Сегодня мы являемся свидетелями беспрецедентной травли, развязанной по отношению к телеканалу «Дождь». Напомню – причиной послужил выложенный на сайте телеканала опрос по поводу целесообразности обороны Ленинграда: дескать, не лучше ли было сдать его немцам и сохранить сотни тысяч жизней. Если говорить по сути – конечно же, сдав город врагу, спасти никого бы не удалось; в планы нацистов не входил захват Ленинграда, они планировали стереть его с лица земли. И подобная дискуссия в наш век, когда даже самая недавняя история безжалостно коверкается всевозможными бондарчуками, представляется не такой уж бесполезной. Было бы очень неплохо, если бы профессиональные историки на том же «Дожде» серьёзно рассмотрели этот вопрос. По-хорошему говоря, и крамольного-то в нём ничего нет – ведь сдали же немцам Киев и Минск. Нужно ли было их сдавать или надо было оборонять, насколько это было возможно? Все эти вопросы представляют определённую историческую значимость, и именно через нахождение ответов на них – аргументированных и взвешенных – формируется историческое сознание.
Вместо этого мы увидели настоящий шквал возмущения. Была ли эта реакция предсказуема? Думаю, да. Авторы опроса не могли не осознавать, что профессиональные патриоты откроют по ним огонь из всех орудий. И то обстоятельство, что они не попытались вернуть разговор в изначальное историческое русло, а принялись извиняться перед теми, чьи чувства оказались задеты – подтверждает такое предположение. Тем не менее, они пошли на такую провокацию. Какова была их цель?
Чтобы ответить на этот вопрос, нужно немного «отойти» от него и посмотреть на ситуацию вообще. Большое, как известно, видится на расстоянии.
На протяжении всех лет своего существования режим судорожно пытается придумать «русскую идею» – какую-нибудь государственную идеологию, которая давала бы ему моральные основания для существования. Получается не очень. Сменившая романтизм раннего капитализма путинская стабильность потребовала от идеологии более устойчивых смыслов, чем знаменитое «обогащайтесь!». Да и призыв это устарел, по сути – потому как все, кто должен был, уже обогатились, и каждому определено его место в экономической иерархии.
Идейное банкротство власти стало особенно очевидным на фоне «трусливой революции» 2011-2012 года. Упрекая весьма разнородную оппозицию в отсутствии единой идеологии, сама власть не смогла предложить народу ничего более стоящего, чем весьма сомнительное «если не Путин, то кто?». Работа по формированию новой идеологии велась и до этого; но в 2012-м её результаты были признаны неудовлетворительными, и вместо Суркова курировать поиски смыслов был назначен Володин. Будучи более прямолинеен, чем предшественник, он без лишних рассуждений взялся за дело.
В качестве основного вектора творимой идеологии был задан патриотизм. Желательно причём, чтобы этот патриотизм был как можно менее детализирован – с одной стороны, дабы не поднимать на щит националистов, а с другой – чтобы он не сильно вступал в противоречие с реальной политической практикой. Ну и для простоты и доступности, само собой.
Очевидно, что патриотическое воспитание невозможно без опоры на истоки. Нужно, однако, понимать, что «история» — дисциплина весьма и весьма коварная; в ней можно найти подтверждение чему угодно, и интерпретация события имеет подчас большее значение, чем само событие. Собственно, главное, что должен уметь историк – понимать логику исторического процесса. И школьный учитель, прежде всего, должен научить ребёнка понимать эту логику, а не просто заполнять его голову датами и именами. Субъективность истории столь велика, что многие вообще отказывают ей в научности, считая её именно идеологией.
Поэтому, чтобы воспитать «правильного» гражданина, нужно его обучить «правильной» истории: волюнтаризм в этой области недопустим. Требование минимума деталей заставляет кремлёвских идеологов, во-первых, максимизировать значение тех объектов внимания, от которых никак нельзя уйти, а во-вторых, вынуждает домысливать искусственные связи и закономерности, чтобы как-то связать между собой эти объекты.
В результате вместо исторической картины прошлого, противоречивой и местами неисследованной, получается мифологическая – грубая, но конкретная. А в мифе большое значение имеет цикличность исторического времени. Концепция цикличности времени позволяет игнорировать отличия и изменения, настаивая на абсолютной самодостаточности самого объекта. Помимо этого, она возводит аналогию из способа познания мира в принцип его существования. Нет необходимости объяснять то или иное явление – достаточно найти его аналог в прошлом.
Россия в такой картине мира – самодостаточный субъект, Империя, а социализм – болезнь, которой она переболела. Есть Великая Россия, а есть отдельные этапы её развития. Был вот недавно социалистический, неудачный этап. Сначала власть захватил неприятный и непонятный тип Ленин, на германские деньги разваливший предыдущую Империю и обещавший людям какие-то глупости типа свободы и равенства. Его современный аналог – Ельцин – тоже развалил, ну так это потому, что страна была неудачная, да и к тому же обещал он совершенно правильные вещи – никакого равенства, сплошной справедливый капитализм. Занимавший абсолютную властную позицию Сталин был вынужден расстреливать сотни тысяч людей – ну, просто время такое было, ничего не поделаешь. Зато теперь мы этот период прошли, и нынешний Сталин – Путин – намного гуманнее. Ну и что, что коррупция и тотальное воровство вокруг – зато нет массовых расстрелов. Особенность эпохи, понимаешь. Не обращайте внимания. Россия превыше всего.
Разумеется, все эти квазинаучные изыскания имеют конкретную цель: продлить историческое бытие путинской России в славную советскую историю и объяснить все подвиги советских людей идеологически замазанным патриотизмом. Мы знаем, что советская власть имела противников; даже во время Великой Отечественной войны были люди, готовые бороться с ней и пошедшие ради этой борьбы на службу к врагу. История назвала этих людей предателями. Сегодняшние профессиональные патриоты, призванные оправдать действия власти, проводят параллель: всех, кто выступает против Путина, объявляют предателями России.
Им необходима эта параллель. Потому что иначе может возникнуть прямо противоположная аналогия. В конце концов, нынешняя власть не скрывает своего антикоммунизма, а под «триколором» антикоммунисты уже когда-то воевали.
В подтверждение того, что наезд на «Дождь» это несколько больше, чем просто возмущение «некорректным» вопросом, – законодательная инициатива депутата от «Единой России» Ирины Яровой об уголовной ответственности за пропаганду нацизма, к которой Яровая приравнивает «отрицание деятельности армий стран антигитлеровской коалиции по поддержанию и восстановлению мира и безопасности во время Второй мировой войны», а также распространение «заведомо ложных сведений о деятельности армий» этой самой коалиции. Все думские фракции идею поддержали. По сути, изучение истории всей Второй мировой войны оказывается под запретом. Нельзя будет обсуждать не только вопросы целесообразности тех или иных решений советского руководства, но и такие события, как атомная бомбёжка Хиросимы и уничтожение Дрездена авиацией союзников.
Замечу, что советская историческая наука, при всей её «тоталитарности», не чуралась обсуждения подобных вопросов. Видимо, советское государство относилось к своим гражданам с бóльшим уважением, считая их достаточно разумными, чтобы объяснять им множество самых различных вопросов мироздания, в том числе и гуманитарных. Издавалось огромное количество «научно-популярной» литературы, в том числе, в «карманном» варианте; по всей стране работали отделения общества «Знание»; лекции и дискуссии на самые различные темы проводились даже в сельских клубах. Конечно, результатом этих дискуссий должно было стать «единственно верное» представление о мире. Советская власть заботилась о том, чтобы граждане чётко позиционировали себя в мире и с уверенностью смотрели в будущее. Современная же власть вообще не считает нужным что-либо объяснять людям. Более того, она убивает образование, чтобы заранее не допустить формирование сколько-нибудь свободного интеллекта.
Но мифологическое сознание невозможно создать законодательными запретами, хотя они и играют определённую роль. Мифологическое сознание проторелигиозно, и необходимым его компонентом является определённая культовая система, состоящая из святынь и запретов. Мифологизация Великой Отечественной войны неизбежно приводит к табуированию любых альтернатив, и законодательное запрещение их обсуждения должно подчеркнуть лишь определённое (желательное с точки зрения создателей мифа) этическое отношение к вопросу.
Так или иначе, данная цель, пусть и не тотально, но всё же достигнута: «Дождь» за свою провокацию подвергнут остракизму. Осознавали ли провокаторы, что, вызывая подобную эмоциональную реакцию (конечно же, подстёгнутую профессиональными патриотами), они, фактически, укрепляют миф, против которого вроде бы выступают? Если нет, значит, профессиональные патриоты уже победили, и утверждаемая ими картина мира торжествует – коль скоро в ней существуют даже противники режима, то бишь наши провокаторы. И вышеуказанный законопроект (за которым, можно сказать с уверенностью, последуют другие в том же духе) просто констатирует новую форму реальности.
А если осознавали, то получается еще интереснее. Значит, либо они играют за одну команду с профессиональными патриотами и вместе создают подобные симулякры, подкрепляя их, в том числе, негативными реакциями; либо они проверяют декорацию на прочность, что тоже не очень хорошо. Потому что, если она рухнет, за ней отнюдь не будет истинного мира, а будет ещё одна декорация, более продуманная и менее приятная на вид.