Баннер, вывешенный во время забастовки в РГТЭУ © cprfspb.ru
Прошлый год завершился студенческой забастовкой в РГТЭУ, которая стала реакцией на попадание учебного заведения в перечень из 126 неэффективных вузов. Не дожидаясь реорганизации, учащиеся выступили с требованием сохранить вуз. Забастовка началась 18 декабря, прервалась 20-го и возобновилась после того, как 21 декабря было объявлено о слиянии РГТЭУ с РЭУ им. Плеханова. Как сообщает источник в министерстве, решение о реорганизации вуза стало ответом на забастовку, одобренную ректором Сергеем Бабуриным и преподавателем истории Иваном Мироновым, которые впоследствии были отстранены от занимаемых должностей. Формальным поводом для увольнения Миронова стали жалобы коллег, поступившие и.о. ректора Андрею Шкляеву. 27 декабря, по результатам переговоров с министерством, студенты приняли решение о прекращении забастовки. По мнению студента 3-го курса Валентина Ш., «были те, кто надеялся возобновить забастовку после праздников, но большинство согласилось на условия Минобра». «Ливанову было важно подавить волнения в нашем университете, — считает студентка 4-го курса Юлия Л., — потому что это было предостережение для остальных: смотрите, чем заканчиваются бунты, и даже не думайте повторить».
Итоги стачки дают скептикам повод говорить о затухании студенческого протеста. «Слишком ощутимо эта история ударила по самоуверенности тех, кто надеялся пойти по следам РГТЭУ, это очевидно по настроениям в блогосфере — никто не желает подставляться», — полагает политолог Константин Левин. Всякий протест, по мнению эксперта, вырастает из личных интересов и затухает после их частичного удовлетворения. Министерство гарантировало вузу сохранение бренда и автономии — большинство, по мнению Левина, удовлетворилось таким исходом, несмотря на декларативную борьбу за прежнее руководство и лидеров протеста. Студенты не стали «поднимать пену после их увольнения по той причине, что это лично их не затрагивало».
Но подавление волнений в одном университете не отменяет настроений всего студенческого сообщества. Рассчитывать на скорое сплочение студенчества пока преждевременно, потому что оно всё ещё очень редко выступает с общими требованиями и плохо владеет навыками самоорганизации, но за последний год студенческое движение претерпело значительные изменения на пути к солидарности и объединению. Динамика изменений говорит не о затухании, а о временной паузе в протесте. Социолог Анна Очкина считает, что мы стоим на пороге качественного скачка в массовом социальном поведении: «Мне трудно предсказать рост студенческих волнений, поскольку мой опыт изучения протестных настроений и практик показывает, что студенческое движение не развивается в полном смысле этого слова: нет ни организационной активности, ни интенсификации активизма, не аккумулируется опыт, который включал бы новые модели протеста, давал бы новых лидеров и т.п. Но раздражение всем, что связано с образованием и его реформой, настолько велико, что без волнений вряд ли обойдётся. Думаю только, что они будут «синтетические» и объединят родителей, учителей, активных представителей академической среды, может быть, примкнут профсоюзы, общественные движения и т.п.». Очкина скептически относится к росту студенческого протеста в «чистом» виде, но считает, что в будущем студенты будут активнее принимать участие в протестах разных типов и форм.
До недавних пор реформа образования была направлена на преобразования в начальной и средней школе. Многие помнят предложение министерства сократить учебную программу в старших классах до четырёх обязательных предметов. Это вызвало возмущение в профессиональном сообществе, но оставило равнодушными студентов, чьи интересы не были ущемлены. О том, чтобы выступить против того, что лично не затрагивало молодых специалистов, речи тогда не шло.
Всё изменилось в мае прошлого года, когда кресло министра образования и науки занял Дмитрий Ливанов, в первых же интервью озвучивший планы по сокращению бюджетных мест, вузов и их филиалов. «Как только мы уйдем от всеобщего бесплатного высшего образования, — сказал он 22 мая 2012 г., — появятся механизмы, которые помогут привлечь на предприятия ценные кадры. Например, образовательный кредит. Если хорошее образование будет стоить дорого и человек вынужден за него платить, он сможет взять кредит, а будущий работодатель в обмен на обязательства погасит его». Таким образом, одарённый студент прекратит получать социальные льготы. Государство снимет с себя ответственность за его обучение. Выпускник будет вынужден оставаться на предприятии до тех пор, пока не вернёт долг — вне зависимости от условий работы и требований работодателя. Очевидно, меры эти преследуют интересы работодателей, а не молодых специалистов.
Комментируя в конце июля новый закон «Об образовании», Ливанов сделал полярное заявление: «Принципиальная позиция, которая действительно позволит нам получить бесконфликтное обсуждение в Государственной Думе — это сохранение в полном объёме тех льгот, которые действуют уже сегодня. Отказ от этих льгот будет воспринят, естественно, негативно и даст обильную почву для критики законопроекта». Какие именно льготы подразумевались, министр не сообщил.
Проект бюджета на 2012-2014 гг. содержал другую важную новость: расходы на образование и культуру будут сокращены до 3,4% от всех расходов федерального бюджета.
Такая перспектива привела к тому, что активная часть студентов примкнула к выступлениям оппозиции. «Мои сверстники практически не интересуются проблемами образования, — рассказывает студент МИФИ Георгий Ч., — многие не верят, что протестами можно что-то изменить. Некоторые возлагают надежды на нового министра. Но есть недовольные — пока они объединяются только на митингах оппозиции, потому что в самом университете подобных ячеек нет и не может быть». Впервые студенты заявили о себе как об отдельной силе на июньском Марше миллионов в составе научно-образовательной колонны, собравшей, по разным подсчётам, от 3 до 4 тыс. человек. Значительная часть молодых людей продолжает пребывать в апатии, но тон протеста всегда задаёт радикально настроенное меньшинство.
Лоялистов сомнительные планы министерства никогда не смущали. Выпускник МПГУ Денис Д. признаётся, что студенты в массе своей не располагают информацией о реформе образования. Отсутствие информации не мешает Денису поддерживать инициативы Минобрнауки. Схожая позиция у Елизаветы К., обучающейся в Финансовом университете при Правительстве РФ.
Президент Всероссийского студенческого союза Юрий Наконечный отрицательно относится к массовым акциям протеста и настаивает на том, что конфликт всегда можно разрешить законным путём. «Недовольство вызвано тем, что реформы проводятся в ограниченные сроки. Если министерство видит в этом необходимость — значит, так надо». По мнению Наконечного, для выражения несогласия можно использовать демократические структуры, специально созданные для диалога с руководством — например, студенческий совет по качеству образования при вузах. Подобные структуры позволяют массам влиять на образование. Правда, примеров подобного влияния, когда группа студентов выдвигала бы проект, одобряемый впоследствии министерством, Наконечный подобрать не смог. Существует опасность, что студенческие советы будут выполнять декоративные функции, но президент Союза уверен, что они станут использоваться во благо.
По мере реализации планов министерства всё чаще стали появляться маленькие очаги сопротивления. Напомним, слияние ожидало не только вузы, не отвечающие критериям эффективности, но и общеобразовательные школы. Коллективам некоторых из них удалось отстоять свою самостоятельность и вернуть на руководящие должности уволенных директоров. Значительную поддержку школам оказывали родители. Реорганизация вузов также вызвала в некоторых городах массовые демонстрации. В знак протеста против объединения двух ведущих тамбовских вузов — ТГУ и ТГТУ — на улицы вышло, по разным данным, от нескольких сотен до тысячи человек.
Главным недостатком студенческого и педагогического сообществ на том этапе была раздробленность по принципу принадлежности к тому или иному учебному заведению. Как на тамбовском митинге, так и на шествиях оппозиции студенты выступали с частными, а не с коллективными требованиями. Участь ТГУ и ТГТУ угрожала и продолжает угрожать и другим вузам, но тогда, в начале октября 2012 г., поддержать их никто не решился.
Переломным моментом стала декабрьская забастовка в РГТЭУ.
В декабре 2012 г. сделалась очевидной недостаточность митингов и шествий. Формат себя не оправдал, требовались более решительные и радикальные меры. Анна Очкина считает, что студенты продолжат обращаться к формату массовых акций, но «при защите образования «локальные» протесты, точнее, протесты только одной социальной группы из всех заинтересованных, не будут эффективны. Студенты недооценивают себя как «запал», их протестная активность очень деморализует власть».
Важно понимать, что у студентов не было опыта проведения забастовок. Первые результаты (растерянность чиновников, готовность пойти на переговоры) вдохновили бастующих. Поддержать их приехали студенты МГУ, РГГУ и других крупнейших московских вузов. Но поддержка оказалась недостаточно массовой и стабильной. Коллектив РГТЭУ не был готов продолжать борьбу и, в конечном счёте, пошёл на поводу у министерства. Забастовка провалилась.
Одним из важнейших её выводов являются первые подвижки к солидарности. Раньше студенчество было раздроблено на анклавы, сейчас эта тенденция мучительно преодолевается.
Выступая перед студентами РГТЭУ, активистка Комитета за Рабочий Интернационал Женя Отто напомнила о недавних протестах в Мухинском училище: «Они тоже фактически всем вузом поднялись. Но проблема в том, что решить ситуацию в целом, если мы не вместе, не получится. (…) Наши права под ударом, поэтому нам нужна солидарность, взаимная поддержка и самоорганизация».
Лидер Российского студенческого союза Артём Хромов призывает не превращать протест в самоцель: «Нужно бороться против несправедливости, если на то есть основания. Министерством трезво поставлена задача — избавиться от шарашек, но средства для этого выбраны не самые подходящие: следует пересмотреть критерии оценки эффективности вузов и иметь в виду, что слияние вузов само по себе не ведёт к повышению качества образования». Слабость гражданской активности сказывается на том, что в борьбу за качество образования вовлечено пока так мало людей. По мнению Хромова, сегодня не существует механизмов, позволяющих студенту обратить внимание министерства на свои проблемы. Это заставляет прибегать к радикальным методам. Российский студенческий союз следит за протестами и регулярно командирует рабочие группы для помощи протестующим. Помимо РГТЭУ, против реорганизации выступали коллективы МаГУ (Магнитогорск), ИГЛУ (Иркутск), ВСГАО (Иркутск) и уже упомянутых тамбовских вузов. Протесты в провинции не получают широкой огласки, что не отменяет недовольства реформами на периферии.
Почему можно утверждать, что протест будет только нарастать?
Реформа высшей школы далека от завершения. Упразднение или слияние ожидает более 120 вузов, признанных по результатам мониторинга неэффективными, и это не считая филиалов. Продолжение текущих реформ грозит министерству и власти в целом широкими студенческими волнениями. Анна Очкина полагает, что процесс запустит «какой-то частный случай, который потрясет воображение общества, всколыхнет его». Опыт других стран говорит о высокой вероятности этого сценария. Например, в Квебеке на попытку властей повысить плату за обучение студенты ответили массовыми демонстрациями. Бунт привёл к отставке министра образования региона и досрочным парламентским выборам, на которых победили социал-демократы, пообещавшие сохранить прежние расценки. В Чикаго в результате забастовки учителей, прошедшей 10-18 сентября прошлого года, власти города пошли на компромисс с профсоюзами и согласились пересмотреть новую систему оценки работы учителей, а также договорились о повышении заработной платы на 17,6%.
В России забастовки чреваты известными последствиями, но не следует думать, что они были разрешены в Канаде или США.
Чикагские законы запрещают стачки по неэкономическим причинам, мэр города Рам Эмануэл добивался судебного запрета на забастовку (безуспешно). Власти Квебека в мае 2012 г. приняли закон, налагающий серьёзные штрафы на организаторов и участников несанкционированных акций и запрещающий массовые собрания на расстоянии 50 метров от любого учебного заведения. Это, однако, не помешало протестующим довести начатое до конца.
О том, что недовольство действиями российских властей будет нарастать, говорят и другие признаки. Во-первых, в студенческой среде преобладают леворадикальные или леволиберальные настроения, отмеченные вниманием к социальным вопросам. Это мировоззрение, а не минутный каприз. От мировоззрения просто так не отказываются. На митинге против принятия нового закона «Об образовании», прошедшем 10 ноября 2012 г., бросалось в глаза обилие красных флагов. Пресса и листовки, распространяемые на митинге (например, межвузовская газета «+1»), тоже имели левый крен. Во-вторых, протест обычно развивается от частного («Защитим наш вуз!») к общему («Долой систему!»), и у власти, если она быстро соображает, есть шанс перехватить инициативу, уступить в малом. У наших иерархов, кажется, такой возможности нет: на первом же своём митинге научно-образовательная колонна шла не только с социальными («Просвещение или смерть!»), но и с антиправительственными лозунгами («Мы — умы, а вы — увы»).
Трудно призывать к переменам, когда никто к этому не готов. Трудно сделать шаг не в ногу, но сегодня, кажется, вся интеллигенция шагает так, как выгодно студентам. Протесты против реформы образования проходят на фоне массового недовольства политикой Кремля. В таких условиях студентам необходимы последовательность и упорство в достижении поставленных целей.
Но невозможное иногда нет-нет и случается, поэтому нельзя исключать, что даже в такой благоприятной для действий ситуации студентам удастся вновь расколоться и впасть в спячку. Как уже происходит с медицинскими работниками, равнодушно наблюдающими за уничтожением глазных санаториев и детских больниц.
