Некоторое время назад один знакомый по возвращении из командировки в Калифорнию рассказал мне весьма любопытную историю. Есть в США очень успешная компания под названием Ocean Spray. Она производит соки, напитки, а также фруктовые ингредиенты для различного рода товаров. Фирма является одним из крупнейших производителей в данной отрасли на территории всей Северной Америки.
Но автор данной статьи вряд ли написал бы строки, посвящённые Ocean Spray, если бы не один очень важный нюанс. Компания является разросшимся до огромных масштабов фермерским кооперативом, насчитывающим более 700 членов, которые непосредственно принимают участие в жизни предприятия. Примечательно, что в интервью даже верховные руководители именуют коллектив Ocean Spray «семьёй».
Разумеется, социалисты не могут считать такое предприятие идеальным. На нём, помимо 700 владельцев, трудится ещё порядка 2000 наёмных рабочих, да и в целом оно является частью рыночного механизма. Но очевидно, что Ocean Spray радикально отличается от подавляющего большинства как частных, так и государственных предприятий. В связи с этим любопытнейшим примером, возникшим в недрах капиталистической системы, хотелось бы обратить внимание на значимую для радикальных левых в России и в мире тему общественной собственности на средства производства.
В нашей стране и за её пределами часто возникают споры вокруг темы приватизации и национализации средств производства. Либералы с пеной у рта доказывают, что частная собственность на хозяйственные субъекты обеспечивает их более высокую эффективность. Их оппоненты (в том числе — многие левые и псевдо-левые) рубят воздух руками и приводят аргументы в пользу государственной формы собственности на средства производства.
Ложь либералов в данном случае вскрывается довольно просто, и если бы не мощная пропагандистская работа, то от мифа об эффективности частной собственности давно уже не осталось бы и следа. Статистика крайне немилосердна по отношению к сторонникам рынка. В лучшем для господ-либералов случае производительность предприятия не зависит от того, в чьей собственности оно находится; в худшем же оказывается, что эффективность частных предприятий ниже, чем у государственных. Навскидку можно вспомнить хотя бы пример, приводимый в одном из пособий по «Менеджменту» (см. Табл. 1), который содержит данные по работе европейских предприятий за 1995 год (с тех пор, кстати, коэффициенты не слишком сильно изменились). Лишь в Бельгии частники работали чуть эффективнее, чем государственные предприятия. Да и зачем ходить за примером к ЕС, если в нашей стране приватизация привела к подрыву целых отраслей. Это явно не показатель более высокой эффективности. Однако мысль о совершенстве частной собственности транслируется повсеместно — начиная от телеэкранов и заканчивая школьными учебниками. Правящий класс защищает себя всеми возможными неправдами.
Но и поддерживать сторонников государственной собственности на средства производства если и хочется, то со значительными оговорками. Борьба с приватизацией и стремление к национализации предприятий вкупе с природными ресурсами становится для многих из них едва ли не самоцелью. Здесь можно понять, к примеру, фанатов Кургиняна — им нужна великая империя, СССР 2.0, а для такого дела мощный государственный сектор в экономике действительно необходим. Но те, кто хотят называть себя социалистами без кавычек, должны мыслить шире.
Сама по себе национализация ресурсов и предприятий, конечно, даст определённое количество средств, которые можно будет вложить в ту же социальную сферу. Однако проблемы тогда не будут исчерпываться только необходимостью выстраивания новой системы управления государственным сектором экономики. Надо помнить, что цель социалистов — выстроить принципиально новые связи между работником и капиталом. В случае замены хозяина-капиталиста или же множества акционеров на государство с его бюрократами положение трудящегося не слишком изменится. Это будет тот же отчуждённый подневольный труд. И даже возможный всплеск энтузиазма, подобный тому, что имел место быть в 1930-е годы в Советском Союзе, не сможет надолго затмить реальное положение вещей. В этом смысле стоит согласиться с известным французским анархистом Морисом Жойо, который писал: «Мы против капиталистической системы, как либеральной, так и государственной».
Мы должны идти к той модели экономики, при которой не капитал нанимает и использует человека, но человек сам использует капитал. Национализация собственности на средства производства может стать промежуточным звеном на этом пути (об этом писали и классики марксизма), но отнюдь не конечным. Истинная же цель — не огосударствление, но обобществление, социализация. Общественная собственность является присвоением благ всем обществом (народом или же народами) в целом.
И здесь важно не попадаться на разного рода уловки. В Конституции СССР 1977 года декларировалось: «Земля, ее недра, воды, растительный и животный мир в их естественном состоянии являются неотъемлемым достоянием народов, проживающих на данной территории, находятся в ведении Советов народных депутатов и предоставляются для использования гражданам, предприятиям, учреждениям и организациям». Даже здесь из второй части предложения мы видим, что собственность являлась де-факто не общественной, а государственной.
Но что же тогда есть общественная собственность на средства производства? Быть может, это сущая утопия и автор напрасно тратит время на написание подобных строк? К счастью, мы располагаем примерами, которые показывают нам, что подобная модель собственности не только возможна, но уже и реализовывалась на практике.
Оставив в стороне различного рода христианские общины и даже весьма любопытные эксперименты социалиста-утописта Роберта Оуэна, остановимся на хронологически более близком к нам примере. Здесь имеется в виду небезызвестная французская фабрика «Буамондо», которая существовала в 40-70-е гг. XX в. и стала одним из семи крупнейших предприятий страны, производивших корпуса для часов.
Набрав сотрудников, которые сделали паевые вложения в общее дело, Марсель Барбю предложил установить диковинные порядки на предприятии. Принцип всеобщего равенства находил своё воплощение не только в выборности руководства, но и в регулярных совместных обсуждениях, где каждый прямо мог высказать свои претензии и к руководству, и к коллегам, и к условиям работы. Мгновенное решение проблем таким образом устраняло противоречия внутри предприятия. Был введён кодекс морально-этических норм на предприятии, далее начали организовываться различного рода просветительские и познавательные курсы на заводе. Стоит ли говорить о том, что работниками публично обговаривалось распределение доходов дабы избежать экономической несправедливости? Были даже созданы два различных сектора на предприятии — промышленный и социальный. Такие условия привели к закономерным последствиям — труд стал более производительным, качественным, что позволило выделять значительное количество времени как на общественные, так и на личные дела. Сам же завод фактически превратился в коммуну.
Всё это выглядело бы сущей сказкой, если бы не существовало в реальности на удивление всем на протяжении более чем 30 лет. И отнюдь не одни энтузиасты-социалисты собрались на данном заводе — там было достаточно людей различных политических воззрений. Примеров подобных предприятий, работавших и работающих весьма эффективно, довольно много.
Разумеется, здесь не следует уходить в излишний анархо-синдикализм — ведь необходимы некие органы, налаживающие координацию между хозяйственными субъектами и задающие им определённый план общего развития. Но это не должно превращаться в диктат бюрократии, подобно тому, как это произошло во многих странах соцлагеря.
Таким образом, мы имеем примеры сверхуспешных капиталистических кооперативов, подобных Ocean Spray, а также не менее примечательные образцы коммун вроде «Буамондо». Поэтому, выдвигая лозунги национализации природных ресурсов и предприятий, социалисты должны понимать, что это лишь первый шаг, за которым должен последовать другой, и описанные выше примеры довольно ясно указывают его направление. И есть все основания полагать, что труд на таких хозяйственных субъектах, будучи уже не бессмысленным и отчуждённым, окажется куда более эффективным, нежели на обычных государственных предприятиях. Что же касается «частников», то, увы: в рамках наиболее совершенной экономической модели, за которую они сами декларативно выступают, их место окажется (в лучшем случае) довольно скромным.
