На протяжении десятилетий основу ядерной позиции Китая формировали твердые гарантии ненанесения первого удара и ядерные боеголовки малой мощности, состоящие на вооружении. Напротив, позиция США в отношении сдерживания традиционно характеризовалась общей готовностью к боевым действиям, направленной на достижение преимуществ тактики и развитием наступательной конфигурации традиционных вооружений. Последние данные свидетельствуют о том, что в течение последнего десятилетия Пекин де-факто подготовился к ведению ограниченной ядерной войны (или, по крайней мере, к использованию ядерного оружия для целей обессмысливания победы противника над собой). Пекин в состоянии обеспечить достижение своих целей в регионе на основе сформулированной и последовательной концепции стратегии обороны. Эта стратегия включает в себя использование асимметричных ответов и упреждающей тактики в будущем, «информатизированную» интенсивную войну и возможность оперативно наладить связь между разбросанными боевыми отрядами для проведения совместных операций. Если Пекин решится применять свои ядерные силы для реализации задач своей военной доктрины (например, развертывания ядерного оружия низкой мощности и систем противоракетной обороны с системой «пуска по тревоге»), Вашингтон неизбежно будет воспринимать подобные шаги как существенный прогресс в ядерных возможностях Китая и, как следствие, фундаментальный вызов военному балансу сил в Азиатско-Тихоокеанском регионе.
Существующие оценки показывали относительно мягкую, статичную и изолированную (от боевых возможностей Китая по части традиционных вооружений) картину эволюции китайского подхода к стратегическому сдерживанию. Картина эта рискует недооценить все большую динамику и гибкость парадигмы безопасности. Стратегические ракетные войска Китая достаточно диверсифицированы и уже подготовлены к нанесению точечных ударов. К тому же, акторы, принимающие политические решения, недооценивают способность китайских стратегов одним махом перепрыгнуть через технологический и организационный «разрыв» и, таким образом, добиться инструментов реализации своих амбиций.
Стратегическое мышление Пекина в будущих региональных конфликтах, скорее всего, будет более точно отражать наличие новых возможностей, которые он накопил как в области ядерных, так и в традиционных вооружениях. Скорее всего, для того чтобы применить их в той или иной комбинации в каком-либо местном конфликте. Кроме того, развитие Китая в области создания тактического оружия и систем противоракетной обороны в сочетании с его традиционными боевыми силами укрепили его способность к ядерному сдерживанию и позволят в будущем применять тактику раннего и упреждающего ударов в соответствии с положением военной доктрины.
Проще говоря, этот подход заставляет всерьез отнестись к официальной риторике Пекина, которая изображает ядерную позицию Китая как однозначно сдержанную. По общему признанию, лишь немногие китайские стратеги явно выступают за изменение функции ядерного оружия от задач минимального сдерживания до готовности к масштабному боевому применению; однако, эта позиция меньшинства отражает более широкое стремление соединить западные ядерные стратегии с традиционными китайскими подходами. Последние данные свидетельствуют о том, что оставшись в официальной риторике, военная стратегическая мысль продолжает формировать новый контур ядерных сил Китая.
Расширенную роль ядерного оружия Китая еще предстоит осознать с тем, чтобы понять официальную доктрину Китая. Последние два десятилетия качественные улучшения ядерных сил Китая дали Пекину гипотетическую возможность использовать ядерное оружие (в том числе на упреждение) в региональных войнах. Это подразумевает гораздо более широкое, но в то же время и точечное использование ядерного оружия. Один из моих основных выводов заключается в том, что военно-технические достижения означают, что совокупная ядерная позиция Китая теперь концептуально привязана к возможностям Народно-освободительной армии Китая (НОАК). Скорее, эти направления военного развития (особенно космическая, кибернетическая и противоракетная оборона) складываются в общую структуру, которая включает в себя боевые инструменты, предназначенные для предотвращения как обычных, так и ядерных войн.
Другими словами, китайские наступательные доминирующие космические, кибер- и обычные прецизионные (точечные) ударные способности пошли на пользу ядерному сдерживанию Китая. Вероятно, будут появляться все более изощренные образцы оружия. Например, во время военного парада в 2015 году Пекин показал свою новую баллистическую ракету промежуточного радиуса действия (Dongfeng 26), способную нести двойную массу нагрузки и способную (хотя и по неподтвержденным данным), поражать наземные и морские цели близ Гуама. Так, несколько свежих технологических новшеств с большой вероятностью ускорят появление нового поколения китайских стратегических ракет, что будет иметь глубокие последствия для будущей ядерной позиции и политики Пекина. Эти военно-технические достижения значительно повысили точность, скорость, дальность полета, маневренность и живучесть китайского ядерного оружия.
Как следствие, даже в отсутствие формальных изменений в ядерной доктрине Китая, интеграция своего ядерного оружия с неядерным потенциалом в общую наступательную силу наряду с продолжающимися качественными достижениями, связанными с ядерной модернизацией Китая, рискуют усугубить американо-китайскую дилемму безопасности. В последней редакции пекинской оборонной доктрины были затронуты плановые усовершенствования стратегических систем раннего предупреждения и командования НОАК («сдерживать другие страны от использования или угрозы применения ядерного оружия против Китая»). Это официальное заявление подразумевает, что, как минимум, Пекин рассматривает ядерный потенциал первого удара, как подкрепляющий фактор своей доктрины сдерживания; во всяком случае, эта точка зрения доминирует в сообществе китайских стратегов. Китайские стратеги нередко заявляли о своей общей приверженности минимальному сдерживанию, одновременно споря о необходимости первых ударов и упреждающей войны как в ядерной, так и в обычной областях. Это кажущееся противоречие можно объяснить слиянием концепций традиционного и ядерного конфликта, что контрастирует с чрезмерно пассивными и статическими взглядами внешних наблюдателей на военную политику Китая в целом.
Похоже, что председатель Си Цзиньпин также принял понятие военной доктрины для вновь созданных ракетных войск, которая отвечает за стратегические ракеты Китая. По словам Си Цзиньпина, основной задачей этой новой службы является создание мощных модернизированных ракетных сил для усиления ядерных и обычных боевых инструментов Китая для «тотального боевого сдерживания». Короче говоря, продвижение китайских стратегических сил вместе со значительным качественным улучшением их возможностей, наконец объединило ядерные и обычные боевые инструменты Китая со стремлениями армейских лидеров, с командной структурой и с политической волей, необходимой для формализации доктринальных новшеств.
Однако, исходя из этой оценки, невозможно понять, принял ли Пекин и будет ли формализовать фактическую доктрину, связанную с вероятной ядерной войной; скорее, траектория военной модернизации и интеграции Китая приведет к возникновению новых рисков и неожиданных стратегических последствий. Все же, пока остается неизвестным, как именно будут осознаны новые возможности реорганизованной военной структуры. Хотя китайские стратеги часто обсуждают комбинированные методы ведения войны (чтобы сдерживать противников и контролировать эскалацию), они редко обсуждают присущие им риски, связанные с этой тактикой. Кроме того, двусмысленности во внутренних дебатах Китая в отношении политики «избегания инициирующего удара» по-прежнему будут подрывать доверие к приверженности Китая этой позиции. Безусловно, такие проблемы будут становиться более насущными, поскольку китайские военные синтезируют и расширяют свои возможности ведения гибридной войны, особенно в космосе и киберпространстве. Искажения в системе передачи приказов неумолимо скажутся на наступательных и оборонительных возможностях НОАК – из-за сокращения сроков принятия решений в кризисных ситуациях и сжатия «лестницы эскалации» приведет к увеличению рисков стратегической стабильности Азиатско-Тихоокеанском регионе.
В условиях кризиса эти риски могут усугубить существующие ошибочные представления Китая и США друг о друге, что, в свою очередь, скорее всего увеличит вероятность ранних и упреждающих атак, которые в свою очередь выльются в соревнование планировщиков кампаний в ходе конфликта. Короче говоря, простая возможность Китая использовать свои ядерные боевые инструменты в тактических миссиях для сдерживания Соединенных Штатов, в манере, сроках и целях, которые Вашингтон вряд ли ожидал, предвещает фундаментальные сдвиг в стратегии американо-китайского взаимодействия. Поэтому если американские специалисты по планированию обороны осознают возросшие военные возможности Китая ввиду изменения подходов к ядерному сдерживанию, в свою очередь предназначенных для поддержки китайского суверенитета (например, в Восточном и Южно-Китайском морях или в Тайваньском проливе), последствия применения силы со стороны США будут очень серьезными. Более того, склонность Китая к стратегической двусмысленности и непрозрачности в ядерной области (особенно это касается набора предполагаемых целей), скорее укрепит худшие ожидания Пентагона в отношении стратегических намерений Пекина.
Из всего сказанного следуют два вывода. Во-первых, оборонным аналитикам необходимо будет внимательно следить за развитием китайских возможностей ведения гибридных войн, которые увеличат количество вариантов для Пекина в будущем конфликте, и особенно за любыми изменениями в оперативных доктринах НОАК.
Наконец, во-вторых, неизвестно, насколько результативной была реконструкция НОАК, рассматривать ли ее в качестве более сильной и скоординированной боевой силы. Что, например, будет однозначно входить в обязанности новых ракетных войск Китая?
Свежие данные свидетельствуют о том, что китайский подход к планированию боевых действий продолжает оказывать влияние на усилия по ядерной модернизации, не слишком склоняясь в пользу позиции «минимального» сдерживания. Армейским инструкциям ядерных подразделений еще предстоят обновления, что зафиксируют более гибкие и надежные стратегии применения ядерного оружия. В целом, несмотря на многие ограничения, довлевшие над умами предыдущих поколений китайских планировщиков стратегий, а также с учетом постоянных качественных изменений в структуре сил НОАК, ядерные силы будут интегрированы с общей системой наступательных вооружений – в том числе для нанесения упреждающих ударов и асимметричной эскалации.
Остается несколько неизвестных, в том числе: насколько тесно будут взаимодействовать ядерные и традиционные подразделения НОАК и на каких уровнях? Кроме того, как технологии гиперзвукового оружия повлияют на эту динамику, особенно если они будут развернуты в качестве средств поддержки как обычных, так и ядерных ракет? На будущем театре военных действий, где границы между войной и миром, между стандартным и ядерным оружием, между линиями наступления и обороны все более размываются; где агрессор, вероятно, прибегнет к удару на упреждение с целью получения преимуществ; и в тех случаях, когда государства быстро внедряют все более совершенные типы вооружений, межгосударственные дилеммы безопасности будут становиться все более частыми, дестабилизирующими, как и менее разрешимыми.
