Было бы совершенно глупо отрицать, что внешние условия функционирования экономики России оказывают существенное влияние на ее состояние. Зависимость современной российской экономической системы от конъюнктуры рынков природных ресурсов, и в первую очередь нефти и газа, а также от ситуации на мировых финансовых рынках не просто велика, она носит едва ли не критический характер. Достаточно сказать, что, по данным Счетной палаты РФ, доля нефти и газа в доходах федерального бюджета в 2014 году первоначально прогнозировалась на уровне 48,1%, а в январе – апреле текущего года она составила уже 52,9%. Поэтому и падение мировых цен на нефть за последние полгода со 105-110 долл. за баррель до уровня в 75-80 долл. и ниже, и отлучение российских корпораций в результате политических санкций от новых займов у западных кредиторов, все это, разумеется, довольно заметно сказывается на самочувствии нашей экономики. Однако с утверждением, что это и есть причина прекращения экономического роста, я бы решительно не согласился.
Давайте поставим перед собой вопрос: а какими причинами определялся экономический рост в России до кризиса 2008 года?
Многие ответили бы на него просто – высокими мировыми ценами на нефть – и были бы неправы.
Во-первых, в 1999–2002 годах действовал еще и фактор восстановительного роста после катастрофического спада 90-х годов. Во-вторых, цены на нефть действительно играли решающую роль в продолжении этого роста вплоть до 2008 года. Но только дело было не просто в высоком уровне этих цен, а в том, что они в этот период почти непрерывно росли: от 9 долл. за баррель в начале 1999 года до 135 долл. летом 2008 года.
Именно на последнее обстоятельство следует обратить внимание, иначе будет совершенно непонятно, почему при весьма высоком уровне нефтяных цен в 2011–2013 годах (примерно 100-110 долл. за баррель) российская экономика вошла в полосу прогрессирующего замедления темпов роста и вплотную приблизилась к грани экономического спада.
Впрочем, все сказанное выше — еще не объяснение происходящих в российской экономике процессов, а всего лишь констатация некоторых фактов.
В чем же заключается причина замедления темпов экономического роста в России практически до нуля, а затем и перехода к вялотекущему спаду, который стал реальностью уже в 2013 году? В общем виде можно говорить о следующем. Во-первых, произошло исчерпание тех источников экономического роста, на которые было указано выше (восстановительный рост после трансформационного спада 90-х годов и использование растущих из-за благоприятной внешнеэкономической конъюнктуры нефтяных доходов). Во-вторых, сложившаяся в России экономическая модель оказалась не способна мобилизовать какие бы то ни было иные источники экономического развития.
Характерными чертами этой модели являются:
- Индуцированный (навязанный извне) характер российского капитализма. Хотя капитализм в России и имел внутренние корни — его латентные предпосылки накапливались в ходе кризиса и разложения плановой системы, — но значение этих корней в переходе к капитализму было значительно слабее, нежели роль политического выбора в присоединении России к мировой системе капиталистического хозяйства.
- Сходство российской экономической системы с моделью зависимого периферийного капитализма:
— включение в мировое разделение труда через сырьевой экспорт, имеющий гипертрофированное значение;
— слабое воспроизводственное взаимодействие экспортно-ориентированного сектора с остальными частями национальной экономики;
— высокий уровень административной ренты;
— завышенные требования к рентабельности бизнеса;
— заниженная норма накопления капитала и высокий уровень непроизводительного расходования прибыли;
— экономия на издержках воспроизводства рабочей силы;
— технологическая зависимость от более развитых стран.
- К институциональной специфике российской модели капитализма относятся высокие трансакционные издержки в сфере исполнения контрактов и защиты прав собственности; значительные барьеры в сфере межотраслевого и межрегионального движения капиталов и рабочей силы, что приводит к несбалансированности структуры экономики.
- Особенностью российского капитализма является формирование модели инсайдерского контроля в фирме, при котором владелец осуществляет контроль двумя путями: через жестко-иерархическое построение менеджмента и через замыкание на себя (часто через подставные дочерние компании) финансовых потоков фирмы. Такой способ контроля чреват высокими издержками и сужением инвестиционного потенциала фирмы.
Все эти свойства в совокупности определяют короткий горизонт инвестиционных решений и необходимость обеспечения ненормально высокой рентабельности капитальных вложений.
Поэтому в российской экономической модели чрезвычайно сужены высокорисковые инвестиции в инновационные проекты и любые долгосрочные инвестиции вообще, включая крупные вложения в обновление основного капитала. Такая ситуация создает в структуре экономики объективные преимущества либо для отраслей с короткими периодами оборота капитала (краткосрочные финансовые операции, торговля, в том числе торговля недвижимостью, ресторанно-гостиничный бизнес и другие подобные сектора сферы услуг, и т. п.), либо для отраслей с монопольными преимуществами (энерго-сырьевой сектор, отрасли т. н. естественных монополий). Напротив, отрасли капиталоемкие, с длительными сроками оборота капитала, если они не обладают монопольными преимуществами, оказываются в тяжелом положении. Ключевая промышленная отрасль, определяющая технологическую независимость страны — производство машин и оборудования — влачит жалкое существование. Более 80% потребности в машинах и оборудовании удовлетворяется за счет импорта (а в металлообрабатывающем оборудовании — более 90%).
В российской экономической модели в процессе ее формирования под влиянием условий трансформационного спада сложилась приспособительная реакция на сужение инвестиционного потенциала путем технологической примитивизации производства, экономии на обновлении основного капитала и затратах на прирост разведанных запасов полезных ископаемых, на расходах на воспроизводство рабочей силы. В результате возраст основного капитала недопустимо высок (в среднем около 20 лет), а разведанные запасы полезных ископаемых сокращаются, что в двухтысячные годы привело к парадоксальному феномену: ВВП растет, а объем национального богатства сужается.
Сложившийся к настоящему моменту средний уровень заработной платы обеспечивает долю работников в ВВП более или менее соответствующую аналогичной доле в развитых странах (около 35-40%).
Однако запредельно высокий уровень дифференциации доходов приводит к тому, что большинство работников получает зарплату заметно ниже средней арифметической.
Так, в 2012 году месячный среднедушевой доход составлял 22 954 рублей, а модальный (этот показатель как раз и говорит о том, какую зарплату получает наибольшая часть работников) — всего 9218 рублей. Такой разрыв в доходах не только создает значительный сегмент населения, находящегося ниже уровня бедности, но и оказывает дестимулирующее действие на трудовую активность работающего населения в целом. Кроме того, уровень социальных трансфертов в сфере образования и здравоохранения не достигает величин, обеспечивающих необходимые стандарты нормального воспроизводства рабочей силы: возникает дефицит квалифицированных кадров в целом ряде отраслей, а уровень смертности населения в работоспособных возрастах недопустимо высок.
Таким образом, российская экономическая модель, утратив источники роста, покоившиеся на внешнеэкономической конъюнктуре, не приобрела никаких иных. Экстенсивные источники роста — вовлечение в производство новой рабочей силы, дополнительных природных ресурсов, строительство новых предприятий — недоступны в силу суженного воспроизводства населения, истощения разведанных запасов полезных ископаемых и заниженной доли накопления в национальном доходе. Интенсивные источники роста недоступны в силу низкой инновационной активности и низких темпов обновления основного капитала, что усугубляется почти полным размыванием национального технологического ядра экономики.
Предпринимаемые за последние несколько лет усилия по активизации государственных капиталовложений и поощрению инновационной деятельности нельзя сказать, что не дали вообще никаких результатов. Однако все происходило в точности по известному английскому выражению: “too little and too late” — «слишком мало и слишком поздно». Достигнутый эффект оказался совершенно несоизмерим с затратами, и уж во всяком случае не смог хоть как-нибудь повлиять на общую неблагоприятную тенденцию эволюции российской экономики. В 2011 году прирост ВВП России составил 4,3%, в 2012 — 3,4%, в 2013 г. — только 1,3%, а в 2014 году экономика вошла в полосу рецессии.
Модель, при которой высокие нефтегазовые доходы — частично через крупные корпорации, частично через госбюджет — постепенно «просачивались» в остальную экономику и поддерживали внутренний спрос и экономический рост, стала неработоспособной еще до резкого падения нефтяных цен.
При уровне этих цен в 80-85 долл. (а именно на таком уровне они, вероятнее всего, стабилизируются) об этой модели вообще следует забыть.
Некоторые надежды на изменение ситуации появились как раз в связи с ухудшением внешнеполитической конъюнктуры. В этих условиях, казалось, правительство возьмется уж, наконец, за мобилизацию внутренних источников экономического развития. Но как десять лет назад правительство ответило на низкую инновационную активность разговорами об инновационной экономике, на ухудшение структуры экономики — разговорами о реиндустриализации, так и сейчас ответом на растущее давление со стороны транснационального капитала Запада стали разговоры об активной промышленной политике и импортозамещении. Какие-то реальные шаги заметны только в оборонной отрасли, но и они стали не следствием каких-то изменений в экономической политике или тем более в национальной экономической модели, а вызваны всего лишь административным нажимом.
Приходится констатировать, что правительство оказалось не готово покуситься на сложившийся баланс экономических интересов между различными фракциями правящего класса, а потому и не в состоянии сколько-нибудь серьезно изменить экономическую политику, более двадцати лет ведущую Россию в тупик.
