победы, ищет социалистического (общегражданского) выхода. Во всяком случае, украинский социальный протест находится в процессе развития и окончательные выводы о его результатах делать еще рано.