14 марта в центре «Мемориал» открылась выставка «Рисуем суд-2», кураторами которой являются художницы Виктория Ломаско и Злата Понировская. На выставке представлены работы художников, рисовавших в зале суда на громких процессах последнего времени. Специально для Рабкор.ру на вопросы Людмилы Бычковой ответила Виктория Ломаско.
Первая выставка «Рисуем суд» была организована во время второго процесса Лебедева и Ходорковского, и вас поразило, что на громкие процессы приходит много людей, в том числе людей творческих, активных — художников, журналистов, а другие процессы не освещаются совершенно.
Это не совсем так, потому что я уверена, что и на процесс Ходорковского не ходили бы десятки художников, если бы организаторы первого проекта «Рисуем суд» не объявили приз — поездку в Нью-Йорк. Многих из этих художников я потом безуспешно звала на другие процессы. Вместе со Златой Понировской мы решили, что «Рисуем суд-2» будет чисто активистским проектом, здесь нет уже приза — просто если кто-то хочет поддержать заключённых, тот и участвует.
После процесса Ходорковского я рисовала и на других судах. Например на процессах Сергея Мохнаткина и Михаила Бекетова. Процесс Бекетова — по-моему, самое безобразное, что вообще может происходить на свете: искалечить человека, а потом инвалида на реанимобиле привозить и судить за клевету. И, к сожалению, была очень маленькая общественная поддержка, я рисовала там, чтобы поддержать и привлечь внимание. Мне стало понятно, что моих сил не хватит на все безобразные процессы, которые сейчас происходят в России. Надо агитировать, приглашать других художников, собирать все рисунки, которые есть, в общий архив, потому что вместе они производят более сильное впечатление.
И ваша выставка «Рисуем суд-2» посвящена процессу по делу 6 мая и несправедливости ныне существующей судебной системы?
Выставка посвящается «узникам 6 мая», потому что там очень много обвиняемых, процесс продолжается, при этом не понятно, почему такая маленькая общественная поддержка. Ведь, в отличие от других судов, особенно иногородних, многие москвичи были в курсе дела. Где все эти тысячи, которые участвовали в «Марше миллионов» 6 мая?
Легко ли художнику попасть в зал суда?
Конечно, на такие громкие процессы даже с журналистской корочкой попасть тяжело. Мне, например, каким-то фантастическим образом всегда везло — даже на процессе Pussy Riot я попадала в зал.
Известно, что в США судебный художник — официальная профессия. В связи с существующим запретом на фото- и телесъемку в зале суда возник целый жанр со своими требованиями. А есть ли в США такие же художники-активисты, как те, чьи работы представлены здесь на выставке?
Когда была первая выставка «Рисуем суд», я вместе с другими победителями поехала в Нью-Йорк, и мы познакомились с американскими судебными художниками. Там это хорошо оплачиваемая профессия, художники рисуют в зале суда для телевидения, сайтов и журналов большие цветные рисунки. Это реалистическое рисование, которое может заменить фотосъемку. Может быть, у них есть и художники-активисты, но я с ними не знакома.
В России просто нет такой оплачиваемой профессии — судебный художник.
Зато у нас есть активисты, которые начали рисовать в поддержку политзаключенных. Например, в «Рисуем суд» участвует Влад Тупикин — он журналист и издает самиздат «Воля», с которым я сотрудничаю. Посмотрев, как я рисую на судах, Влад теперь рисует сам, хотя до этого у него не было никакого художественного опыта. Первично здесь возмущение происходящим, стремление зафиксировать то, что происходит — вынести это из зала суда и показать остальным.
Существовало ли что-то подобное в отечественной традиции?
Я интересовалась нашей российской традицией судебного рисования — вообще была ли она? Например, несколько человек рисовали процесс первомартовцев. Это же крайне интересно: народовольцы, убийство царя. Рисовали процесс: полицейский художник А. Насветевич, врач и путешественник Павел Пясецкий и художник-передвижник Константин Маковский. Я стала искать в Ленинке об этом информацию, нашла только одну статью, в издании «Былое». Как пишут, Константин Маковский был на стороне царя и именно поэтому пошёл рисовать «предателей и негодяев». А рисунки, кстати, очень хорошие. Дореволюционные и советские судебные рисунки не собраны в архивы, не описаны, не проанализированы. И мне очень не хочется, чтобы с нашим современным опытом произошло то же самое. Потому что уже сейчас, когда мы собирали рисунки для выставки, выяснилось, что многие художники их потеряли или подарили. Пришлось приложить большие усилия, чтобы собрать то, что было сделано год назад.
Сколько всего процессов представлено на выставке, какова её структура?
Всего на выставке представлено двадцать процессов, и к ним разное количество работ — от двух до семи. Экспозиция разделена на две части: в одной оригиналы — процессы уже завершены и все освободились, и эти рисунки — исторические документы. Во втором зале — увеличенные рисунки, распечатанные как плакаты, о тех, кто сейчас сидит, кого сейчас судят. У судебного рисунка две функции: сначала репортажная, агитационная, а потом — как исторического документа.
Каков гуманистический посыл проекта «Рисуем суд-2» и что вы лично, не как художник, а просто как человек можете сказать по этому поводу?
Во всех рисунках видно большое сочувствие к подсудимым, потому что изначально понятно — они обречены. На судах обвиняемых резко обрывают, не дают задавать адвокатам вопросы, судьи часто ведут себя хамским образом, выступает совершенно разное количество свидетелей со стороны защиты и обвинения. Все эти моменты повторяются из суда в суд, из процесса в процесс. По отдельности кто-то может сказать: «ну здесь плохая судья», «ну здесь случайность», «здесь перепутали», «здесь люди сами виноваты». А когда всё собрано вместе, складывается ясная картина отсутствия правосудия и полнейшего беспредела. Я была 6 мая на Болотной, видела, как безоружные люди пытались защититься от ОМОНа. И как очевидца событий, несправедливость этого процесса задела меня особенно. И эта выставка — наша лепта в деле помощи этим людям и в поиске справедливости.